Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасибо вам, малышки! – благодарил бывший Плювакин, ставший теперь Помогаем.
– А мне плю-вать, – передразнила Сошка, на что Помогай страшно обиделся и предложил комитету переименовать Сошку.
– Да вы что? – возмутилась малышка, но тут же была переименована в Хозяюшку.
Это музыкант Рояль предложил, вспомнив коммунальное хозяйство жильцов из общей квартиры.
– Правильно! – одобрила Посудомышка. – А то ты, Сошка, вечно меня мокрой тряпкой гоняешь, да на ноги в кухне наступаешь, пока я посуду мою.
– А я уже больше не Сошка! – отозвалась Хозяюшка. – Я теперь так поведу хозяйство нашей квартиры, что все будут довольны – вот увидите.
– Не сомневаюсь, – сказал Знайка. – Научный метод переименований уже доказал себя на практике!
В общем, практически всех, кого надо, переименовали. И, конечно же, тех, чья профессия стала не нужна в связи с наступившим вегетарианством. Охотник Патрон стал лесником Зверолюбом, а мясник Кромсалин – зеленщиком Капустиным. Бывший мясник с радостью перешел работать в овощную лавку. Рыболова Мормышкина тоже переименовали, правда не совсем удачно, потому что в этот день музыкант Рояль был занят и не присутствовал на заседании комитета. Мормышкин, по предложению поэта Пёрышкина, стал Акварюгой – поэту очень понравилось это, только что выдуманное им, слово. Поэт хотел, чтобы новое имя бывшего рыболова было связанно с водой, а вода, как известно, по-иностранному «аква». Акварюга, естественно, бросил рыбную ловлю и открыл магазин аквариумных рыб. Но почему-то всегда так выходило, что проданные рыбы через несколько дней снова оказывались в аквариумах Акварюги.
– Куда это твои рыбы вечно деваются? – спрашивали клиенты Акварюгу.
– Они у нас из аквариумов пропадают.
На что тот им отвечал:
– Умирают, бедные. Не шибко они живучи. Я ведь – сами понимаете, товарищи – совсем недавно этим делом занялся, а раньше я рыб только и делал, что убивал. Не привыкли они пока к моему обращению.
– Но ведь даже скелетов не остается. Они, что, в воде растворяются, что ли?
В общем, таинственное исчезновение аквариумных рыб так и осталось навсегда загадкой. Если бы Знайка обратил внимание на это явление, он бы, наверное, разгадал, в чем тут дело, но ученый-мэр был страшно занят. К тому же, он не любил аквариумных рыб.
А у охотника Патрона всё пошло как нельзя лучше. Стоило его переименовать в лесника Зверолюба, как ему сразу же расхотелось стрелять!
– Ну вообще, ну знаете, мне совсем не хочется стрелять! – захлебываясь от радости, говорил коротышкам бывший Патрон. – Ну прямо не понимаю: как я мог тратить свою жизнь на это пустое занятие? Ну что я за дурак был? Просто идиот какой-то!
– Ну, раньше оно не было таким уж пустым, – возражали коротышки. – Ведь ты кормил нас всех!
Новоявленному Зверолюбу построили в лесу сторожку, и он теперь отвечал за все леса под Цветоградом. Лесник следил за тем, чтобы никто в них не браконьерствовал, что, впрочем, было не так уж сложно: Патрон был единственным охотником в окрестностях города.
– Как я счастлив, как я счастлив! – повторял Зверолюб, бродя по лесам, любуясь осенними листьями, запоздалыми цветами и выглядывающими из норок зверьками.
Это переименование было просто каким-то чудом! Стоило исчезнуть охотнику и появиться леснику, как все те звери, которые раньше боялись Патрона, полюбили его, как родного. Они теперь не прятались от него по кустам и норам, а наоборот, когда Зверолюб шел через лес, выбегали навстречу и просили, чтобы он их погладил или чем-нибудь покормил. Счастливо улыбаясь, Зверолюб трепал зверей по холке или по лапе, если это был крупный зверь, типа лисицы, и подкармливал их заранее приготовленной едой.
– Я теперь их так люблю! – рассказывал Зверолюб не давшемуся переименователям Пустомеле.
– Ты и раньше их любил, – замечал Пустомеля. – Особенно, когда повар Кастрюля хорошо приготовит.
– Да ну тебя, как ты можешь! – сердился Зверолюб. – Да разве я теперь такой? Это у меня какое-то было затмение, я был просто каким-то дикарем, а теперь я – цивилизованный малыш.
– А помнишь, как ты цветочные горшки с подоконников сшибал? – ехидничал Пустомеля.
Но Зверолюб сердито отворачивался.
Проверив переименование на большом количестве народу, Знайка сделал вывод, что имя коротышки полностью определяет его род занятий. У людей это, конечно же, не так. Человек с фамилией Винтовкин вовсе не обязательно питает страсть к стрельбе, Смирновы – не все смирные, а Толсты́е – толстые. Но коротышки ведь не люди. Для них имя значит всё.
– Имя действует нам на психику, – неустанно повторял Знайка. Он с головой ушел в эту работу и радовался успехам, как ребенок.
– Слушай, – говорил он Таблеткину, – да это гораздо лучше твоих лекартсв! Лекарства помогают временно, а переименование – навсегда.
