Александровский дворец в Царском Селе. Люди и стены. 1796—1917. Повседневная жизнь Российского императорского двора - Игорь Зимин

Работы по настилке двойных полов начались в последнюю очередь, после завершения ремонта всех коммуникаций и отделки стен и потолков. Архитектор Ефимов в рапорте от 2 июня 1843 г. сообщал Захаржевскому смету (2907 руб. 32 коп. сер.) «на сделание двойных полов», обращая внимание на холод, проникавший «в сказанные комнаты, по неимению черных полов, сквозь паркетные, ныне пришедшие в ветхость».[713] Отметим, что тема холода в жилых в комнатах Александровского дворца неоднократно возникает в документах того времени – «холод, особенно в осеннее время».

Поскольку ремонт явно затянулся, то 2 июля 1843 г. состоялось решение императора о проведении настилки двойных полов в зимнее время, когда дворец стоял пустой. Для выбора подрядчика через газету «Санкт-Петербургские Российские ведомости» объявили о торгах. Желающих с просьбой «допустить… к торгу» объявилось много: «Санкт-Петербургского столярного цеха мастер Ипполит Яблочкин и крестьянин Алексей Ильин»; «Крестьянин Костромской губернии Ларион Марков»; «Крестьянин Никита Григорьев с товарищем купцом Назаром Соболевым; «Купеческий сын Григорий Роменский с товарищем» и т. д.

Условия торгов, составленные архитектором Ефимовым, объявили 10 сентября 1843 г. Согласно условиям, паркеты во дворце «1. Должны быть сделаны из сухого, без живых сучьев или каких либо свищей, дубового дерева; цвету одинакового и самой чистой работы; наклейка дубовых или фанера должна быть толщиною от 3/2 до 1/2 дюйма; 2. Фундамент паркета равно должен быть сделан из сухого соснового леса, на обвязку были бы употреблены доски 2 1/2 дюйма; 3. Весь паркетный пол должен быть выстлан под ватерпас, хорошо и плотно приложен штуками, а галатели[714] сделаны по шаблону, были бы чистой работы и плотно прибиты».

Также оговаривались сроки работ – с начала февраля по 1 апреля 1844 г. – и гарантии: «Если что будет найдено худо сделанным или из негодного материала, то подрядчики обязаны немедленно переделать и вообще отвечать за исправность всего пола в течение года». В обеспечение этих условий подрядчик вносил залог в 300 руб.[715] По результатам торгов (тендера) «исправление паркета и оконных переплетов» было поручено столярному мастеру Дворцового ведомства Карлу Болгагену.

Даже после завершения этого глобального ремонта работы «по теплу» периодически возобновлялись. Например, в апреле 1845 г. в деловой переписке упоминается, что Секретарскую комнату на половине Николая I уже отделали, но еще не установили фальшивую печь.[716] Когда в 1844 г. начался ремонт в Кабинете императрицы Александры Федоровны по созданию Молельной комнаты, то ее решили также отапливать амосовскими печами: «…принято мною от генерал-майора Амосова для печей в устанавливаемой капелле, в кабинет Государя Императора в Новом дворце душников медных гальвано-пластических позолоченных два и вентилятор один».[717]

Когда в 1845 г. на половине императрицы Александры Федоровны поменяли функциональное назначение всех комнат, эти изменения затронули и отопительную систему. Николай I велел «в теперешней уборной, печку перенести в другой угол, обои освежить (о цвете обоев будет особое повеление), а на этом месте, где теперь стоит печь, сделать зеркальную дверь в Гостиную мраморную комнату, что приходится против зеркала, а в Уборную задвинуть дверь; в комнате возле кабинета Ея Величества, снять фальшивую печь».[718]

Изменился и облик фарфорового камина, об установке которого Николай I распорядился еще в январе 1843 г. В мае 1845 г. директору Императорского Фарфорового завода предписывалось: «…изготовленную фарфоровую раму к зеркалу с консолями, отправить в Царское Село и наставить на место над фарфоровым камином в малом Кабинете Ея Величества».[719]

Казалось бы, что для обеспечения теплом парадных зал и жилых комнатах сделано все, но миниатюрная Александра Федоровна продолжала мерзнуть даже после утепления ее комнат. Только этим можно объяснить ее личное распоряжение (4 июня 1848 г.) «О вставлении в камины в Уборной и Опочивальне Ея Величества в Новом дворце металлических каминов». В документе указывалось, что причина распоряжения – стремление, чтобы камины «давали более тепла, и чтобы трубы в оных можно было закрывать».[720]

