Том 13. Письма 1846-1847 - Николай Гоголь

Весь ваш Г.

Толстому А. П., 28 <27> июля н. ст. 1847*

193. А. П. ТОЛСТОМУ.

Июль 28 <27 н. ст. 1847. Остенде>.

Пишу к вам несколько строчек из Остенде, куды приехал на прошлой неделе и где прежде всего[1041] расклеился в здоровьи. Сделайте милость, спросите у Груби, приняться ли мне за тот порошок, который был предписан назад тому год? Потому что припадки несколько похожи на прежде бывшие. В месте, где сердце, урчанье и бурлыканье, как в животе; во рту точно как бы подымаются крошки съеденного хлеба, так что нужно беспрестанно глотать, — словом, как бы пища не сварилась. Слабость заметная во всем теле, прекращенье…[1042] и заметное исхуденье в немного дней. Я посылаю на всякий случай копию с прежнего рецепта,[1043] и если он скажет, что он годится, или на место его даст другой, или найдет нужным кое-что прибавить к прежнему, то во всяком случае прошу вас послать в аптеку и, заказавши две порции, послать с железной дорогой[1044] сюды, в Остенде, потому что здесь, как вы знаете, в аптеках нельзя[1045] найти никаких медикаментов. Этим меня много одолжите, а впрочем пора бы вам, как мне кажется, и самому заглянуть сюды. Дорога в Лондон через Остенде. Через неделю или полторы приедет сюды Хомяков, который собирается также в Лондон; мне бы также хотелось взглянуть. Хомяков может, по моему мнению, больше, чем кто-нибудь другой, поговорить с англичанами толково о православии. Он в продолжение последних пяти лет, как мы с ним не видались, имел множество новых диспутов с раскольниками в разных местах и везде славно побеждал, так что имя его пронеслось по Руси. Уведомьте меня[1046] хотя двумя словечками о графине, уехала ли она из Парижа и благополучно <ли>, то есть без хлопот, при надлежащем состоянии здоровья и без печальных приключений с девушками*. От всей души желаю ей самого благодатного пути и благодатного прибытия на родину. Напишите ей, что я помню ее доброту и радушие и буду просить всех, кого ни встречу во святой земле молящихся, помолиться о ней и о вас вместе. Но прощайте. Сильно желалось бы вас обнять еще раз в Остенде.

Весь ваш Г.

Скурыдину передайте поклон.

На обороте: Paris. Son excellence monsieur le c-te Alexandre Tolstoy. Rue de la Paix, № 9. (Hôtel Westminster).

Шевыреву С. П., июль н. ст. 1847*

194. С. П. ШЕВЫРЕВУ.

<Июль н. ст. 1847. Франкфурт или Остенде.>

Несколько слов о Малиновском. В нем, сколько могу судить из длинного письма его, должно быть очень много хорошего. А судя по толстой серой бумаге, на которой писано письмо его, он должен быть не богат. Купи на мой счет стопу самой тонкой почтовой бумаги и подари ему от себя на описанья современного народа, проходящего перед его глазами по поводу «М<ертвых> д<уш>». Если в его записках, которые не позабывай присылать ко мне аккуратно по почте (на оказию и комиссии не надейся), окажется что-нибудь такое, что можно напечатать, то прикажи наскоро списать[1047] его и напечатать потом в «Москвитянине» или другом журнале. Тогда весьма кстати можно будет прицепиться к оказанью денежного вспомоществования в виде платы за статью* от журналиста или от тебя, как соучастника и сотрудника в журнале. Таким же образом можно поступать и с другими талантливыми студентами, заставляя их охотнее сочинять, переводить и даже наблюдать жизнь и дух общества. Сообщаю всё это тебе только для соображения, в твердой уверенности, что ты лучше моего сумеешь сделать умней и лучше. При сем передай следуемое письмецо Малиновскому*.

Определи из моих денег, выручаемых за «Мертвые души», сумму на пересылку мне по почте всякого рода писем. Около 500 рублей ассигнациями назначь для этого непременно и никак не позабывай присылать мне всякую статью из журнала обо мне, приказавши переписать мелким шрифтом[1048] на мои деньги, и всё высылай по почте.

Малиновскому Д. К., июль н. ст. 1847*

195. Д. К. МАЛИНОВСКОМУ.