– Ну… ты все-таки поосторожней с этими переименованиями, – отвечал доктор. – А то так можно невесть до чего дойти.
– Да до чего же дойти? Их же не просто так переименовывают, а дают им хорошие, правильные имена, которые делают их хорошими, правильными коротышками.
– Это-то верно… Но так можно дойти до того, что половина коротышек, к которым мы давно привыкли, пропадут. Пора с этими переименованиями завязывать. Скоро мы своего родного города не узнаем.
Знайка ненадолго задумался.
– А что, это идея! – воскликнул он. – Почему бы нам не переименовать наш город? Что это, чёрт возьми, за название такое, Цветоград? Сплошные цветы и ничего полезного. О, гений Ньютона, придумал! Назовем его Трудоградом!
– Каким еще Трудоградом, что ты мелешь? – испугался Таблеткин. – Это еще зачем?
– А затем, чтобы коротышки у нас не просто цветами любовались, а трудились на благо родины! Ты думаешь, почему мы все время отстаем от Солнцеграда?
– А мы что, отстаем?
– Конечно! У них и телевидение давно, и экономика развитая, и Интернет, а у нас чёрт те что. Цветы одни, да и только.
– Ну и почему же мы отстаем?
– А потому, что они, солнцеградцы, тянутся к солнцу! То есть, к знаниям, потому что ученье – свет. А мы – одни цветы сажаем. Нет, надо переименовать наш город в Трудоград. Тогда все мы станем трудиться и перегоним Солнцеградцев. Трудоград им еще покажет кузькину мать!
– Какой еще Трудоград! Ты что, с ума сошел?
Но Знайка его не слушал.
– Перегоним Солнцеград! Перегоним Солнцеград! – твердил ученый, и глаза его радостно светились. – Я докажу, что мой метод… что мой метод действует не только на отдельных коротышек, но и на целые города!
Таблеткин глянул на него и ужаснулся. Ему показалось, будто Знайкины глаза светятся изнутри каким-то странным светом, словно фонарики.
– Какой Трудгород?! Остановись сейчас же! Укол сделаю!! Знайка вопросительно покосился на врача.
– А что такого? Ну… если «Трудоград» плохо звучит, то можно «Трудгород».
И увидев, что пенсне Таблеткина злобно сверкнуло, добавил:
– Да ты не кипятись так, коллега! Это тебе сейчас кажется, что переименование Цветограда в Трудоград – какое-то ужасное событие. А как переименуем – ты сразу станешь счастлив и поймешь, что так оно и должно быть. Сам станешь удивляться, как это никому раньше в голову не пришло!
Но Таблетки был просто вне себя. Он резко отодвинул стул, на котором сидел рядом со Знайкой у того в кабинете, и принялся шагать взад и вперед, натыкаясь на углы научных приборов.
– Слушай, Таблеткин! – воскликнул Знайка. – А может, нам тебя переименовать, а?
Услышав эти слова, доктор застыл на месте с открытым ртом. Схватившись одной рукой за динамо-машину, а другой – за электронный микроскоп, он стоял, выпучив глаза, а полы его медицинского халата трепал сквозняк, дувший из окон. В это время в дверь постучали. Она сразу же и распахнулась, и в Знайкин кабинет вбежало несколько человек. Впереди всех были слесарь Напильник с монтёром Молотком, которые волочили упиравшегося Пустомелю.
– Вот, поймали наконец для переименования, – отдуваясь, проговорил Напильник.
– В подвале прятался, – добавил Молоток, почесав ухо отверткой. – Кастрюля ему еду носил.
– Мне еще вчера подозрительным показалось, чего это он кастрюлю с супом в подвал понес, – сказал Находяй.
– А я уже тогда был убежден, – сказал Убеждёнкин.
В этот момент Пустомеля вырвался, схватился за химический стол и сбросил на пол несколько колб с какой-то бурлящей жидкостью. Но его тут же опять схватили за плечи сразу несколько рук.
– Кислота, кислота! – закричали все, а монтёр Молоток в испуге сбросил ботинок, которому эта кислота мгновенно проела носок. Хорошо, что Молоток вовремя успел вытащить из ботинка ногу, а то бы ему ногу проело.
– Ничего, – сказал Знайка, – главное, что никому в глаз не попало.
Доктор Таблеткин выхватил из рукава шприц и наставил на Пустомелю:
– Ты что, сумасшедший? Хочешь в смирительную рубашку?
- Мохнатый ребенок. Истории о людях и животных - Марина Аромштам - Детская проза
- Там, вдали, за рекой - Юрий Коринец - Детская проза
- Маруся и волшебные праздники: Новый год. В стране сказок - Марсель Марлье - Детская проза
- Сказки детям – не игрушка - Andrew Greshnovv - Прочая детская литература / Детская проза / Русская классическая проза
- День египетского мальчика - Милица Матье - Детская проза
- Почему? - Валентина Осеева - Детская проза
- Приключения Рафика - Юлия Ольшанецкая - Детская проза
- Рассказы про Франца и болезни - Кристине Нёстлингер - Детская проза
- Осторожно, день рождения! - Мария Бершадская - Детская проза
- Неро Корлеоне - Эльке Хайденрайх - Детская проза