Пятьдесят лет в Российском императорском флоте - Генрих Цывинский

Летом в Ревеле производились приемные испытания подводной лодки «Акула»; на циркуляции она стремилась выскочить на поверхность воды, и ее с большим трудом удавалось углубить. Но, когда горизонтальные рули были наложены на полный угол — вниз, она стремительно пошла на глубину и толкнулась килем о дно (глубина Ревельского рейда от 8-12 сажен); от сильного удара мы потеряли равновесие, некоторые упали. Дно было мягкое, песчаное, и крепкий корпус лодки выдержал удар без малейших аварий. Лодка быстро всплыла, и мы продолжили испытания.

В Либаву я ездил весной на экзамен школы подводного плавания (теория) и осенью на экзамен практики. Каждого офицера-слушателя заставляли управлять лодкою при различных эволюциях: погрузиться, пройти различными ходами, сделать несколько поворотов, выстрелить миной по подводному щиту и, наконец, подняться на поверхность. В Транзунд я ездил в августе на экзамены офицеров и нижних чинов, прошедших курс минных классов и проплававших лето на Учебном минном отряде. Осенью, по настоянию Государственной Думы, Морской министр Воеводский был заменен адмиралом Григоровичем, а товарищем министра назначен Бубнов.

Из Фиуме от завода Уайтхеда и из Франции от завода «Greusot» поступили рекламные предложения на покупку у того и другого заводов мин Уайтхеда, быстроходных (до 40 узлов), с усовершенствованным двигателем и подогревательным прибором для увеличения давления сжатого воздуха свыше 150 атмосфер. Я получил командировку во Францию для испытания на месте качеств мин «Greusot», а в Фиуме я командировал своего помощника капитана 1 ранга Пастухова. 3 октября 1911 г. одновременно со мною выехали в Париж Шпан, инженеры Соколовский, Харитонович и Ракуза-Сущевский — члены правления «Русского Общества изготовления снарядов». В эту компанию ввязался под каким-то предлогом отставной адмирал В., сопровождаемый (по старости) неизменно своей энергичной супругой. В то время он не числился у них членом правления, но очень старался, хотя был для завода совершенно бесполезен, будучи полным невеждой в торпедной и во всякой технике.

В Париже в главном бюро братьев Шнейдеров условились о маршруте поездок для осмотра их заводов в Harfleur’e, в Greusot и около Тулона. Париж значительно изменился к лучшему. Разрослись бульвары, и обновилась большая часть города, где была последняя выставка; явились Эйфелева башня, мост Императора Александра III и много новых монументальных зданий; устроена «metropolitaine», и по улицам снуют быстрые таксомоторы.

Первым на очереди на северном берегу Франции, возле Гавра, в устье реки Сены стоял Harfleur, где у гг. Шнейдеров имеется арсенал с орудийными и торпедными мастерскими и где производится окончательная сборка и выверка орудий и мин. Отливка же и заготовка крупных частей производится на заводах в Greusot. Здесь же, в устье реки Сены, на заливном лугу длиною около 25 километров, устроен артиллерийский полигон, на котором орудия испытываются стрельбою.

По железной дороге «Paris-Lyon-Medietrranee» экспресс увез нас в Шалон, откуда по особой ветке в Greusot. Это огромная территория, занятая заводами гг. Шнейдеров, и при них в зеленой роще раскинулся свой собственный городок из небольших особняков, построенных для мастеров и рабочих. В тот год население городка Greusot составляло около 35000 человек.

В главном административном корпусе помещаются бюро, конференц-зал, обширные чертежные, столовый зал для инженеров, библиотека и целый ряд номеров для приезжающих. На обрывистой горке, в парке из вековых лип, бережно сохраняется древний дворец времен Людовика XIV в том виде, какой был при основании завода в XVIII веке. Возле него стоят два круглых конических здания, в них в старину были стеклянные литейные хуты.

Французы с утра повели нас осматривать мастерские завода, работающего полным аллюром. Громадные корпусы, почерневшие от копоти, со свистом и шипением выпускали из себя струи белого пара, фонтаны искр и черные облака дыма; а из утробы этого чудовища разносился гул катающихся механизмов, стук молотов и шипение гидравлических прессов. Мы начали с литейной; там попали в момент, когда из огромного ковша (вагранки) ослепительно белой струей лилась расплавленная сталь в цилиндрическую форму. Застывшая болванка под гидравлическим прессом уплотняется, как тесто в руках пекаря, и впоследствии она будет основою пушки, или торпедным резервуаром для сжатого воздуха, или, наконец, корпусом фугасного снаряда. В следующем здании была бронепрокатная мастерская; там отлитые корабельные броневые плиты (до 12 дюймов толщиною) подвергались прокатке, и затем их закаливали, пуская на поверхность плиты струю холодной воды (секретный патентованный прием завода «Greusot»).

