Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все вышеописанное легко проверить. Если я дезинформировал — наказать. Но если все это правда, то поправить товарищей и ввести все в законное русло.
Никита Сергеевич! Два слова о здоровье. Состояние здоровья у меня такое, что единственный путь у меня, раньше или позже, только в Кремлевку. Без лечения я не жилец на этом свете. А хочется, Никита Сергеевич, и пользу посильную Родине принести, и пожить с учетом всех огрехов.
Вся надежда на Вас, на Вашу борьбу за правду и справедливость. В Вашу непримиримость к произволу и неправде — я верю абсолютно; поэтому и обратился к Вам с этим письмом — в канун Нового 1959 года в преддверии XXI съезда КПСС. Разрешите поздравить Вас с наступающим Новым годом и пожелать здоровья и всяческих успехов на благо партии и Родине».
Похоже, на Никиту Сергеевича произвело впечатление описание положения заключенных в исправительно-трудовых лагерях. «Прямо как в санатории», — решил Никита Сергеевич и вскоре отменил зачеты и ужесточил лагерный режим. Что же касается избиений Василия и невыносимых условий содержания, созданных для него во Владимирской тюрьме, то это наверняка делалось по указанию Москвы, чтобы строптивый узник, уже порядком надоевший своими жалобами во все инстанции, сам попросил Серова перевести его в Лефортовскую тюрьму.
Все послания Василия Сталина Никите Хрущеву уходили в песок. Узник избрал единственно возможную для себя тактику. Он стремился убедить первого секретаря ЦК КПСС, что его, Василия Сталина, дело было сфабриковано по указке одного из тех руководителей, кто впоследствии оказался в опале и с грозным клеймом «врага народа» и участника «антипартийной группы». Сначала таким «лихим супостатом» был Берия, которого Хрущев устранил первым. Затем на эту роль в письмах Василия выдвинулся впавший немилость Маленков, а в 1958 году — лишившийся поста Председателя Совета Министров Булганин. Однако Василий сам вряд ли верил в то, что писал. Опыт и элементарный здравый смысл должны были подсказать ему, что раз Берия, Маленков и Булганин смещены со своих постов, значит, дело в первом лице — в Хрущеве, который не доверяет сыну Сталина, видит в нем какую-то потенциальную угрозу. Никита Сергеевич постепенно шел все дальше и дальше в разоблачении сталинских преступлений. В какой-то момент от формулы «ошибок и заслуг» он собирался перейти к безоговорочному осуждению и даже, по слухам, готовил символическое посмертное исключение Иосифа Виссарионовича из партии. Такой поворот дела вряд ли пришелся бы по душе сыну Сталина, следовательно, думал Хрущев, Василий рано или поздно станет его врагом. Поэтому его нужно как можно дольше держать в тюрьме, а после освобождения позаботиться, чтобы он не смог встречаться с иностранцами.
Пожалуй, единственным, кто в Президиуме ЦК с сочувствием относился к Василию, был Ворошилов. Не случайно именно Климент Ефремович беседовал с Василием после его освобождения. Запись этой беседы Ворошилов 13 апреля направил Хрущеву вместе со следующей запиской: «Очень прошу ознакомиться с беседой, которую записали т. Щербаков и Морозов. Беседа записана почти слово в слово. Василий Сталин вел себя скромно и немножко испуганно, как мне показалось, но был вежлив и предупредителен в разговоре. Просит дать ему работу, связывая ее с своим поведением, — «дайте мне работу, и я исправлюсь», все время твердил об этом. Сообщи, пожалуйста, и свое мнение, и предложение по существу. С большим братским приветом К. Ворошилов». Сам Ворошилов явно склонялся к тому, чтобы дать Василию работу и создать ему условия для нормальной жизни. Однако Никита Сергеевич думал иначе. 15 апреля 1960 года Президиум ЦК критиковал Ворошилова за то, что «не придал политического значения содержанию беседы… вел ее невыдержанно». На этом же заседании было решено поместить сына Сталина обратно в тюрьму: «В связи с антиобщественным поведением В. Сталина отменить постановление Президиума Верховного Совета СССР от 11 января 1960 года о досрочном освобождении В. Сталина от дальнейшего отбытия наказания и снятии судимости; водворить В. Сталина в места лишения свободы для отбытия наказания…» Василий отправился досиживать срок, а Ворошилов вскоре лишился поста Председателя Президиума Верховного Совета.
