Ночь ворона, рассвет голубя - Рати Мехротра

и сараев и надеялась, что жителям деревни удалось спастись от пламени. Все эти разрушения были бессмысленны. В ее душе нарастал гнев.

В соседней деревне она обменяла один из своих драгоценных кинжалов на комплект старой одежды. Одежда, в которой она была, уже высохла, но покрылась пятнами грязи и, что более важно, выдавала в ней ученицу гурукулы. Да, у людей это вызывало уважение, она не могла позволить себе привлекать внимание, особенно с луком за спиной и мечом у бедра. Разговоры о пожаре были повсюду. Беженцы рассказывали, что просыпались посреди ночи и видели, как из леса вырывается пламя и поджигает их поля. Пока Катьяни шла по улице и все это слушала, то едва сдерживала свою ярость.

«Если вы злоупотребите этой силой, то будете прокляты», – сказал Ачарья.

Я твое проклятие, – подумала она. – Я меч, который пронзит твое сердце.

Ее первый дом был разрушен. Она потеряла все и всех. А теперь они пытались уничтожить гурукулу, которая стала для нее вторым домом. Ее ярость превратилась в холодную решимость. Пусть она не смогла защитить Айана, но она защитит гурукулу и ее жителей.

Катьяни поймала экипаж, направлявшийся в Аджайгарх, и, вмешавшись в финансовый спор между владельцем экипажа и его пассажирами, разрешила его в пользу владельца. Пока экипаж катил по знакомым, многолюдным улицам города, Катьяни охватила такая сильная тоска по дому, что потребовалось все ее самообладание, чтобы не разрыдаться.

Они спешились у конюшни рядом с главной рыночной площадью. Хозяин экипажа сложил руки и поклонился, и она благословила его. Хоть он и был в два раза старше Катьяни, но, казалось, ждал этого. Возможно, ей передалось что-то от Ачарьи. Девушка могла снять свою голубую робу, но она все равно была отмечена гурукулой и всем, чему она научилась в ее стенах.

В угасающем вечернем свете она шла по оживленному рынку, стараясь не вспоминать о прошлом. Но оно все равно накатывало волнами, потопляя ее чувства.

Масляные лампы наполняли воздух дымом, а продавцы зазывали прохожих попробовать их товары. Люди толпились вокруг прилавка мужчины, жарившего самосу в огромном котелке. На ступеньках крошечного магазинчика женщина оборачивала листья бетеля вокруг измельченных орехов, специй и засахаренных семян, превращая их в маленькие аппетитные пааны, за которыми уже выстроилась очередь из покупателей. Айан любил есть эти угощения после ужина, вопреки велению Хемлаты, которая считала их вредными для здоровья. Катьяни вспомнила, как она все равно тайком приносила Айану эти пааны, и ее глаза наполнились слезами.

Чем дальше она удалялась от рынка, тем темнее становились улицы. Айан не раз говорил, что город необходимо обеспечить освещением, чтобы снизить преступность и помочь путешественникам – одна из многих идей, с помощью которых он хотел улучшить жизнь простых людей. Идей, которые он никогда уже не сможет реализовать.

Катьяни добралась до подножия холма, на котором стояла крепость, и поднялась по ступенькам, прислушиваясь, нет ли стражи. Было пасмурно, но темнота была ей только на руку. Удалось ли Бхайраву восстановить действие магических оберегов?

Запах биди и мерцание фонарей предупредили ее о том, что впереди стража, и, чтобы укрыться, она скользнула в заросли растущих на склоне холма деревьев тенду. После этого она встретила еще один отряд, а затем не было ничего, кроме пустых ступеней, поднимающихся к вершине холма. Перед ней замаячили стены крепости Аджайгарх. Над черными железными воротами висела одинокая лампа, отбрасывающая лишь небольшое пятно света.

Катьяни прошла мимо ворот и пошла вдоль стены, пока не уперлась в одну из четырех башен. Между изогнутой, выпуклой башней и прямой стеной образовался удобный угол, по которому она могла бы вскарабкаться. В ходе своих тренировок она не раз училась взбираться на стены. Хотелось надеяться, что ее тело сохранило память о тех уроках.

Катьяни положила правую руку и правую ногу на изогнутую стену башни, а левую руку и левую ногу – на плоскую стену. Она чувствовала, что обереги все еще сломаны. Вероятно, для их восстановления требовалось гораздо большее мастерство, чем то, которым обладал Бхайрав. Она со всей силы уперлась руками в стены и полезла наверх, стараясь не обращать внимания на царапины на коже и боль в ногах.

Когда она была уже прямо под зубцами стены, то услышала голос стражника и чуть не упала назад. В последнее мгновение ей удалось ухватиться за выступ. Тяжело дыша, она болталась так до тех пор, пока мужчина не прошел мимо. Обычно стену патрулировали десять стражников, а это означало, что у нее было лишь несколько минут, прежде чем появится следующий. Катьяни быстро преодолела остаток пути наверх и втиснулась между зубцами.

Прохладный ветерок высушивал пот у нее на лбу. Катьяни вытерла исцарапанные и кровоточащие ладони о свою дупатту и, пригибаясь к земле, побежала к сторожевому пункту. Могла ли она надеяться, что на дежурстве будет именно Фалгун? Спускаясь по лестнице с парапета в главный двор, она молилась богине об удаче.

По обе стороны сторожки у ворот и еще в нескольких частях двора стояли фонари. Ей стоило спрятаться в тени и дождаться полуночной смены караула.

Она присела за лестницей и осмотрела двор. В этот час мало кто был на ногах. Окна всех лавок были закрыты ставнями. Лишь одинокий продавец чая, склонившись над чайником, заваривал на огне свой ароматный напиток для нескольких припозднившихся посетителей. Вскоре и они разошлись, а продавец собрал свой котелок и потушил огонь. Двор опустел.

Часовой объявил полночь, и мужчины гуськом вышли из сторожки, приветствуя своих сменщиков.

– Помни, будь начеку, – сказал мужской голос, и Катьяни словно молнией пронзило. Это был голос Фалгуна, того самого человека, с которым она так хотела встретиться. – У нас может быть нежданная гостья.

– Сегодня вечером, сэр?

– Сегодня вечером, завтра, послезавтра. Однажды она придет. Пока она жива, никто из нас не будет в безопасности.

Катьяни крепче сжала свой кинжал. Они говорили о ней. Неудивительно, что такой злодей, как он, пытался выставить злодейкой ее.

– Как ты думаешь, яту снова будут с ней? – спросил другой стражник.

– Никто не знает, – сказал Фалгун. – Все может быть. Должно быть, в гурукуле Ачарьи Махавиры она обрела еще больше сил.

Уши Катьяни горели. Слухи о ней становились все хуже, а распускали их именно такие люди, как Фалгун.

– Я всегда думал, что Ачарья – святой человек, – сказал другой стражник.

– Она одурачила его, как дурачила бедных короля и королеву в течение стольких лет, – сказал Фалгун. – Какое жестокое, лживое существо. Она принесет разорение каждому, кто ее приютит. Несколько дней назад