Рейтинговые книги
Читем онлайн Тесен круг. Пушкин среди друзей и… не только - Павел Федорович Николаев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 79 80 81 82 83 84 85 86 87 ... 146

Глядеть налево и направо,

То даст она мне яду; — право —

Вот какова её любовь!

Она готова хоть в пустыню

Бежать со мной, презрев молву.

Хотите знать мою богиню,

Мою севильскую графиню?..

Нет! ни за что не назову! (3, 187–188)

Назвал, конечно. Но вовремя опомнился: как прореагирует на эти строки будущая супруга:

Давно я только сплю и вижу,

Чтоб за неё подраться мне,

Вели она — весь мир обижу,

Пройду от Стрельни до Парижу,

Рубясь пешком иль на коне.

То есть в первоначальном тексте были не Испания и не графиня, а предместье Петербурга (Стрельня) и владычица столицы — супруга царя, подтолкнувшая его в начале 1813 года к походу русской армии в Европу («до Парижу»). И в высших сферах это знали, так как многие генералы, начиная с М. И. Кутузова, полагали достаточным вытеснить остатки полчищ Наполеона за пределы России. Словом, из-за легко узнаваемой личности императрицы Елизаветы Алексеевны абзац пришлось убрать из текста стихотворения «Паж».

Для Пушкина смерть императрицы уравняла любовь земную и небесную. Вспоминая об одной из них, он мысленно обращался к другой. В этом смысле воспоминания о Елизавете Алексеевне присутствуют во всех его поэтических обращениях к «милой тени». Особенно это характерно для стихотворения «Прощание»:

В последний раз твой образ милый

Дерзаю мысленно ласкать,

Будить мечту сердечной силой

И с негой робкой и унылой

Твою любовь воспоминать (3, 186).

Этим стихотворением Александр Сергеевич прощался с молодостью и как бы давал обет не возвращаться больше в своём сердце к тем, кого он любил прежде. На пороге новой жизни поэта стояла Мадонна — «чистейшей прелести чистейшей образец».

Часть IV

«Мой Пушкин»

«Что за оказия!»

О восстании 14 декабря Пушкин услышал, находясь в Тригорском. М. И. Осипова вспоминала: «Вот однажды, под вечер, зимой — сидели мы все в зале, чуть ли не за чаем. Пушкин стоял у этой самой печки. Вдруг матушке докладывают, что приехал Арсений. У нас был, извольте видеть, человек Арсений — повар. Обыкновенно, каждую зиму посылали мы его с яблоками в Петербург; там эти яблоки и разную деревенскую провизию Арсений продавал. На этот раз он явился назад совершенно неожиданно: яблоки продал и деньги привёз, ничего на них не купив. Оказалось, что он в переполохе, приехал даже на почтовых. Что за оказия!

Стали расспрашивать — Арсений рассказал, что в Петербурге бунт, что он страшно перепугался, всюду разъезды и караулы, насилу выбрался за заставу, нанял почтовых и поспешил в деревню. Пушкин, услышав рассказ Арсения, страшно побледнел. В этот вечер он был очень скучен, говорил кое-что о существовании тайного общества, но что именно — не помню».

На следующий день Александр Сергеевич выехал в столицу, но от погоста Врева повернул назад: дорогу трижды перебежал заяц, к тому же навстречу попался их священник. Пушкин считал это дурным предзнаменованием и решил не искушать судьбу.

Пребывая в Михайловском, Александр Сергеевич вёл оживлённую деловую и дружескую переписку. Но после 14 декабря связь с внешним миром почти оборвалась. «Что делается у вас в Петербурге? — спрашивал Пушкин издателя своих сочинений П. А. Плетнёва. — Я ничего не знаю, все перестали ко мне писать. Верно вы полагаете меня в Нерчинске. Напрасно, я туда не намерен — но неизвестность о людях, с которыми находился в короткой связи, меня мучит».

О том же — П. А. Вяземскому: «Насилу ты мне написал. Вообрази, что я в глуши ровно ничего не знаю, переписка моя отовсюду прекратилась, а ты пишешь мне, как будто вчера мы целый день были вместе и наговорились досыта».

Понимая, что Пётр Андреевич не случайно лаконичен в своём послании, Пушкин пояснил (не столько ему, сколько возможному цензору): «Конечно, я ни в чём не замешан, и если правительству досуг подумать обо мне, то оно в том легко удостоверится. Никогда я не проповедовал ни возмущений, ни революции. Напротив, класс писателей более склонен к умозрению, нежели к деятельности. Как бы то ни было, я желал бы вполне и искренно помириться с правительством, и, конечно, это ни от кого, кроме него, не зависит…»

Понимая, что письма перлюстрируются, Александр Сергеевич через своего адресата пытался уверить власть предержащую в своей лояльности. Между тем в руках Следственного комитета находилась его ода «Вольность», стихотворение «Кинжал» и другие, в которых автор отнюдь не славословил самодержавие и крепостной строй, а подследственные один за другим говорили о том, что в своей деятельности вдохновлялись ими. Это создавало впечатление о поэте как об опасном и вредном для власти вольнодумце, сеявшем яд свободомыслия в обольстительной литературной форме.

И Пушкин, конечно, понимал, что у правительства (в связи с делом декабристов) будут претензии к нему, о чём писал позднее, набрасывая родословную своих предков: «В конце 1825 года, при открытии несчастного заговора, я принуждён был сжечь свои тетради, которые могли замешать многих, а может быть, и умножить число жертв. Не могу не сожалеть об их потере. Они были любопытны. Я в них говорил о людях, которые после сделались историческими лицами, со всей откровенностью дружбы и короткого знакомства».

Поэт жил среди будущих декабристов начиная с лицея. Он знал князя С. П. Трубецкого, Н. М. Муравьёва, князя И. А. Долгорукова, М. С. Лунина, И. Д. Якушкина, М. Ф. Орлова, В. Д. Давыдова, князя С. Г. Волконского, А. И. Якубовича, Я. Н. Толстого, К. А. Охотникова, В. Ф. Раевского, П. И. Пестеля; был дружен с В. К. Кюхельбекером и И. И. Пущиным, переписывался с А. А. Бестужевым и К. Ф. Рылеевым. Вяземскому по этому поводу говорил:

— Я был в связи почти со всеми и в переписке со многими заговорщиками.

Внутренне сознавая шаткость своего положения, Пушкин уничтожал одни компрометировавшие его бумаги и тут же плодил другие. В начале января 1826 года он работал над пятой главой «Евгения Онегина». Поля страниц, на которых написана эта глава, исчерчены портретами в профиль. На них изображены Вольтер и Мирабо, Рылеев, Пестель и Каховский. Тут же автопортрет, в котором Александр Сергеевич придал себе сходство с Робеспьером! К своему характерному профилю он прибавил высокий галстук, надменную сухость и откинутые назад волосы трибуна Французской революции. Как должны были толковать эти рисунки власть предержащие, если бы они попали в руки полиции? А ведь друзья остерегали импульсивного поэта: «…в бумагах каждого из действовавших находятся стихи твои», — упрекал его В. А. Жуковский.

На укор Василия Андреевича Пушкин ответил большим письмом (январь 1826 года), рассчитывая

1 ... 79 80 81 82 83 84 85 86 87 ... 146
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Тесен круг. Пушкин среди друзей и… не только - Павел Федорович Николаев бесплатно.
Похожие на Тесен круг. Пушкин среди друзей и… не только - Павел Федорович Николаев книги

Оставить комментарий