При чтении книги Светланы Аллилуевой «Двадцать писем другу» создается впечатление, что Василий был приговорен Военной коллегией к восьми годам тюрьмы тогда же, в 53-м, вскоре после ареста. Однако это не так. Приговор по делу генерала Василия Сталина был вынесен только 2 сентября 1955 года, через два с лишним года после ареста. В свете сообщения дочери Сталина о том, что в начале 55-го брата перевели в тюремный госпиталь и что потом Хрущев собирался отправить его в правительственный санаторий «Барвиха» и отпустить на свободу, задержка процесса получает свое объяснение. Очевидно, у Никиты Сергеевича и его коллег по Президиуму ЦК первоначально не было намерения судить сына Сталина. Его собирались продержать некоторое время под арестом, а когда он присмиреет и страсти по поводу смерти генералиссимуса утихнут, тихо выпустить. Но Василий в госпитале опять начал вредные разговоры, и для верности его решили на несколько лет упрятать с глаз долой во Владимирскую тюрьму.
Что же такого крамольного сообщил сын Сталина друзьям и случайным собутыльникам? В письме министра внутренних дел С. Н. Круглова Г. М. Маленкову от 8 августа 1953 года утверждалось, что Василий Иосифович «после кончины Сталина И. В. стал высказывать клеветнические измышления против руководителей КПСС и Советского правительства, якобы незаслуженно уволивших его из Советской Армии и стремящихся представить его как пьяницу и разложившегося человека (между прочим, вполне возможно, что в распространявшихся властями слухах о пьянстве сына Сталина было немало преувеличений; таким образом, в частности, военный министр Булганин, не реже Василия прикладывавшийся к бутылке, переводил стрелки на другого. — Б. С.). Вместе с тем Сталин В. И. осуждал мероприятия Советского правительства, направленные на обеспечение бесперебойного руководства страной после кончины Сталина И. В., а также высказывал недовольство тем, что Советское правительство якобы не проводит достаточных мероприятий по увековечению памяти Сталина И. В.
Окончательно морально разложившись, Сталин В. И. в конце марта и апреле с. г. своей жене Тимошенко, адъютантам Полянскому, Степаняну и Капелькину, слушателю Военной академии им. Ворошилова (Академии Генерального штаба. — Б. С.) полковнику Лебедеву и шоферу Фев-ралеву высказывал настроения встретиться с иностранными корреспондентами и дать им интервью о своем положении после кончины Сталина И. В.
Кроме того, Сталин В. И. признал, что в конце апреля с. г., встретившись у себя на квартире с парикмахершей штаба ВВС Кабановой, склонял ее к составлению клеветнического анонимного письма в адрес Главы Советского правительства от имени группы летчиков, которые якобы высказывают беспокойство за его судьбу.
- Дочь Сталина. Последнее интервью (сборник) - Светлана Аллилуева - Биографии и Мемуары
- Севастополь 1941—1942. Хроника героической обороны. Книга 1 (30.10.1941—02.01.1942) - Геннадий Ванеев - История
- Исповедь любовницы Сталина - Леонард Гендлин - История
- Мальчики войны - Михаил Кириллов - Биографии и Мемуары
- Маршал Италии Мессе: война на Русском фронте 1941-1942 - Александр Аркадьевич Тихомиров - История / О войне
- Двести встреч со Сталиным - Павел Александрович Журавлев - Биографии и Мемуары / История / Политика
- Гений кривомыслия. Рене Декарт и французская словесность Великого Века - Сергей Владимирович Фокин - Биографии и Мемуары / Науки: разное
- Книга для внучек - Светлана Аллилуева - Биографии и Мемуары
- Сталин и писатели Книга третья - Бенедикт Сарнов - История
- Этика войны в странах православной культуры - Петар Боянич - Биографии и Мемуары / История / Культурология / Политика / Прочая религиозная литература / Науки: разное