Мандарины – не главное. Рассказы к Новому году и Рождеству - Виктория Кирдий

class="p1">– Ты с ней общался? – спросила Ирина, жена младшего брата.

– Да, пару раз съехали вместе на лыжах с горы. Прикольно было, – сказал Михаил, старший из трех братьев. Семейство отмечало новогодние праздники.

– Я тоже с ней поговорила. Эта барышня головой не ударялась на спуске?

– Не ударялась. А что тебя напрягло?

– Пусть сами разбираются. – Ирина допила пиво и бросила пустую банку в ведро. – Дочь Вовы, значит, и проблемы его.

Владимир был средним братом.

– По-моему, ты много сплетничаешь и злишься. – Михаила начала раздражать эта беседа. – Нормальная у Вовы девочка. Вуз закончила, голова светлая. Вполне сформировавшийся человек.

– Миш, ей двадцать пять лет. Работает СММщицей. Ведет профили каких-то кафе, и все время, пока не спит, она выкладывает фотки в «Инстаграм». Нормальную работу искать не хочет, карьеру делать не хочет, семью тоже не хочет. Блогер фигов. Какой толк от ее красного диплома?

На новогодние каникулы вся большая семья собралась на даче – лепить пельмени и вареники, кататься на лыжах и смотреть старое кино.

Давно перевалило за полночь, дом спал, и только Михаил с Ирой засиделись на кухне за пивом и разговорами.

– То есть все должны, как ты, работать бухгалтерами в отделении РЖД?

– Во-первых, главным бухгалтером, – обиделась Ирина. – Во-вторых, девочке нужна дисциплина. Знаешь, во сколько она просыпается? Слава богу, если к полудню.

– Ну и что? Зато зарабатывает больше нас с тобой.

– И сразу все просаживает в Тае. Можно было уже на квартиру накопить! Так и проскитается до пенсии по съемным.

Михаил помолчал.

– Слушай. У нас на работе недавно был тренинг по психологии. Рассказали про любопытную классификацию. Вот ты и я – представители поколения X. А Вовина дочка – уже Y. Другие ценности, принципы, вообще взгляд на мир.

– Да пусть хоть альфа с омегой. Где она себе мужа найдет, если из дома не выходит и спит до обеда?

– Живет для себя, имеет право.

– Дети тоже от себя появятся?

– Может, они ей не нужны.

– Миш, ты или башкой о столб грохнулся, прости, или тренингов переел. Зачем жить-то без детей?

– Ну, сама напросилась. – Михаил погрозил ей пальцем. – Твоему сыну сколько лет, девять? За праздники он ни разу не оторвался от смартфона. На свежем воздухе не гуляет, лыжи ему неинтересны. Сидит как зомби.

– Да я бы рада его от телефона оторвать! Говорит, у него там друзья. Игры какие-то проходят, видео снимают каждый день.

– Типично для поколения Z.

– Задолбал со своими буквами. Решено, завтра заберу у сына телефон. В сети болтаться опаснее, чем во дворе.

– Во дворе не опасно? Ты, похоже, забыла, как мы все детство по стройкам лазали, по гаражам, карбид смешивали с водой.

– Такое не забывается, Потапову тогда чуть руку не оторвало. Но лыжи-то… Черт, а я в детстве лыжную мазь ела на спор. Пусть все-таки в телефоне сидит. Это ты виноват, грузанул поколениями X, Y, Z. Как жить?

– Не знаю. И никто не знает. Может, следующие придумают. Те, кто после Z.

Дарья Алавидзе

Римский корсаков

Праздновать Новый год было задумано полным лузерским составом. «Полным» – это потому, что мои девчонки неожиданно вернулись в Питер. Последние два года празднование проходило малым составом, то есть участвовала только я. Но теперь воссоединились три мушкетера, или, скорее, три несчастных поросенка, которые с детства противостояли всем волкам только вместе.

Два месяца назад Ника вернулась из Сингапура, где рассталась со своим китайским владельцем фабрики по производству гибких дисплеев. Он изящно ухаживал за ней, рыжеволосой красавицей, брал уроки русского языка у нашего общего соседа по подъезду, преподавателя истории зарубежной литературы в университете Льва Абрамовича Каца.

(Кац был держателем самого главного преподавательского рекорда. Один раз он два часа матерился на спор, так ни разу и не повторившись.)

Ника и китаец вместе планировали дальнейшую жизнь, знакомились с родителями, организовывали транспортировку антикварной печки из Питера в Сингапур… Вот удивительное дело: вопросов, зачем девушке, родившейся и выросшей в Санкт-Петербурге и помнившей всю историю своей семьи, блокадная реликвия, не было. Непонятно было, зачем многопудовая чугунная дура была нужна китайскому человеку из экваториального климата. Ну теперь основная головная боль – как возвращать ее обратно. Антиквариат, санкции, специальное разрешение, огромные расходы на страховку. В общем, Ника вернулась в Санкт-Петербург и на все вопросы отвечала «я не хочу даже об этом говорить».

Кроме того, за неделю до Рождества мне позвонила Катька. С ней мы виделись чаще, чем с Никой, но все равно не так часто, как хотелось. После школы она уехала в Калифорнию учиться бизнес-администрированию, потом с головой ушла в свой новый стартап по доставке деревенских продуктов на дом. Но, судя по всему, калифорнийские методы управления бизнесом не нашли применения в районе Ржевка-Пороховые, куда она переселилась после возвращения. Несмотря на мотивирующую топонимику (улицы в этом районе носили оптимистичные названия – проспекты Наставников, Ударников, Энтузиастов и Передовиков), Катька прогорела и теперь не знала, что делать с долгами и ипотекой.

Про себя… мне надо что-то рассказать про себя…

«В Китае она интересовалась скрещиванием бабочек с хризантемами, вместе с сибирскими шаманами превращала облака в добрых джиннов, участвовала в экспедиции по поискам миража к югу от Марракеша, в лесах Бразилии уничтожала тарантулов, в Эр‐Рияде выучилась ткать ковры-самолеты…»

Это, наверное, самая полная моя характеристика.

В общем, все мы трое были самыми главными неудачницами года. Нам хотелось не столько встретить Новый год, сколько агрессивно и жестоко выпинать из жизни старый.

Когда мы собрались вместе в первый раз после долгой разлуки, мы даже решили придумать девиз для нашего лузерского общества.

– Все, что ни делается, все к лучшему, – предложила Ника, – хуже этой ереси в принципе быть ничего не может.

– Давайте не впадать в цитатобесие, – резко обрубила эту затею Катька.

– Надежда умирает последней – буээ! – не обратив внимания, скривилась Ника.

Мне хотелось сказать, что мне очень нравится девиз Яна ван Эйка: «Как могу». Смирение, понимание ограниченности своих возможностей, старательность. Очень правильная и честная позиция. Но я промолчала.

В новогоднюю ночь мы все оказались в джаз-клубе «Римский корсаков». Бессмысленный и беспощадный питерский нейминг. Где-то здесь, неподалеку, в переулках Загородного проспекта находился музей Римского-Корсакова. Видимо, поэтому хозяева решили назвать заведение в честь композитора, но на вывеске отсутствовал дефис и Корсаков был с маленькой буквы. Получался какой-то корсаков из Рима. Римский корсаков. Ну хотя бы программу обещали хорошую.

Маленький полуподвальный джаз-клуб, какие-то дизайнерские красные фонари,