Безголовое дитё - Светлана Георгиевна Семёнова

— Не, не обидели.

— Так шо ж ты сбежала от них? По мамке соскучилась?

— Нет, мама всегда приходила туда. Я сбежала, потому что кролей повыпускала из клеток.

— Зачем?

— Они их убивали и ели, — прошептала я.

— А ты не ела?

— Ела…, — с сожалением вздохнула я, — Но я ж их никогда не видела живых. А когда увидела, то так пожалела, что всех выпустила из клеток. Теперь Угроза точно заарестует меня и посадит в тюрьму.

— Какая Угроза?

— Так Мазуркевич. Радибога называет его Угрозой. Ну, уголовный розыск. И Мазуркевичу тоже понравилось. Он сказал, если буду фулюганить — заарестует.

— Думаешь, он тебя не найдёт?

— Ещё ни разу не нашёл. А я сколько раз уже пропадала.

— Ты ж счас не пропала, а к мамке убежала. Сразу найдёт.

Туся жарила картошку на буржуйке и с улыбкой разговаривала со мной, совсем не ругала. И я подумала, может она спрячет меня.

— Тусечка, родненькая, а давай я поживу у тебя.

— А как же мамка? Она ж с ума сойдёт, когда узнает, шо ты опять пропала.

— Не сойдёт, мы ей утречком по секрету скажем.

— Ну и фантазёрка ты! — рассмеялась Туся, — Слухай сюда, нихто тебя не заарестует. Ты ше малэнька. Тебя только мамка можеть наказать. А мама приедет только утром. Значить ночувать будешь у меня. А там посмотрим.

Это была та ещё ночь для Мазуркевичей. Мою пропажу Муся обнаружила перед обедом. Звала меня обедать как обычно в форточку. Когда я не пришла со двора, она стала искать меня в саду, за сараем. Обнаружила в сарае пустые клетки и по всем углам дрожащих кроликов. Собрала их и засунула обратно по клеткам. При этом она звала меня и клялась, что не будет наказывать за кроликов, если я вылезу из укрытия и съем хотя бы пол тарелочки супа. Тщательно обыскав сарай и дом, Муся предположила, что я убежала на улицу. Безуспешно накричавшись во все стороны улицы, догадалась, что я ушла к себе домой. Очень боялась сообщать Пете. Думала, справится сама. Побежала к нам. Наша квартира оказалась запертой. Муся подумала, что я изнутри заперлась и не открываю. Вернулась домой и позвонила в театр. Ей сказали, что Тимош на выездном спектакле и вернётся только утром. А уже стемнело. И только тогда Муся решилась побеспокоить Петю. Петя наругал Мусю, просто ужас, как наругал! Сам был очень занят. Прислал человека по вскрытию замков. Нашу квартиру вскрыли. Меня там не оказалось! Всю ночь меня опять, в который раз, искали опера. Когда им Мазуркевич сказал, что, нужно искать девочку, они ему ответили: «Если та самая — гиблый номер. Сама придёт». Но всё же рыскали по всем подвалам и пустым домам. В общем, город был под контролем.

Хорошо, что Муся не успела опередить Тусю. Когда трясущаяся Муся утром пришла к нам домой, чтоб сообщить о пропаже, мы, то есть я, мама и Туся спокойно пили чай с коржиками, которыми маму угостил благодарный сельский зритель.

Из слов Муси я узнала, что мой поступок не что иное, как детская шалость. Она пропищала рыдая:

— Та пусть бы моя Катруся кажный божий день выпускала тех кролей на волю, только б жива была!

Я больше не вернулась к Мазуркевичам. Боялась посмотреть в строгие серые глаза Угрозы. Очень переживала за кроликов. Ведь их вернули обратно в клетки.

ВЕСНА

Всю раннюю весну я просидела дома на подоконнике, с тоской глядя на серый, слякотный двор.

— Раз не хочешь жить у Мазуркевичей, будешь сидеть дома одна. Ключ не получишь, — сказала мама уходя на работу.

Во двор выпускала только на пару часов, пока после обеда отдыхала перед спектаклем. В это время во двор ещё никто не выходил. Дети выходили только к вечеру, когда я уже должна была идти домой.

До позднего вечера, пока не стемнеет, я, уткнувшись лбом в стекло окна, наблюдала, как на моих глазах исчезают лужи, зеленеет двор; как дети постепенно переодеваются в лёгкие одежды, как их голоса становятся всё звонче, а весенние игры разнообразней. Именно в это время, на тоскливом закате, в моей голове зрел план. Я мало верила в его осуществление, но упрямо рисовала в своём воображении, как это будет. А будет это так.

Вот уже совсем скоро наступит тёплое-претёплое лето. Мамочка придёт с репетиции, приготовит какой-нибудь суп. Мы покушаем, и она отпустит меня во двор. Сама ляжет в другой комнате отдыхать. Я тихонько вытащу из-под кровати свою торбочку. В торбочку я уже давно складываю хлеб, пряники, мармеладки. Положу туда на всякий случай свой тёплый свитерок, который мне зимой связала Муся, и посудку, которую подарил Жорж. Выйду во двор, потом на улицу. У какой-нибудь тёти спрошу, где находится вокзал. Может первая тётя и не знает, зато какая-нибудь другая тётя точно знает. Приду на вокзал и кому-нибудь скажу Радибогиными словами: «Будьте любезны, подскажите, ради бога, когда уходит поезд на Одессу». Узнаю и буду ждать на перроне. Мне обязательно повезёт и кто-нибудь скажет проводнику, ну какая-нибудь там тётя или бабушка, что я еду с ней в Одессу. Всю ночь я буду спать на верхней полке. А рано утром поезд приедет в Одессу. Там от вокзала до Привоза — только через садик перейти. А дальше по Преображенской прямо до нашего двора. Бабуня будет ещё спать, когда я постучу из парадной в нашу форточку. «Ой, это хто ж там стучить?» — заволнуется Бабуня спросонья. «Кто-кто? Та твоя цацачка внучечка, кто ж ещё» — отвечу я взрослым голосом.

Я действительно стала собирать в свою торбочку всякие огрызки хлеба и пряников. Даже соли насыпала в спичечный коробок. Для Бабуни приберегла гостинчик — два треугольника «микадо». Бабуня наверно никогда в жизни не ела таких хрустящих, с лимонной начинкой вафель. Долго это не пролежало под кроватью. При очередной уборке мама обнаружила торбочку, вытряхнула всё на стол и устроила мне допрос. Я не выдала свой план. Сказала, что мы с девчонками будем играть «в домик».

Пришло 1-е Мая.