Гладиатрикс - Рассел Уитфилд

«Впрочем, Лисандра вряд ли сделает хоть шаг мне навстречу, не снизойдет до замирения с такой дикаркой.

Так что первой протягивать руку придется мне.

Да, для этого я должна буду скрутить в бараний рог свою гордость, но чего только не сделаешь ради всеобщего блага».

XXXIII

— Будь здорова, гладиатрикс.

Лисандра приподняла веки, осознавая лишь боль, огненными токами перетекавшую внутри ее тела. Девушке казалось, что запредельная мука навсегда обожгла каждый нерв. Перед глазами спартанки все плавало и кружилось, но лекаря она узнала.

Какое-то мгновение бывшая жрица ничего не могла понять, потом на нее нахлынули воспоминания.

Каморка.

Цепи.

Нестасен.

И бесконечная пытка…

Она содрогнулась всем телом, дернулась на постели, и новая боль, причиненная движением, заставила ее вскрикнуть.

— Ну, ну, девочка, — ласково проговорил лекарь. — Здесь тебя никто не обидит. Ты в безопасности, Ахиллия. Вот, попей-ка. — Возле губ Лисандры качнулась чашечка. — Это вытяжка мака. Она тебе поможет во всех смыслах.

Лисандра позволила ему приподнять ей голову и влить в горло горькую жидкость. Гадостный вкус чуть не заставил ее поперхнуться, но она сделала усилие и не закашлялась, а проглотила снадобье. Лекарь уже подносил к губам страдалицы воду — ополоснуть рот.

Когда он бережно опустил ее голову на жесткую подушку, Лисандра зажмурила глаза, но из-под век все равно поползли горячие слезы.

Она по-прежнему видела их, слышала этот смех, чувствовала вонь мужских тел, взопревших от животного возбуждения, ощущала на себе чужие руки, плоть внутри своего разверстого тела.

— Афина!.. — вырвалось у нее. — Не оставь, помоги.

— Она непременно услышит и поможет тебе, — отозвался лекарь на языке эллинов. — Богиня никогда не предает своих верных.

Маковый сок медленно растекался по жилам спартанки. Телесная боль понемногу отступала, но воспоминания отнюдь не померкли, хотя Лисандра теперь присутствовала в них словно бы сторонним наблюдателем. Сцена пыточного насилия разыгрывалась в ее памяти снова и снова, заново растворяя душевную рану, которую силился заштопать дурман.

Все же лекарство действовало, и вот уже Лисандра не могла понять, явь это или дурной сон. Картины прошлого и настоящего сливались одна с другой, проплывая перед ее внутренним взором. Вновь погибала у нее на глазах Пенелопа, тянулась через пески слабеющая рука Эйрианвен. Соперницы падали под мечом спартанки, но яростный восторг тех побед девался неизвестно куда, развеялся, точно дым. Потом Лисандру снова насиловали.

Опять и опять.

Она смутно слышала мужские голоса, звучавшие у ее постели, хотела открыть глаза, но веки отказывались подниматься. Прохладная рука коснулась ее лба, вытерла пот, и Лисандра почему-то не испугалась.

Потом голоса начали отдаляться.

Некоей частью сознания девушка понимала, что рано или поздно проснется и должна будет осознать правду.

Но это будет потом, а пока она тонула в объятиях Морфея. С нее было довольно.

* * *

Нестасен спешил со всех ног, пробираясь запруженными улицами Галикарнаса, и едва ли не через каждый шаг оглядывался назад — нет ли погони. Нубийцу казалось, что каждый встречный-поперечный пялился на него и указывал пальцем. Вот он, беглый! Вот он, держите его!

Пот ручьями лился по телу гиганта, полуденное солнце немилосердно жгло его сквозь толстый плащ с глубоким капюшоном, низко натянутым на лицо.

«Ну что ж, я потерплю. Не то меня точно сразу узнают. Надо скорей найти спокойное место, где я смогу спрятаться, покурить конопли. Травка освежит ум, и я придумаю, как быть дальше».

Его отчаянно мутило, он как никогда нуждался в глотке благословенного дыма. Беглец знал, что все так или иначе уладится, как только он его вдохнет. Все будет хорошо.

Нубиец поплотнее запахнулся в плащ и увидел кровь у себя под ногтями.

«Кровь Лисандры! Ну да, сучка получила то, чего заслужила и, несомненно, втайне хотела».

Нестасен только не знал наверняка, убил ли ее тот удар ножом, который он нанес ей напоследок.

«Вот ведь дурак! Не удосужился проверить, что она и вправду издохла. Слишком отдался блаженству дурмана, кровавого насилия. Если она еще жива, то назовет мое имя. Тогда на меня объявят охоту. Может, уже теперь люди Бальба рыскают по городу, расспрашивают прохожих. Трудно ждать, чтобы кто-то отказался заработать лишний сестерций, указав погоне на беглеца!

Все точно сговорились. Все против меня. Ох, глотнуть бы дымка!»

Нестасен очередной раз тайком глянул назад, и простое движение породило невыносимую волну дурноты, а с нею и страх. Они с подельниками договорились удирать по одному, каждый в свою сторону. Теперь Нестасен об этом жалел. Если их схватят, они ведь не затруднятся рассказать, кто был главарем!

В конце концов он выбрался на окраину и оказался в городской клоаке, где обитало отребье Галикарнаса. Куда ни плюнь, сплошные потаскухи, воры, убийцы, насильники. Здесь не принято было задавать лишних вопросов, признавалась лишь звонкая монета, зато за деньги можно было купить все.

В какой-то клопиной дыре, называвшейся постоялым двором, Нестасен заплатил хозяину с чирьями на роже и был препровожден в маленькую комнатку. Оставшись один, нубиец перво-наперво швырнул надоевший плащ на постель и зашарил в поясном кошеле, ища драгоценные стебли. Он зажег один из них от масляной лампы, задул пламя и стал смотреть, как тлеет травинка. Вскоре комната наполнилась желанным ароматом дурмана. Нестасен накрыл стебелек глиняным цилиндром, подождал, пока там соберется побольше дыма, и жадно вдохнул. Его сердце тут же замедлило сумасшедший бег, да и мысли перестали беспорядочно и бестолково метаться.

«Чего я так боялся, дурак! — сказал он себе. — Кто из городских стражников отважится пойти по моему следу? Они же знают, на что я способен в бою. Всякий, кто меня догонит, будет убит. Да и жители города навряд ли станут рисковать жизнями, чтобы получить объявленную награду, схватить обидчика рабыни. Что бы там о себе ни воображала эта спартанка, но она именно рабыня!»

Нестасен усмехнулся и понюхал пальцы. Он наслаждался ароматом женщины, приправленным запахом свежей крови.

«Да, на самом деле Лисандра была несомненно в восторге. Она корчилась, кричала и отбивалась, но были мгновения, когда я улавливал похоть в ее глазах. Никто не разубедит меня в этом. Она хотела еще — распутная сучка!»

Стоило нубийцу подумать об этом, и его плоть опять напряглась.

Конопля помогла, и в уме Нестасена зародился план.