Барчестерские башни - Антони Троллоп

Но и до этого тут был один печальный человек. Брада мистера Эйрбина не тряслась так, как следовало бы. Он приехал, надеясь на самое лучшее, стараясь думать самое лучшее о встрече с Элинор; он перебирал в памяти все, что она говорила о мистере Слоупе, и пытался вывести из этих немногих слов заключение, неблагоприятное для его соперника. Он, правда, не рассчитывал точно узнать в этот день намерения вдовы, но думал хотя бы вернуть себе ее былую дружбу, а это в его нынешнем настроении неминуемо кончилось бы признанием в любви.

Накануне он провел первый вечер в уединении своего нового дома. И ему было грустно и одиноко. Миссис Грантли не ошиблась, утверждая, что приходу Св. Юолда понадобится священница. Он долго сидел за стаканом вина, а потом за чашкой чая и думал об Элинор Болд. Как всегда бывает в таких случаях, он без конца мысленно упрекал ее — за то, что ей нравится мистер Слоуп, и за то, что ей не нравится он; за то, что она была с ним ласкова, и за то, что она была с ним неласкова; за то, что она упряма, безрассудна и вспыльчива. Но чем больше он о ней думал, тем сильнее влюблялся. О, если бы вдруг оказалось... если вдруг могло оказаться, что она защищала мистера Слоупа не из любви, а из принципа, все было бы хорошо. Сам по себе этот принцип похвален, очарователен, исполнен женственности. Он чувствовал, что такую степень расположения к мистеру Слоупу он мог бы допустить. Но если... тут мистер Эйрбин без всякой надобности стал тыкать кочергой в огонь, сделал сердитое замечание своей новой служанке, которая пришла убирать со стола, и, откинувшись на спинку кресла, решил уснуть. Почему она заупрямилась и не захотела ответить на простой вопрос? Не могла же она не понять, кем она стала для него. Почему же она не ответила на простой вопрос и не рассеяла его тревоги? И вместо того, чтобы спокойно задремать в кресле, мистер Эйрбин начал как одержимый мерить комнату шагами.

На следующее утро он явился к мисс Торн в еще довольно смятенном состоянии духа. Сначала ему пришлось беседовать с миссис Клентентрем, и этой даме не удалось выбить из него даже искру сочувствия к судьбе ее рокелора.

Мисс Торн спросила его, приедет ли миссис Болд вместе с Грантли, и, услышав эти имена, он чуть не подпрыгнул на стуле.

И вот, пока в его сердце боролись растерянность, надежда и смущение, мистер Эйрбин увидел, как мистер Слоуп с самой своей полированной улыбкой помогает Элинор выйти из кареты. И он утратил способность рассуждать. Он не задумался над тем, чья это карета — ее, мистера Слоупа или кого-то третьего, чьей любезностью они воспользовались независимо друг от друга. Этого зрелища в его нынешнем настроении было достаточно, чтобы он уверовал в самое худшее. Все было ясно, как божий день. Если бы мистер Слоуп подсаживал Элинор в белой фате в карету у дверей церкви, истина и то была бы менее явной. Мистер Эйрбин вернулся в дом и, как мы уже видели, вскоре удалился в сад с мистером Хардингом. Затем к ним подошла Элинор, и он вынужден был отойти и либо прогуливаться в одиночестве, либо подыскать себе нового спутника. В эту минуту его увидел архидьякон.

— Неужели правда,— сказал доктор Грантли,— что мистер Слоуп и миссис Болд приехали сюда вместе? Сьюзен уверяет, что видела их в одной карете, когда шла по двору.

Мистеру Эйрбину оставалось только подтвердить, что глаза не обманули миссис Грантли.

— Какой стыд! — воскликнул архидьякон.— А вернее, какое бесстыдство! Ее пригласили сюда, как мою гостью, и если уж она решила себя опозорить, то все-таки могла бы постесняться моих друзей. Но как он-то тут очутился? Неужели она дошла до того, что сама его сюда привезла?

На это мистеру Эйрбину ответить было нечего, да он и не хотел отвечать. Как ни бранил он Элинор про себя, он не собирался бранить ее вслух и не хотел слушать, как ее бранят другие. Но доктор Грантли был рассержен и не щадил свояченицы. Поэтому мистер Эйрбин, воспользовавшись первой же возможностью, отошел от него и вернулся в дом.

Вскоре прибыла синьора. Некоторое время мистер Эйрбин боролся с искушением и поглядывал на нее издали, но едва мистер Торн оставил ее, как он сдался василиску.

