Великая Испанская революция - Александр Шубин

Чтобы не допустить превращения трибуналов в орудие партийной мести майских победителей, НКТ направила своих представителей в их состав[1209]. Удалось сохранить коллегиальные и плюралистичные принципы организации трибуналов, предусмотренные в декрете 4 мая 1937 г. В руководство Верховным трибуналом вошли по три социалиста, коммуниста, левых республиканца и представителя Республиканского союза, по одному представителю Партии синдикалистов, Партии федералистов, левых каталонцев, баскских националистов, и по четыре представителя ВСТ и НКТ[1210]. В таком составе трибуналы уже не могли быть эффективным средством репрессивной политики. Однако постепенно анархо-синдикалистов стали вычищать из трибуналов.

7 июня были распущены рабочие патрули НКТ. 18 июня была введена правительственная монополия на радио. 23 июля были созданы специальные политические трибуналы. 14 августа была официально запрещена публичная критика СССР и введено право правительства приостанавливать выпуск газет.

«„Демократическое“ государство, построенное Ларго Кабальеро, превратилось в „сильное“ государство Негрина… Критика стала синонимом измены»[1211], — подводят итог П. Бруэ и Э. Темиме. А. Виньяс считает, что это была полезная замена: увы, песок — плохая замена овсу. «Республика, тем не менее, получила новое сильное правительство во главе с Хуаном Негрином»[1212].

Убить Нина

Наиболее известной акцией репрессивной волны мая-июня 1937 г. стало убийство лидера ПОУМ А. Нина. Операция по его аресту проводилась сотрудниками НКВД СССР во взаимодействии со Службой безопасности, контролируемой коммунистами.

Расследованием похищения Нина уже по свежим следам занялись анархо-синдикалисты. Они выяснили, что Нин был арестован 15 июня и через некоторое время увезен в контролируемую коммунистами деревню Алкала де Энарес, а затем отправлен в неизвестном направлении. Анархо-синдикалисты следили также за ходом официального расследования исчезновения. В Барселоне следствие по делу вел судья М. Лагиа. Вопреки указанию представителя Директората безопасности, Лагиа арестовал двух полицейских агентов из Мадрида, которые были замешаны в деле о похищении. Тогда судья был арестован центральными властями. Позднее судья был освобожден, но дело таким образом было развалено. Все это позволило Службе внешней информации Национальной секции координации НКТ прийти к выводу, что к похищению Нина причастна полиция и правительство. Признавая, что пока нет возможности для развертывания широкой кампании протеста, анархо-синдикалисты решили продолжать расследование до того времени, «когда придет час довести до сознания страны и призвать к суду Истории их низости»[1213].

Действительно, сотрудники Службы безопасности не сразу нашли место, где можно было изолировать Нина — тюрьмы были переполнены. Резидент НКВД А. Орлов предложил поместить арестованного в гостиницу в Алькала де Энарес, которую использовали для своих нужд сотрудники НКВД и Службы безопасности[1214].

В Алькала Нина интенсивно допрашивали. Нужно было как можно скорее добиться от него признаний, чтобы потом уже действовать официально. Но Нин решительно отвергал все обвинения. С первого момента Нин заявил, что это «махинации политических противников, весьма вероятно, что компартии». Касательно участия ПОУМ в «барселонских событиях», он утверждал, что «так как они считали справедливой реакцию рабочего класса, они действовали солидарно с ним для того, чтобы дать ему конкретные и ограниченные цели». Нин до конца утверждал, что не имеет ничего общего со шпионажем, который ему пытаются вменить[1215]. Стало ясно, что в испанских условиях попытка повторить «московские процессы» кончится провалом, особенно, если на скамье подсудимых будет выступать Нин.

А. Орлов мог понять это заранее, но он недооценивал «испанской специфики». Возможно, до захвата Нина Орлов, глава Службы безопасности Ортега и их коллеги действительно верили в официальные версии о «заговорщической деятельности» ПОУМ и надеялись «расколоть» Нина. Когда это не удалось, Нина застрелили 22 июня под предлогом попытки его освобождения[1216].

Убийство Нина стало крупным политическим провалом, дискредитирующим и майских победителей, и их советских союзников. Официально было заявлено, что он арестован, но затем появились слухи о его гибели. «Сугасагоитиа и Негрин столкнулись со множеством подозрений, но они были тщательно защищены. Очевидно, что они знали о том, что советские „спецслужбы“ охотились за Нином»[1217], — пишет А. Виньяс. Позднее Негрин писал: «Я не мог рассказать то, что знал о деле Нина и его задержании не республиканской полицией, а иностранной службой, поскольку это не могло быть обнародовано»[1218].

