Ричард Длинные Руки – барон - Гай Орловский

Я сказал невесело:

– Но если мы поедем дальше, нас всех убьют.

Он вздохнул еще тяжелее.

– Да, но… мученическая смерть лучше, чем стать убийцей. Я не могу поднять на них руку, ибо у кого-то из них трое-четверо детей, что будут голодать без отца, а то и помрут, кто-то юн, но содержит престарелых отца и мать… Они тоже умрут, когда узнают о смерти любимого сына… Там простые люди, выполняют приказ, они не виноваты.

Я буркнул:

– Но мы не можем добраться до сволочи, что отдала приказ о засаде. Всегда на полях войны гибнут рядовые, кто даже не знает, из-за чего война. А главные сволочи за редким исключением остаются целыми всегда. Неважно, кто победит, но сволочи всегда целые… Ладно, брат Кадфаэль, твою позицию интеллигента и демократа я понял. Я сам отберу бойцов, с кем пойду в разведку.

Сэр Смит спросил удивленно:

– В разведку?

– Разведку боем, – сообщил я, – что плавно перейдет в прорыв вражеской линии Мажино и Маннергейма.

Эбергард, Смит и Дилан двигались бесшумно, явно не только в рыцарских турнирах участвуют. Чувствуется выучка тех, кто умеет сражаться в лесу и в поле, снимать часовых и драться безжалостно, насмерть. Я заставил себя отстать, глаза наконец приноровились к ночи, теперь видно отчетливо, все трое двигаются как красные призраки, трава и кусты из-за разницы в температуре смотрятся почти стеклянными.

Эбергард вздрогнул от моего прикосновения, я шепнул тихонько:

– Они вон там…

– Откуда такие идеи?

– Вижу, – сообщил я скромно. – Дорога перекрыта двумя деревьями. Невысоко, но ветки, ветки… Сразу за ними трое с арбалетами. Сволочи! Церковь же запретила это бесчестное оружие… А дальше в трех шалашах – остальные…

Он смотрел с недоверием.

– Вы что же… в самом деле все видите?

– Господь дал мне этот дар, – объяснил я и опустил взор. – За благочестие и непомерную скромность. В этих шалашах народу многовато, но… судя по сплюснутой массе, спят. Во всяком случае, лежат.

Смит и Дилан слушали нас жадно, я видел блестящие глаза, Смит дышал шумно и жарко, воздух изо рта вырывался красный, словно подсвеченный фонарем.

– Те, что в шалашах, – произнес тихонько Эбергард, – опасности для нас не представляют…

– Сейчас перестанут представлять и арбалетчики, – заверил я.

Все трое напряженно всматривались в темноту, я вытащил первую стрелу, наложил на тетиву. Еще не стрелял вот так в полной тьме, когда ни луны, ни звезд, но если цель видна отчетливо…

Первая стрела сорвалась бесшумно, только тетива звучно шлепнула по пальцам, вторая, третья. Я бил почти в упор, без промаха. Эти сволочи беззвучно роняют арбалеты и падают лицами в землю. Не говоря ни слова Эбергарду, сделал несколько шагов вперед и принялся быстро выпускать стрелу за стрелой в красные тела по ту сторону шалашей.

Пару минут там было тихо, затем раздался крик боли и ужаса. Эбергард дернулся, я сказал жестко:

– Всем сидеть!..

Они невольно послушались, в это время из шалашей метнулись красные силуэты. Кто-то падал на бегу, я торопливо выпускал стрелу за стрелой, наконец один догадался выбежать уже с горящим факелом и метнул в кучу хвороста. Вспыхнул огонь, заметались тени, я выпустил еще с десяток стрел, Эбергард поднялся, лицо жесткое, прорычал:

– Убить их всех!

Я торопливо отпрыгнул в сторону, чтобы не маячили спины своих. Стрелы срывались с тетивы до тех пор, пока Эбергард, Смит и Дилан не превратились в такие же красные силуэты, но сейчас еще и проклятый свет от костра бьет по нервам, как молотом, переводя восприятие с термовидения в реальный мир, и тут же швыряя обратно, стоит кому-нибудь заслонить огонь спиной.

У костра метались фигуры, звенело железо, люди падали с истошными криками. Мой меч уже покинул ножны, я забежал с той стороны, куда не достигает свет костра, из шатра как раз выскакивают сонные мужчины, но с обнаженными мечами, с палицами и топорами, дико орущие проклятия.

– Верно, – согласился я, – кто способен разбудить спящего – тот способен на любую пакость…

Меч рассек двоих, как снулую рыбу, прежде чем остальные поняли, что в темноте кто-то их убивает молча и быстро. Поднялся крик, бросились в сторону костра, я догнал двоих и убил в спину.

– Кто к нам с мечом придет, – прорычал я зло, – тот в орало и получит… Даже если это орало на спине.

Эбергард и Смит сражались у костра, но когда я подбежал, последний из засадников упал прямо в костер, на нем сразу же вспыхнула одежда. Дилан пробежался за деревьями, кого-то добил, я видел, как он превратился в красную тень, втыкающую меч в распростертые тела.

– Ни один не ушел, – сообщил он, запыхавшийся, с помятыми на плечах пластинами доспехов, безмерно счастливый, в глазах обожание. – Дорога свободна!

– Тогда не будем ждать, когда ее перегородят снова, – сказал я. – Как полагаете, благородный граф?

Эбергард кивнул.

– Верно рассуждаете, юноша. Сочту своим долгом поздравить вас за умелое проведение операции.

– Да что вы, – сказал я скромно, – операцией руководили вы.

Он усмехнулся.

– Хотите еще что-то выпросить у Господа Бога за беспримерную, как вы говорите, скромность?

– Да я уже и так одарен, так одарен, – сказал я совсем скромно, – что просто уж и не знаю…

Смит и Дилан осмотрели последних убитых, раненых добили и обыскали, в общей сложности набралось с пригоршню монет, тоже неплохо. Война, как сказал Наполеон, должна сама себя кормить.

– Дилан, – сказал Эбергард. – Возвращайся поскорее к отряду, а то граф Мемель очень уж беспокоится. Поднимай всех, надо как можно скорее пройти эту опасную горловину. Когда вернемся, чтобы все были уже в седлах!

Мы двигались всю ночь, утро и половину дня, все время ожидая то засады, то внезапного нападения, место очень уж располагает. Но, очевидно, прем через эти земли настолько быстро, что враг успел только с одним отрядом.

После полудня стены ущелья раздвинулись, а затем вовсе опустились к земле и сровнялись с нею. Впереди степь, приземистая серая трава, далеко впереди замаячили островерхие юрты.

Сразу же в нашу сторону помчались двое всадников, мы изготовились к схватке, однако молодые парни, почти подростки, сообщили, что раз уж мы вышли прямо на них, то мы их желанные и почетные гости.

Эбергард с достоинством принял предложение, тем более что кони наши едва тащатся, пора дать отдых, поужинали среди кочевников молоком и сыром. Старейшина угощал с достоинством, важно поглядывая из-под набрякших век, очень похожий на далай-ламу, такой же величественный, малоподвижный и загадочный.

– В древние времена, – сообщил он медленно и величественно, – мы были великим и мудрым народом. Нет, еще раньше мы были могучим и великим народом, а потом, завоевав весь мир, стали искать мудрость… Мы ее нашли, но за это время полудикие варварские племена постепенно крепли, начали нападать на наши дальние города… Так длилось многие столетия, пока вся наша могучая империя не сократилась до этой долины.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});