Маятник Фуко - Умберто Эко

Я ждал Ребиса, ребенка-гермафродита, философскую соль, венец белого дела.

Мне казалось, что я знаю все. Возможно, все, что я успел прочесть за последние месяцы, приливом наполнило мою голову, а может быть, Лоренца передавала мне свои познания прикосновением руки, и поэтому я не переставал ощущать ее слегка влажную ладонь.

Я с удивлением заметил, что шепчу далекие имена, имена, которыми, как мне было известно, философы обозначали Белое, а я, возможно, с их помощью взывал к Лоренце; не знаю, может, я повторял их про себя словно искупительную молитву: Медь белая, Агнец непорочный, Аибатест, Альборах, Святая Вода, Ртуть очищенная, Аурипигмент, Азок, Борак, Камбар, Каспа, Белила, Свеча, Шайя, Комериссон, Янтарь, Евфрат, Ева, Фада, Ветер западный, Первооснова Искусства, Камень драгоценный Дживиниса, Алмаз, Зибах, Цива, Вуаль, Нарцисс, Лилия, Гермафродит, Хае, Ипостась, Гиле, Молоко Богородицы, Камень единственный, Луна полная, Мать, Масло животворящее, Стручок, Яйцо, Флегма, Точка, Корень, Соль Природы, Земля лиственная, Тевос, Тинкар, Пар, Вечерняя Звезда, Ветерок, Мужеподобная Женщина, Стекло Фараона, Моча Ребенка, Гриф, Плацента, Менструация, Слуга мимолетный, Рука левая, Сперма Металлов, Душа, Олово, Сок, Сера елейная…

В смолянистом вареве, приобретшем теперь сероватый оттенок, появилась черта горизонта, ее составляли скалы и усохшие деревья, над которыми заходило черное солнце. Затем вспыхнул ослепительный свет, и возникли искрящиеся изображения, которые отражались со всех сторон, создавая эффект калейдоскопа. Повеяло литургическим, церковным запахом, у меня разболелась голова, я как бы почувствовал груз на лбу, и перед глазами предстал утопающий в роскоши зал с золочеными гобеленами: возможно, происходило свадебное пиршество, женихом был принц. Одетая в белое невеста, за ними — старый король и королева на тронах, рядом — воин и еще один король, чернокожий. Перед королем небольшой алтарь, на нем — обтянутая черным бархатом книга и канделябр из слоновой кости. Рядом с канделябром — вертящийся глобус и часы, на верхушке которых возвышался небольшой хрустальный фонтан, откуда непрерывно била вода цвета крови. На фонтане, кажется, лежал череп, из его глазницы выползала белая змея.

Лоренца шептала мне на ухо слова, легкие как дыхание. Но я не слышал ее голоса.

Змея двигалась в такт грустной и медленной музыке. Сейчас старые монархи переодевались во все черное, перед ними поставили шесть накрытых крышками гробов. Послышалось несколько угрюмых звуков басовой трубы, и появился человек в черном капюшоне. Пришло время священной экзекуции, которая проходила как бы при замедленной съемке, причем король давал на нее согласие с какой-то скорбной радостью, смиренно опустив голову. Затем человек в капюшоне замахнулся топором, лезвие молниеносно начертило маятниковый путь, удар его отразился на каждой блестящей поверхности, передавшись дальше, на другие поверхности, покатились тысячи голов; и с этого момента кадры сменяли друг друга, но я уже был не в состоянии уследить за их смыслом. Кажется, все, в том числе и чернокожий король, были обезглавлены и положены в гробы, а затем зал превратился в берег моря или озера, и мы увидели, как причалили шесть освещенных кораблей, на них перенесли гробы, корабли отплыли по водному зеркалу и растаяли в темноте за линией горизонта, а тем временем запах ладана стал осязаем, поскольку превратился в густое испарение; на какой-то миг в меня вселился страх оказаться среди приговоренных, а вокруг меня то и дело раздавался шепот: «свадьба, свадьба…»

Контакт с Лоренцой прервался, и только теперь я обернулся, чтобы отыскать ее среди теней.

А зал уже превратился в склеп или огромную гробницу, своды которой освещал небывалой величины карбункул.

