Призрак замка Гримуар. Рождественский детектив - Шарлотта Фрост

все богатства мира, повышались… Шаг за шагом вы шли к своей цели.

Зиггер встал с кресла, взмахнул полами фрака. Ноздри его затрепетали от возмущения.

– Да вы предатель! Волк в овечьей шкуре! – воскликнул он.

Йозеф опустил глаза в пол, съежился и быстро застегнул свой жилет, будто пытаясь спрятаться.

– Вы установили в доме музыкальные колонки, невидимые для постороннего глаза, по ночам пугали гостей потусторонними звуками… Переставляли местами обувь и мебель, подавали испорченные продукты. Писали таинственные записки… Евгений видел вас однажды ночью. Вы тогда готовили свои шалости под покровом ночи, не так ли?

В общем, все у вас шло согласно плану, хоть и очень медленно. Веселые проделки получались прекрасно, а вот настоящий саботаж удавался вам все же с большим трудом. Вам порой было сложно придерживаться одной и той же линии: врожденная гостеприимность мешала вам совершать по-настоящему неприятные поступки, и ваша душа постоянно разрывалась между тем, чтобы напугать гостей – и от души накормить их, развеселить, порадовать шикарным обедом… Поэтому дело шло медленно. И все же, шаг за шагом слава о странных событиях в гостинице распространялась. Рано или поздно «Гримуар» совсем перестал бы приносить прибыль, и появился бы шанс, что герр Зиггер выставит дом на продажу. И тогда вы стали бы хозяином своего родового гнезда! Таков был ваш план, Йозеф…

– Да как вы посмели! – снова закричал Зиггер. – Это мой дом, я купил его совершенно законно и имею на него все права! Я подам на вас в суд, Йозеф!

Управляющий посмотрел на него виноватым взглядом из-под насупленных бровей.

Мари снова не обратила на слова хозяина никакого внимания.

– Итак, Йозеф, вы писали записки от лица привидения, – продолжила она. – Да, вы знаете и монтафонский диалект, но писали вы на Hochdeutsch106, на верхненемецком языке! Стиль ваших записок не менялся: все три записки написаны в одном стиле. А вот последнее послание… – Мари достала из сумки все записки, разложила их на крышке рояля. – Если внимательно приглядеться, то края последней записки выглядят не так, как на остальных! Совершенно очевидно, что пользовались другими ножницами… Взгляните сами! Ваши записки, Йозеф, вырезаны ровно, длинными сильными движениями. Видно, что здесь орудовали ножницами с длинными лезвиями. А вот новая записка. Смотрите, вы видите вот эти мелкие зазубрины? Здесь очень хорошо видно, что бумага вырезана маникюрными ножничками. Лезвия короткие. Да и бумага уже другой плотности… В общем, у меня достаточно аргументов в пользу того, что вы не писали последнюю записку, Йозеф! Все шалости привидения прекратились сразу же после смерти доктора. Вы быстро поняли всю серьезность происходящего, и вам стало уже не до игр и шуток.

Управляющий снова заерзал на стуле, шумно выдохнул.

– Да, я не писал последней записки. – Он кивнул и горестно потупился. – А вот все остальное, что вы рассказали, – чистая правда! – Он снова громко вздохнул, пошевелил бровями, покаянно развел руками. – Виноват, кругом виноват! Каюсь, я действительно хотел вернуть свой дом! Поймите, это последнее, что связывает меня с моим детством. Со всем, что мне дорого! – Йозеф поднялся со стула, прошелся по зале, качая головой и скорбно цокая языком. – Вот здесь, у огня, сидела вечерами за вязанием моя мама, – Йозеф погладил спинку кресла, с нежностью покачал головой. На глаза его навернулись слезы. – А за этим столом отец помогал мне с уроками… В моей жизни нет ничего дороже того времени! Конечно, я не имел права поступать так с герром Зиггером, но я ничего не мог с собой поделать… – Он махнул рукой, достал из кармана большой платок с вышитыми гладью нежно-голубыми цветами и шумно высморкался.

– Эх, старина… – пробормотал летчик. – Как же я вас понимаю! Прошлое часто имеет над нами неодолимую власть… И чем старше человек, тем более драгоценными становятся для него воспоминания…

– Ладно, это очень сентиментальная история, – сердито сказал Женька. – Но если Йозеф не виноват, то кто же тогда написал записку?..

