Эликсир жизни - Николай Векшин

«Между прочим, – заметила Яна, – от Вас, Викентий, пахнет женщиной». Я удивился: «Но у меня сейчас нет женщины!». А про себя подумал: «Стоп. Вчера ко мне дочки в гости приходили, надушенные и напомаженные. При встрече обнимались. Неужели Яна уловила следы запаха? Вот это нюх! Надо бы мне почаще мыться. Кстати, интересно, а почему если носки долго не стирать, то они начинают пахнуть печеньем?».

Мне показалось, что Яна не поверила словам о том, что у меня никого нет. Быть может, именно поэтому она после кафешки решительно заявила, что ей пора домой. Я подумал раздосадовано: «Это не женщина, а какая-то средневековая крепость!».

Назавтра я написал ей, что так больше продолжаться не может. И что если женщина долго держит мужчину от себя на расстоянии пушечного выстрела, значит, у нее уже есть мужчина или мужчины ей вообще не нужны. Еще я проинформировал Яну, что собираюсь начать встречаться с другой женщиной. Это была чистая правда. И тут Яна капитулировала. Написала, что хотела бы в выходные приехать на экскурсию в Биогавань. Я обрадовался, что наконец-то мы сблизимся. Но жизнь распорядилась по-другому. Вернее, я сам сдуру это устроил. Та женщина, которой я пугал Яну, оказалась очень боевой: после обмена двумя письмами заявила, что хочет приехать, причем, в ближайшие дни. Я подумал: «А почему бы не встретиться с ней? Яночка ведь несколько месяцев мне мозги компостировала. Кто ж ее знает, вдруг она будет продолжать в том же духе?». И встретился с другой. Впрочем, это уже другая история.

Другая история. Уль-яна

Ульяне было ровно 30 лет, но выглядела она вообще как студентка. Была очень фотогенична; на фотках смотрелась шикарно. Когда-то из спортивного интереса снималась для журналов, рекламирующих женское белье. Высокий класс. Нет ничего эротичней такой рекламы. Зря про манекенщиц говорят «живые чучела последнего фасона». В наше время реклама поднялась до уровня искусства (а искусство скатилось до уровня рекламы; когда за искусство начинают платить, оно становится продажным искусством, то есть – перестает быть искусством). Вообще-то у расхожей эротики есть оборотная негативная сторона: многие мужчины, насмотревшись эротики и порнухи, на живых женщин уже не реагируют. А вот в средние века рыцарь чуть женскую ножку увидал – воспламенился.

Ульяна работала в финансовой сфере, помогая бизнесменам уходить от налогов. Зарабатывала свыше 2000 долларов в месяц. При этом была очень экономна, даже скупа, хотя, как всякий экономист, знала, что цена рублю – копейка. Не зря говорят: придет богатство, придет и скупость.

Когда я спросил Ульяну про выгодность бизнеса, она ответила, что в морях сверхприбылей теперь пиратствуют не рэкетиры, а налоговые инспектора и что рэкетиры требовали только денег, а налоговая инспекция – денег, унижений и траты времени. «Налоги были придуманы теми, кто не хотел работать», – любила повторять Уля.

Мой приятель Андрей Дрынов заинтересовался: «Слушай, Кеша, а где ты такую потрясную деваху отхватил?». – «Ну, какая разница…», – смутился я. «Ладно, не темни, давай колись! Может, там еще одна найдется, для меня?», – пошутил Андрюха. «А ты не будешь смеяться?», – с опаской спросил я. «Нет, не буду. С чего бы это я стал смеяться?», – заверил он. «Ладно, так и быть. Я познакомился с ней через сайт знакомств в Интер…». Не успел я договорить, как Андрюха грохнул от смеха. «Бу-га-га! Ха-ха-ха!», – хохотал он, согнувшись пополам, давясь восторгом и похлопывая себя по ляжкам. Я немного обиделся: «Да, познакомились мы не в лучшем месте, но зачем же так ржать?». Дрынов, продолжая смеяться, заметил: «Ты, Кеша, молоток: хотя начал седеть, но интерес к жизни не потерял». Я грустно кивнул: «Да, сначала начала седеть борода (приходится временами бриться), а теперь вот – на висках». Андрей решил меня ободрить: «Старит не седина, а бессилие. Появилась седина? Не огорчайся: с годами станешь лысым. А вот если начнет седеть лобок, тогда всё, кердык».

В реальной жизни Ульяна не была красавицей, но в ней был некий шарм. Когда надевала очки, то смахивала на Гарри Поттера. В туфлях на каблуках и с выпрямленной спиной казалась высокой и статной. Но обычно сильно сутулилась. Длинные, до плеч, черные волосы скрадывали этот недостаток. Без туфель смотрелась мелкой. Когда снимала очки, то выглядела старше, близоруко щурилась и держалась неуверенно. Ее лицо было очень подвижно. Глаза были то как серые льдинки, то как светло-голубые озера. Иногда они казались теплыми и лучистыми, а иногда холодными и настороженными. Носик выглядел то изящным, то изломанным. Губы то вытягивались в строгую полоску, то нежно раскрывались, как лепестки розы. Зубки то торчали, как у мышки, то смотрелись рекламой пасты «блендамед». Овал лица то казался круглым и нежным, то становился замкнуто-треугольным, жестким. Цвет кожи менялся от молочно-розового до бледно-зеленого. У нее были широкие бедра, узкая талия и маленькая грудь; эти параметры не менялись. Кстати, почему-то у большой умницы большая грудь – большая редкость.