Дворцовые хозяйственники запросили заключение эксперта. 8 июня 1848 г. печной мастер Карпов сообщил Захаржевскому, что в покоях императрицы установлены «камины с двумя оборотами, на манер голландских печей, и закрываются вьюшками в комнатах. Ежели вставить в эти камины еще металлические, то неуповательно, что бы оные увеличили теплоту, буде же угодно увеличить температуру воздуха, то можно устроить шведские печи с дверцами и с приделкою к ним каминов».[721] Захаржевский, вполне доверяя своим специалистам, 13 июня 1848 г. доложил министру Императорского двора Волконскому, что если камины «топить надлежащим образом, то тепла может быть весьма довольно; до сих пор нам известно, они протапливались только для воздуха, поддерживая небольшой огонек, и быть может, что иногда трубы на ночь закрывались. что вставлением металлических каминов теплота не увеличится».[722]

Волконский в этот же день доложил о ситуации Николаю I (который по определению больше доверял мнению жены), на что последовало «окончательное» распоряжение императора, «чтобы в Царскосельском Новом дворце в Опочивальне и Уборной комнатах Государыни Императрицы камины были сделаны металлические, как объявлено о сем».[723]

7 июля 1848 г. архитектор И.А. Монигетти сообщил в Дворцовое правление, что он «вытребовал с завода Берда мастера, для снятия меры с места для каминов в Новом Дворце на половине Ея Величества». 4 сентября 1848 г. «заводчик Берд» представил счет за два изготовленных камина «с решетками, совками и железными приборами по 135 руб. Всего 270 руб…». Через несколько дней металлические вставки в камины были установлены.

В последующие годы расположение печей и каминов менялось только в результате очередных перепланировок, которые время от времени велись в Александровском дворце. Перепланировки, как правило, были связаны с женитьбами и замужествами выросших детей Николая I, которым родители отводили те или иные комнаты на своей любимой «даче».

Например, когда в 1848 г. Николай I и Александра Федоровна определились с невестой[724] второго сына – великого князя Константина Николаевича, в Александровском дворце появился второй фарфоровый камин. 5 июня 1848 г. министр Императорского двора П.М. Волконский сообщил Я.В. Захаржевскому из Петергофа, что «Государь Император высочайше повелеть соизволил: находящийся здесь фарфоровый розовый камин с зеркалом и канделябрами, а равно и зеленый туалет, отослать в Царское Село, камин с принадлежностями для назначаемого Кабинета Его Высочества великой княжны Александры Иосифовны, с тем, чтобы имеющаяся в сей комнате печь была сломана, а камин поставлен посредине стены, которая идет в коридор, туалет же для Уборной Ея Высочества».[725] Упомянутый фарфоровый камин изъяли из Большого дворца в Петергофе и перевезли в Царское Село.

Удивительно, что, несмотря на проведенную реконструкцию отопительной системы, мощные амосовские печи не справлялись с отоплением самого большого зала Александровского дворца – Концертного (Полукруглого), поэтому время от времени продолжали рассматриваться различные проекты его обогрева. В документах за 1848 г. упоминается, что «во исполнении приказания Министра Императорского Двора о приискании способа отапливания Концертного зала в Новом дворце… по мнению моему нахожу удобным сделать жаровые печи в подвальном этаже с проводкою труб от одной из них в стене Концертного зала смежной с Бильярдной комнатою, возле дымовой каминной трубы».[726] Судя по всему, этот проект так и не был реализован.

Камин в зале Горы

Оконные переплеты, функциональные сами по себе, изредка включались в интерьерные решения Александровского дворца. В 1858 г. императрица Александра Федоровна, оставшаяся одна в своей загородной резиденции, распорядилась украсить одно из окон на своей половине «писанной на стекле копии с картины профессора Нефа “Ангела Молитва”». 20 ноября 1858 г. министр Императорского двора князь П.М. Волконский сообщил Я.В. Захаржевскому, что «Государыня Императрица Александра Федоровна высочайше повелела… чтобы писанная на стекле копия с картины профессора Нефа “Ангела Молитва” была поставлена в Царскосельском Александровском дворце в нижней части окна проходной комнатки, перед моленною, между Опочивальнею и угловым Кабинетом». При этом картину следовало «вставить в промежуточное между картиною и оконницею пространство, в виде рамки темно-синего цвета стекло. Ея Величество повелела сообразить, каким образом всего удобнее будет отворять для освежения воздуха помянутое окно, обратив притом внимание и на переплет наружной рамы, дабы оный не отражался на картине и не вредил бы тем эффекту».[727]