Затем осмотрели снарядную мастерскую. Предварительно отлитые стальные болванки (нагретые докрасна) из первоначальной формы цилиндра проходят постепенно ряд штамповальных станков, достигая в конце формы воронки, оставаясь в цельном виде. Этот способ штамповки снарядов принадлежит заводу «Greusot». Далее следовала обширная мастерская, где десятки сверлильных станков сверлили каналы для пушек (калибров от 4 до 14 дюймов, длиною в 52 калибра) и резервуары для мин. Затем идет целый ряд машинных мастерских, где изготовляются моторы и дизеля для подводных лодок. Здесь, между прочим, исполнялся в то время заказ нескольких парижских фирм на выделку 10000 автомобильных моторов. В рельсопрокатной мы попали на забавное зрелище: раскаленные рельсы, точно живые змеи, извиваясь, бегают по железному полу мастерской от станка к станку. К концу такой прогулки рельсы остывают и в потемневшем виде, готовые, изгоняются за ворота.

Второй день посвятили торпедным мастерским. Здесь идет сборка мин и пригонка частей друг к другу. Все пропускаются через калибры, дабы все части одной мины приходились к другой в случае порчи. У Уайтхеда в Фиуме этого не достигалось; там работа кустарная, и мелкие части одной мины не подходят к другой. Собранные начерно мины отсюда пересылаются в Harfleur для окончательной сборки и выверки. Для пристрелки они затем идут в Тулон. Такое путешествие по Франции мин, родившихся в «Greusot», крещенных на севере Франции и пристреливаемых на юге, весьма невыгодно для завода, и гг. Шнейдеры предполагают впоследствии на берегу Средиземного моря, возле места пристрелки, построить минную мастерскую, заменяющую Harfler’скую.

Три дня мы жили заводскою жизнью, обедая в общей столовой совместно с инженерным составом, и ночевали в номерах для приезжающих. Затем выехали в Тулон. К нашей компании на эту поездку присоединился морской агент в Париже капитан 1 ранга В.А. Карцов, впоследствии бывший Начальником Морского Училища. Как главная база французского флота Средиземного моря Тулон обладает обширным арсеналом, гаванью и просторным рейдом. Город имеет типичный характер, присущий всем военным портам Франции — как Шербург и Брест. Мы ежедневно отправлялись смотреть пристрелки мин на рейд Йерских островов, лежащий в 20-ти километрах к востоку от Тулона. Дорога проложена по обрывистому берегу по направлению к Ницце. По пути попадаются виллы, старые замки и курортные отели, утопающие в южной зелени, хотя был уже ноябрь.

В Иераме мы переезжали на искусственный островок («Lille de Maures» — «Остров Мавров»), где устроена пристрелочная станция. Мины «Greusot» давали обещанную скорость, но направление и глубину они держали не вполне точно. Недостаток представители завода объясняли неопытностью личного состава пристрелочной станции. Очевидно, завод «Greusot», имея большие заказы от французского флота, не гоняется за заказчиками, и потому его мастера не привыкли показывать товар лицом, как это делается на заводе Уайтхеда в Фиуме. Там сдатчики мин иностранцам — ловкие доки по этой части. Вообще во французской индустрии виден талант в замысле, но рядом с ним легкомысленная небрежность в осуществлении. У англичан и немцев, наоборот, педантичная аккуратность и добросовестное исполнение обещанного.

26 октября мы вернулись в Париж. Там побывал в Большой опере, в малых театрах и на Montmartr’e; заехал к российскому посланнику Извольскому, к некоторым членам посольства, к морскому агенту и в бюро Шнейдеров. Посетил Лувр, Булонский лес, церкви Notre Dame, Инвалидов и проч.

27 октября я выехал в Россию. Утром был в Кельне; здесь пересадка — час свободного времени, он дается пассажирам как бы нарочно, чтобы осмотреть Кельнский собор (он рядом с вокзалом). В Эйдкунене — на границе я взял билет через Лиду, чтобы повидать свою дочь Наталию. Там ее муж служил на новой Николаевской железной дороге, 3 ноября я представил министру отчет о результатах командировки и качествах мин завода «Greusot».

ДУМА И ФЛОТ

Осенью 1911 г. Дума, по наветам газетных борзописцев (Брут и Меньшиков из «Нового Времени»), предъявила несколько запросов министру, обвиняя его в том, что обещанные реформы были дутые — только по названию. Требовались опять жертвы и «омоложение» высших начальников. Но ведь высшие административные начальники были они сами: министр, его товарищ и два начальника — Главного и Генерального Штабов, все четыре адмирала не имели адмиральского ценза, так как ни один из них не командовал эскадрою. Только один министр был в чине вице-адмирала, а остальные трое — контр-адмиралы, и не по цензу, а лишь по занимаемой должности могли бы попасть в вице-адмиралы, и то лишь при наличии вакансий. И вот министр с приятелем своим, Начальником Главного Штаба, придумал такой маневр: бросить Думе кость — уволить в отставку трех вице-адмиралов, занимавших тоже «высшие должности», но технические (меня, Лилье и Успенского) и получивших чин за действительное командование эскадрами; тогда получатся три свободных вакансии — Дума получит новые три жертвы, и сами они попадут в незаслуженный чин, сидя спокойно в канцеляриях.