Мари взглянула на приятеля. Глаза ее блеснули.

– Убийца, – коротко сказала она. – Я уже говорила об этом. Ему необходимо, чтобы расследование прекратилось – и немедленно!

– Значит, все просто: наш убийца – автор последней записки? – воскликнул Симон. Глаза его заблестели от возбуждения. – Нам всего лишь следует провести экспертизу почерка – и преступник у нас в кармане? О, все гениальное просто! Блестяще, Мари!

– Не спешите, – покачала она головой. – Мы лишь в самом начале нашего пути. Увы, дорогой Симон, записка – еще не доказательство преступлений. Это лишь первое звено цепи рассуждений, отправной пункт… Новая ниточка, ведущая к преступнику. К кому же она ведет?.. – Она заложила руки за спину, прошлась по сцене.

Резко остановилась. Лицо ее стало очень серьезным. Она кинула взгляд на дверь и удостоверилась, что та заперта. Угрожающий огонек в ее глазах разгорелся ярче.

Она выпрямилась, вскинула подбородок и вдруг всем телом повернулась к хозяину.

Герр Зиггер смотрел на Мари, не мигая. Тонкие губы его были сжаты. Глубокие тени от огня делали черты его изможденного лица еще острее.

В углу глухо и хрипло закаркал ворон. Он заметался и забил крыльями, пытаясь вырваться из клетки.

Мари тихо, почти шепотом произнесла:

– В этом доме есть еще один человек, который владеет монтафонским диалектом.

Глава 52

На лице хозяина не дрогнул ни один мускул.

– Ван Фу говорил, что вы, герр Зиггер, тоже родом из здешних мест, – продолжила Мари, не отрывая взгляда от хозяина. – Вы, конечно, выражаетесь весьма вычурно, вы говорите на литературном немецком. Но в пылу эмоций вы наверняка способны перейти на говор, который слышали в детстве!

Хозяин приподнял бровь.

– И что с того? Не мелите чепухи, Мари! Зачем мне, скажите на милость, убивать своих гостей? Где ваш здравый смысл?

Мари покачала головой.

– О, не следует преувеличивать значение здравого смысла. Здравый смысл говорит нам, к примеру, что Земля плоская.

Зиггер разразился трескучим гортанным смехом.

Через мгновение смех его резко оборвался, и лицо вновь приобрело надменное выражение.

– Герр Мюллер, прикажите прекратить этот балаган! – бросил он сухо. – Уж не хотите ли вы сказать, что я тоже решил саботировать процветание собственной гостиницы, как мой так называемый управляющий? Только решил зайти гораздо дальше, чем он: не запугивать гостей, а сразу их убивать? – Он закинул голову назад и снова язвительно рассмеялся.

Мюллер смутился, крякнул, повел шеей. Потом упрямо помотал головой.

– Я прошу прощения, герр Зиггер… Но пусть Мари продолжает, – сказал он.

Хозяин метнул на него полный презрения взгляд.

– Вы… – глухо начал он.

– Да-да, продолжайте, Мари. Fahren Sie fort107, – уже спокойнее сказал сыщик и прикрыл веки.

– Мари, а ведь правда, зачем ему? – воскликнул Женька. – Какие у него могут быть мотивы?

– Вот именно, молодой человек! Мне что, нечего делать, кроме как убивать гостей в собственной гостинице, втаптывая в грязь и без того замаранное имя отеля? Или я похож на маньяка?

– Вообще-то очень даже похожи, – ввернула мадам Бриль.

– Ну, записка с угрозами – еще не доказательство убийства, – сказал, хмуря лоб, Симон. – Может, вы объясните вашу версию подробнее, Мари?

– Я уже говорила, записка – всего лишь первая догадка в цепи моих предположений, крючок, натолкнувший меня на новую идею, – продолжила Мари. – А доказательства…

– Да и возможности убить у него не было! – перебил ее Штайнс. – В ночь смерти доктора хозяин крепко спал! Да-да, спал. А во время ловушки он сидел в холле у всех на виду, и в вечер убийства Феликса тоже не отлучался ни на секунду! Может, мы лучше поговорим о вашем весьма подозрительном друге? – Он смерил Женьку презрительным взглядом.

– Помолчите, – грозно сказала Мари. – Вернемся к началу наших рассуждений! Итак, записка – поступок виновного человека, который почувствовал приближение опасности и запаниковал. Именно паника