Стремясь снять с Х. Негрина ответственность за репрессии и убийства этого периода, А. Виньяс пишет: «Нет необходимости говорить, что „славная“ эпоха НКВД и его контактов с испанской Службой военных расследований пришлась на период управления Прието»[1219]. Но также «нет необходимости» напоминать, что Прието правил не один, и не был премьер-министром и начальником служб безопасности.

Очевидно, что наибольшая ответственность за репрессии этого времени лежит на коммунистах — службу безопасности возглавлял коммунист Антонио Ортега, который действовал в контакте с эмиссарами НКВД. Но гибель Нина стала результатом травли ПОУМ, ответственность за которую несет весь майский блок, включая, конечно, и Негрина.

«В нормальных условиях Нину, возможно, грозило бы только тюремное заключение. Орлов пошел намного дальше, и Правительству пришлось терпеть это, потому что смерть Нина (таково, без сомнения, было действительное значение) стоила меньше, чем возможное осложнение отношений с Советским Союзом»[1220], — продолжает А. Виньяс. Трудно признать «нормальными» условия, при которых лидера оппозиционной партии отправляют в тюрьму без веских оснований. К тому же Негрин должен был понимать, что помощь СССР Республике зависела не столько от дела Нина, сколько от обстоятельств международной политики. Угодливость в деле Нина не спасла правительство Негрина от проблем, которые с августа 1937 г. стали возникать с советской помощью.

Вероятно Негрин (в отличие от его сегодняшних адвокатов) это понимал. Но репрессивная кампания (даже с учетом ее издержек) была выгодна ему не меньше, чем Сталину, а даже больше. Ведь она деморализовала оппозицию. А затем можно было «умывать руки», ссылаясь на тень СССР.

Однако скандал с убийством Нина помог социалистам укрепить свои позиции и в отношениях с коммунистами, которые скомпрометировали себя «топорной работой». Шумная известность начальника службы безопасности коммуниста А. Ортеги, которой способствовала и хвастливая коммунистическая пропаганда, сыграла с ним злую шутку — в июле его пришлось снять[1221]. Тише надо работать, осторожнее.

Впрочем, отставка Ортеги была связана и с его шокирующей ретивостью. В день отставки Ортега говорил: «Чтобы очистить Арагонию от анархо-троцкистских бандитских групп, располагающих большими запасами оружия и амуниции, нужно вести настоящие плановые бои от одной деревни к другой. Я боюсь, что после моего снятия эту работу прекратят»[1222]. Как показали уже августовские события в Арагоне, коммунисты преувеличивали вооруженность анархистов. Но в любом случае в планы республиканского руководства не входила еще одна гражданская война в тылу фронта, и от методов Ортеги пришлось отказаться. Задачу разоружения Арагона решили позднее, меньшей кровью.

* * *

После снятия с поста Ортеги репрессии стали ослабевать. Коммунисты с гневом отмечали, что Сугасагоития саботирует преследование ПОУМ (после отставки Ортеги министр освободил сотни политзаключенных и не вскрыл связи «троцкистов» и штаба Франко!). А Ирухо и вовсе стал заниматься тем, чего коммунисты так опасались в мае — расследованием произвольных расстрелов и жестокого обращения с заключенными в Мадриде, когда службой безопасности здесь руководил С. Карильо — коммунистический лидер ОСМ[1223]. Отсюда нити могли потянуться и к другим аналогичным делам.

В начале августа 1937 г. Служба безопасности была реорганизована. Создается Служба военных расследований (SIM, Servicio de Investigación Militar). Она должна была бороться с «пятой колонной», но фактически действовала также против ПОУМ и радикалов НКТ.

После создания СИМ позиции КПИ в репрессивной системе ослабли: «В полиции ее влияние не уступало влиянию социалистов, хотя она проигрывала последним в таких важных секторах, как СИМ (служба военной контрразведки), которая была создана по распоряжению Прието и традиционно обвинялась в том, что создана в вотчине коммунистов — под неявным покровительством НКВД — чтобы устранять противников в республиканском тылу. Несомненно, отношения между социалистами и коммунистами, согласно внутреннему докладу, датированному 30 мая 1938 года, были преимущественно радушными во всех подразделениях, исключая СИМ, где „тем немногим коммунистам, которые туда входили, устроили невозможную жизнь“»[1224]. Это очень примечательно. В конце марта 1938 г. Прието ушел из правительства, а позиции социалистов в СИМ сохранились. Так что социалисты в СИМ ориентировались не на него, а как раз на Негрина. Это был его инструмент, который давал «страховку» на будущее.