В каждом углу появились женщины в одеждах девственниц, а вокруг двухэтажного котла возвышался замок на каменном цоколе, портик был похож на печь; из двух боковых башен виднелись два алембика, оканчивающихся яйцевидными колбами, а третья, центральная, башня верхушкой переходила в фонтан…

В цоколе замка видны были обезглавленные тела. Одна из женщин принесла шкатулку, вынула из нее какой-то круглый предмет и положила его на цоколь, прямо под сводами центральной башни, на вершине сразу же заработал фонтан. Прошло какое-то время, пока я узнал этот предмет: это был голова мавра, пылавшая теперь словно сухое полено, доводя воду в фонтане до кипения. Испарения, шипение, бульканье…

На этот раз Лоренца положила мне руку на затылок и стала осторожно поглаживать мне голову, как она это делала в машине с Якопо. Пришла женщина, в руках она держала золотой шар, поднесла его к печи цоколя, открыла краник и наполнила шар красной густой жидкостью. После этого сфера раскрылась, и внутри нее вместо красной жидкости оказалось большое красивое яйцо, белое как снег. Женщины достали его и установили на земле, на куче желтого песка, яйцо раскрылось, и из него вышла птица, пока еще бесформенная и вся истекающая кровью. Однако, орошенная кровью обезглавленных людей, она стала расти на наших глазах и превратилась в великолепное создание.

Теперь они отрубили голову птице и сжигали ее на небольшом алтаре до тех пор, пока она не превратилась в пепел. Кто-то замесил пепел словно тесто, которое затем уложили в две формы и поставили в печь, раздувая огонь через трубки. Наконец формы открыли. Из них вышли почти прозрачные, нежные, облаченные в плоть фигурки мальчика и девочки ростом не более четырех пядей, похожие на живые создания, однако с глазами еще стеклянными, неорганическими. Их усадили на подушки, и какой-то старик поил их по капле кровью…

Пришли другие женщины с позолоченными трубами, украшенные зелеными коронами, и протянули одну из труб старику, он поднес ее ко ртам двух созданий, все еще пребывающих в состоянии между растительной вялостью и сладким животным сном, чтобы вдохнуть душу в их тела… Зал наполнился светом, свет постепенно сменился полумраком, а затем — полной темнотой, которую слегка рассеивали лишь оранжевые лампочки, после чего наступил величественный рассвет, высоко и звучно запели трубы, вокруг разлился ослепительный рубиновый свет. В этот момент я потерял Лоренцу и понял, что больше не смогу ее найти.

Все стало огненно-красного цвета, который медленно перешел в цвет индиго, а затем в фиолетовый, и экран погас. Головная боль стала невыносимой.

— Мистериум Магнум, — громко и спокойно произнес стоявший рядом со мной Алье.

— Возрождение нового человека через смерть и страдания. Должен признать, отличное исполнение, даже если пристрастие к аллегориям повлияло на точность воспроизведения всех этапов. Естественно, вы видели всего лишь представление, но оно рассказывает о Вещи. И наш хозяин утверждает, что ему удалось эту Вещь воспроизвести. Пойдемте, господа, посмотрим на свершившееся чудо.

59

И если рождаются такие чудовища, надо полагать, что это — творение природы, хотя внешне они отличаются от человека.

Paracelse. De Homunculis, в: Operum Volumen Secundum, Geneva, DeToumes, 1658, с.475

Мы вышли в сад, и я сразу же почувствовал себя лучше. Я так и не решился спросить у остальных, действительно ли приехала Лоренца. Это был сон. Но сделав несколько шагов, мы вошли в оранжерею, и я опять ощутил удушье от жары. Среди растений, в основном тропических, стояли шесть стеклянных, герметично закрытых и опечатанных колб, отлитых в форме груши или, возможно, слезы и наполненных жидкостью лазурного цвета. Внутри каждой из них плавало по существу сантиметров двадцать ростом. Мы узнали седовласого короля, королеву, мавра, воина и двух отроков — один голубой, другой розовый — увенчанных лаврами… Они совершали грациозные плавательные движения так, словно находились в родной среде.

Трудно было понять, сделаны они из пластика, воска или же речь идет о живых существах, поскольку мутная жидкость не позволяла увидеть, действительно ли их слабое дыхание настоящее или же это просто оптический обман.

— Похоже, они растут с каждым днем, — сказал Алье. — Ежедневно с утра сосуды зарывают в куче свежего навоза, конского, еще теплого, который обеспечивает самую подходящую для роста температуру. Именно поэтому Парацельс указывает, что гомункулусов необходимо выращивать при температуре лошадиной утробы. Наш хозяин утверждает, что эти гомункулусы разговаривают с ним, поверяют ему секреты, пророчат, один раскрывает настоящие размеры Храма Соломона, другой рассказывает, как изгнать демонов… Честно говоря, лично я никогда не слышал, чтобы они говорили.

У них были очень выразительные лица. Король нежно смотрел на королеву, его взгляд был полон любви.

— Хозяин говорит, что однажды утром увидел неизвестно как выбравшегося из сосуда синего отрока, который пытался откупорить сосуд своей спутницы… Находясь вне своей стихии, он с трудом дышал; его еле удалось спасти, поместив обратно в жидкость.