В интеллектуальном отношении Ульяна была неординарна. Здравый смысл и логика плюс парадоксальность мышления в сочетании с черным юмором были столь выражены, что не каждый мужчина мог бы с ней тягаться. Ее краткие комментарии частенько бывали двусмысленны. Иногда мне казалось, что у нее в голове полочки, полочки, полочки, а по полочкам мышки прыгают. Форма выражения мыслей была мягкая, женственная, но твердая по сути и краткая. У Ульяны было одно неоценимое для женщины качество: молчаливость. Каждый мужчина мечтает встретить такую женщину, которая будет говорить только тогда, когда он захочет послушать «последние известия». В ее присутствии я трепался до изнеможения. «Болтливый мужчина подобен гремящему мусорному ведру», – надсмехалась надо мной она. «Молчаливая женщина подобна притаившейся гремучей змее», – шутливо парировал я.

Уля была обязательна в отношении важных вещей, например, касательно работы. И никогда не опаздывала на свидания. В быту была слегка странной и рассеянной. Могла забыть сумку в метро или заплатить в магазине за товар, а уйти без него, действуя по принципу: покупатель платит не за товар, а за реализацию своей мечты.

Вскоре мы отправились в театр. Вообще поход в театр это некий обязательный предпостельный ритуал, с которым каждый мужчина волей-неволей должен смириться. Чаще всего в театры водят женщин те мужчины, которые не способны развлечь их самостоятельно. Я вроде бы неплохо развлекал Улю и без театра, но в рамках ритуала хотелось доставить ей максимальное эстетическое удовольствие. Мне удалось достать билеты на «Мужской урод в единственном числе». Эта пьеса была абсолютным хитом, причем уже не первый сезон. Гремела на всю столицу. Мы с Ульяной предвкушали зрелище. Зал был забит до отказа. Люди пришли в театр, чтобы увидеть настоящую жизнь. Суть пьесы сводилась к тому, что приехавший во Францию американский полковник на самом деле когда-то жил в Париже и был женщиной. И вот этот престарелый трансвестит начинает искать в Париже своего выросшего сынулю, попутно пытаясь пуститься во все тяжкие, но без особого успеха. Похотливый старец подобен лопнувшей диванной пружине. А сынуля и другие персонажи тоже сплошь гуляки, геи и лесбиянки. И всё это сальное действо сопровождалось репризами вроде: «Как много девушек хороших, а нас ведь больше – голубых!»; «Пока мужик с балкона па-а-а-а-дает, о семи бабах подумает»; «Женщина? Жалкая пародия секс-шопа».

Пошлые шутки – удовольствие неудовлетворенных. Народ смотрел пьесу затаив дыхание, дико хохотал и дружно гремел овациями. Как говорится, публика аплодировала собственному вкусу. Хотя, конечно, не могу отрицать, что когда с актера падают штаны, это смешно, а когда с актрисы – интересно. Мы с Улей изредка посмеивались, но в общем умирали от скуки. Пьеса казалась нам пошлой и примитивной. У меня было ощущение, что заглянул в бордель идиотов. Вообще-то любой театр порочнее борделя: зрители покупают душу. Актерство – мастерство притворства.

В середине второго акта спектакля мы с Ульяной переглянулись, встали и ушли. Прошлись по вечерней Москве, а потом поехали к Уле. «У меня в холодильнике ничего нет», – предупредила она. Мы зашли в супермаркет; я купил вино и прочее.

Постельный плацдарм

Все женщины одеваются по-разному; все женщины раздеваются одинаково. Кровать была просторной, как армейский плацдарм. От нее и от ее хозяйки исходил стерильный запах чистоты, напоминающий детское мыло. «Классно! – выдохнула Уля среди ночи, – ты просто перпетум-мобиле». «Сексетум-мобиле», – уточнил я. «Перпетум-кобеле!», – воскликнула она. Не в обиду будь сказано милым читательницам, женщины – странные существа: сначала их в постель не затащишь, потом не вытащишь.

Мужчина объясняется в любви вечером, женщина – утром. «Ты лучший!», – под утро отметила она. «Где все были лучшие, там лучшего нет», – шутливо заметил я. Она как будто обиделась: «Ну, зачем ты так?». Я уточнил: «Чтобы утверждать, что я лучший, нужно попробовать всех». Она произнесла задумчиво: «Не знаю как на счет всех, но вот чем я с мужем 9 лет занималась, это вопрос». «А чем ты с ним занималась?», – не удержался я от ехидства. Она пожала узкими плечами: «Он был как мужчина нулевой. Чем только ни пытался себя стимулировать! Устрицы, грецкие орехи, сельдерей, груши…». «Но ведь устрицы – удовольствие не дешевое?», – перебил я. «Да: одна устрица – один доллар. Сначала он ел их по дюжине каждый вечер. Никакого толку. Однажды питался ими целый день и слопал на сто баксов!», – воскликнула Уля. «Ну – и?!..», – с замиранием спросил я. «Что – ну и?! Вырвало его. Вот и все», – мрачно усмехнулась она.