Неизвестно откуда, но синьора инстинктивно знала, что мистер Эйрбин влюблен в миссис Болд. Люди, охотясь на лисиц с гончими, знают, что возможно это благодаря острому чутью собак. Чутье, с помощью которого женщины распознают, как относятся мужчины к другим женщинам и другие женщины — к мужчинам, столь же остро и столь же непостижимо. Достаточно одного взгляда, слова, движения. И, пустив в ход это женское чутье, синьора узнала, что мистер Эйрбин любит Элинор Болд, а потому, вполне естественно, она пустила в ход и другие женские способности, чтобы запутать мистера Эйрбина в своих сетях.

Дело было наполовину сделано еще до их встречи в Уллаторне, и это ли был не случай довести его до успешного конца? Мистером Слоупом она уже почти пресытилась, хотя ей еще нравилось разжигать в благочестивом ханже отчаянную и губительную страсть. Мистер Торн оказался слишком уж легкой добычей. Он был богат, а потому покорить его было полезно, но как поклонник он немногого стоил. Она, можно сказать, оценивала его, как любитель охоты оценивает фазана — эту птицу так легко подстрелить, что в нее никто не стал бы стрелять, не будь она столь внушительным украшением кладовой. Синьора не стала бы тратить много времени на мистера Торна, но все же его не мешало отправить в ягдташ для хозяйственных нужд.

Но мистер Эйрбин был дичью иного рода. Синьора сама была достаточно умна, чтобы понять, что мистер Эйрбин обладает редким умом. Она знала также, что он священник совсем иного толка, чем мистер Слоуп, и джентльмен гораздо более образованный, чем мистер Торн. Она не стала бы и пытаться обрекать мистера Эйрбина на смешные мучения, как мистера Слоупа, и понимала, что не справится с ним за десять минут, как справилась с мистером Торном. Вот что думала синьора о мистере Эйрбине.

Он же, пожалуй, вовсе о ней не думал. Он знал, что она красива, и чувствовал, что она может его пленить. А его тоска была так велика, что ему хотелось быть плененным, и потому он приблизился к изголовью ее кушетки. Синьора все это прекрасно понимала. Таковы были ее особые способности. Чутье подсказывало ей, что он хочет быть пленен, а пленять было ее призванием. Как восточный ленивец дурманит себя опиумом, как лондонский пьяница дурманит себя джином, так мистер Эйрбин из тех же побуждений и по тем же причинам готов был одурманиться чарами синьоры Нерони.

— Почему вы не стреляете из лука, мистер Эйрбин? — спросила она, когда они остались в гостиной почти вдвоем.— Не беседуете с юными девицами в тенистых беседках? И не ищете другого применения своим талантам? Ведь зачем же сюда приглашали холостяков вроде вас? Разве вы не намерены отработать свою долю холодного цыпленка и шампанского? На вашем месте я устыдилась бы такой нерадивости.

Мистер Эйрбин ответил что-то неопределенное. Он хотел, чтобы его пленили, но еще не был готов к игривым разговорам.

— Какая грусть томит вас, мистер Эйрбин? Вы ведь у себя в приходе, и мисс Торн сказала мне, что праздник устроен в вашу честь, и все же только вы тут печальны. Ваш друг мистер Слоуп подходил ко мне несколько минут назади весьма оживленный и веселый. Что вам мешает успешно с ним соперничать?

Маделина Нерони была весьма наблюдательна и сразу увидела, что попала по самой шляпке гвоздя. Мистер Эйрбин вздрогнул, и она поняла, что он ревнует к мистеру Слоупу.

— Впрочем, в моих глазах вы с мистером Слоупом — полнейшие антиподы,— сказала она.— Вы противоположны друг другу во всем, кроме профессии, но и в ней между вами настолько нет ничего общего, что и это исключение лишь подтверждает правило. Он любит общество, вы нелюдим. Он деятелен, вы пассивны. Он трудится, вы размышляете. Ему нравятся женщины, вы их презираете. Он ценит высокое положение и власть. Вы тоже, но по иным причинам. Он любит похвалы себе, вам же, как это ни глупо, они неприятны. Он получит желанную награду — серенькую хозяйственную жену, приличное состояние и репутацию строгого благочестия. А вы получите свою.

— И какую же? — сказал мистер Эйрбин, понимая, что ему льстят, но мирясь с этим.— Какую же награду получу я?

— Сердце женщины, но аскетизм помешает вам признаться себе, что вы ее любите; и уважение немногих друзей, но гордость помешает вам признаться, что оно вам дорого.

— Чудесные награды! Но такое отношение обесценивает их.

— О, вам не сужден успех, ожидающий мистера Слоупа. Он рожден преуспевать. Он ставит перед собой цель и жадно ее добивается, ни на что не обращая внимания. Ему не грозят ни угрызения совести, ни страх, ни сомнения. Он хочет стать епископом и семьянином — сначала он обзаведется женой, потом митрой. Вы увидите это, и тогда...

— Ну, и что же тогда?

— Тогда вы пожалеете, что не добились того же.