<Июль н. ст. 1847. Франкфурт или Остенде.>

Я прочел ваши письма. Мне кажется, что покаместь вы делаете то, что, вероятно, вам следует делать. Если мысли ваши так жаждут изливаться, пусть они изливаются; сам человек все-таки от того в выигрыше, становясь или лучше, или понятнее себе самому. План вашей философии слишком огромен, но если мысль о нем так шевелит вас и не дает покою, то, вероятно, у вас для этого есть какие-нибудь силы; иначе неоткуда бы взяться и самой мысли. Осуществление его (не целиком, а отчасти) возможно только от частого обращенья с человеком на жизненном поприще. Вам следует прежде попробовать самому на каком-нибудь служебном месте исполнить таким образом долг, как бы, вам казалось, следовало всякому. Иногда на время бывает нам нужно перебить мыслительную жизнь нашу просто[1049] деятельной жизнью в прозаическом смысле. Мне кажется, что для вас не бесполезно, хоть на малое время, званье учителя с некоторым самопожертвованьем, то есть, отказавшись от всяких улучшений и новых метод, которые будут беспрестанно представляться (потому что, слава богу, голова у вас не без изобретательности), придержаться метод прежних учителей и в это время наблюдать попристальней над теми, которых вы наставляете. Чем тише вы будете действовать вначале и чем постепенней будете наблюдать за человеком, начиная с самых, нежнейших возрастов, тем у вас будет полнее познанье человека. Во всяком случае деятельность нам нужна вначале почти механическая,[1050] в определенной колее, уже известной. Открытия же покуда передавайте бумаге, не торопясь применением. Так мне кажется. А впрочем да наведет вас бог на то, что вам лучше и для вас удобнее.

Искренно желающий вам успехов <Н. Гоголь>.

На обороте: М. И. Малиновскому*.

Толстому А. П., 2 августа н. ст. 1847*

196. А. П. ТОЛСТОМУ.

Остенде. Август 2 <н. ст. 1847>.

Не отвечал вам тотчас по той причине, что поджидал порошка*, который, как вы пишете, мне послали. Порошок не пришел; я получил только письмо, а на письме не выставлено, чтобы следовала при нем посылка. Чиновники уверили меня, что не было посылки, а потому я вновь к вам <с> просьбой взять порошок в парижской аптеке, потому что здесь аптекари, как вам известно, ничего не имеют. Ответы на вопросы Груби, которого не знаю, как благодарить, при сем прилагаю. Мне кажется, что мне как будто стало несколько лучше. Но всё, однако же, я не смею купаться иначе, как в самый теплый день и когда нет совсем ветра. Ветер необыкновенно сильно действует на кожу я чувствую слабость большую. От небольшого ветра меня то бросает в пот, то знобит.[1051] Спросите Груби, не будут ли для меня теперь чересчур сильны волны. Ваши известия о бедной нашей России не утешительны. Я тоже имею много неутешительных: к кровопролитьям на Кавказе прибавилась еще и холера в тех местах. Но как подумаю, ведь нам прежде всего нужно жить в боге, а не в России. Ведь мы знаем, что без божьей воли ничего не делается. А воля божья разумна, воля божья знает, что нам нужно.[1052] Будем исполнять[1053] закон Христа относительно тех людей, с которыми нам придется столкнуться (закон этот можно исполнять всюду), а о России бог позаботится и без нас. Как ему оставить ее, если есть столько людей, которые о ней молятся? Помолимся и мы о ней крепко, как только можем молиться, а потом палку в руки и вновь в путь-дорогу, по примеру всякого помышляющего о душе своей человека. Мне кажется, на вас неаполитанская зима может подействовать благотворно; там было хорошо и мне, и я согрелся. Очень было бы приятно встретиться с вами в Италии. Почему знать, может быть, случилось бы так, что и в Россию пришлось бы возвратиться в одно время… Покуда в Остенде немного русских. Из знакомых вам, кажется, один только Глебов* да ваша родственница Сен-При Долгорукая*, которую я видел всего один раз и не дальше, как вчера. Но прощайте. Передайте мой усердный поклон графине, если она еще в Париже. Доброму Миха<и>лу Сергеевичу* также поклон; книги он может подарить первому встречному, всего лучше которому-нибудь из наших парижских попов, они же охотники собирать книги. На адресе прибавляйте: Rue de Capucins, № 16, выставьте: «При сем следует посылка». Затем всею душою моей вас обнимаю.

Весь ваш Г.

Приложение

Ответы на вопросы Груби: