Исламская интеллектуальная инициатива в ХХ веке - Г. Джемаль

Испытывая отвращение ко всем этим благочестивым рясам, убежденный в том, что данные религиозные учения служат тканью для одеяний набожности, которые носятся на теле угнетения, с сердцем, полным ненависти к жестоким монгольским правителям и боли за страшную судьбу исламских масс, будучи мусульманином, осознающим свою ответственность за народ и осведомленным о времени, в которое он живет, и человеком, протестующим против существующей системы и потерявшим веру в торговцев религией, шейх Халифех выбрал ислам Али, школу протеста и мученичества.

В одежде простого дервиша он едет в Сабзевар как одинокий странник, останавливается в большой мечети города и начинает проповедовать там. Этот момент является точкой отсчета начала Сарбедаранского освободительного движения. Он — проповедник, восстающий против всего того, что способствует пребыванию людей в невежестве и их угнетению, он — вестник восстания, инспирированного верой, идеологией и «красной» историей, вдохновленного шиизмом. Мало-помалу непривилегированные массы начинают осознавать, находить свой путь и в результате становятся устрашающей силой. Официальное псевдодуховенство затевает свои обычные игры: распространение слухов, потом обнародование религиозных декретов и затем — призыв к дозволенному убийству. Клерикалы нашептывают:

Этот шейх обсуждает мирские дела в мечети,Этот шейх гадает в мечети и оскверняет дом Бога,Этот шейх смущает религию людей.

Псевдорелигиозные деятели стараются настроить народ против него и готовят почву для его низвержения. Они пособничают монгольским правителям в том, чтобы отнять у него жизнь. Муллы пишут монгольскому властителю, что, дескать, шейх отошел от истинной суннитской веры и не готов раскаяться и вернуться, несмотря на их лучшие усилия. Клерикалы вещают, что он распространяет мирские идеи в мечети и проделывает работу мятежников (шиитов)! Они продолжают: «За свое поведение он заслуживает смертной казни, и в силах султана Саида избавить религию от этой чумы». Распространение слухов и восстановление людей против него усиливается, однако призывы шейха к пониманию, вере и спасению продолжают привлекать сердца людей из непривилегированных и страдающих масс все больше и больше — вплоть до одного раннего утра: когда его адепты, как обычно, пришли к нему, они обнаружили в мечети его мертвое тело.

После убийства шейха его ученик, шейх Хасан Джури, продолжает его дело. Он немедленно вооружается, организует своих учеников и уходит в подполье. Он начинает странствовать по городам и сеять зерна понимания и восстания на основе шиизма везде, где бы он ни был. Умы людей подготовлены. Сердца порабощенных, покрытые тайной завесой, пульсируют в предвкушении восстания. Одной искры будет достаточно...

Племянник правителя, по своему обыкновению, въезжает в деревню Бааштин в тридцати шести километрах от Сабзевара. Вместе со своей свитой он входит в дом одного из набожных и почитаемых жителей деревни, который все еще находится под разрушительным влиянием религиозной пропаганды властей. Свита просит у жителей деревни еду, и ее обслуживают лучшим образом. Для жителей деревни, которые являются мусульманами-шиитами, находящимися под глубоким влиянием слов Шейха Халифеха, принести вина таким негодяям, тем более под принуждением, — это уже слишком. Тем не менее они выполняют повеление свиты. Гости пьянеют! Они требуют женщин! Это послужило началом взрыва очень просто и быстро. Враг приходит к людям и объявляет шиитским массам, что монгольский правитель требует их женщин. Каков их ответ? Они говорят: «Мы готовы лучше умереть, чем быть развращенными! Наши женщины станут нашими мечами в битве с врагами!» Результат был неизбежным. Люди передумали и перерубили всю шайку. Поскольку они знают, что пути назад нет, что они уже выбрали смерть, их страх исчезает. Их выбор в пользу смерти дает им такой запал энергии, что одна-единственная деревня восстает против всего кровожадного режима и побеждает. жители деревни опустошают город, сражаясь с монгольской армией и постановлениями клерикалов от государственной религии. Они побеждают. Их возгласы: «Спасение и справедливость!», «Долой власть монголов, попов от правительственной религии и крупных землевладельцев от господствующего класса!» жертвы клерикального невежества и угнетаемые монголами заключенные продолжают присоединяться к восстанию. Сабзевар становится центром их могущества; подобно тому как распространяется огонь по сухой заросли, воодушевленные идеологией шейха Халифеха, шейха Хасана и подобных им сведущих, правдивых и обученных проповедников, шиитские революционные отряды, в которые стекаются деревенские воины и передовики масс, занимают весь Хорасан и северный Иран и зажигают огонь восстания даже на юге страны. И в первый раз революционное движение, основанное на алавитском шиизме и направленное против иностранного владычества, внутренней фальши, власти феодалов и состоятельных владельцев капитала, обернулось вооруженным восстанием, устроенным крестьянами семьсот лет назад под знаменем справедливости и ознаменованным культом мученичества, во имя спасения порабощенного народа и непривилегированных масс.

И это — последнее революционное направление алавитского шиизма, красного шиизма, который на протяжении семисот лет был пламенем духа революции, исканий свободы и справедливости, всегда обращенным в сторону простых людей и неукоснительно сражающимся с угнетением, невежеством и обнищанием.

Век спустя пришли Сефевиды, и шиизм покинул большую мечеть простых людей, чтобы сделаться соседом дворца Али Капи в Королевской мечети.

КРАСНЫЙ ШИИЗМ ПРЕВРАЩАЕТСЯ В ЧЕРНЫЙ ШИИЗМ!

РЕЛИГИЯ МУЧЕНИЧЕСТВА СТАНОВИТСЯ РЕЛИГИЕЙ ОПЛАКИВАНИЯ!

Перевела с английского Анастасия Ежова

Али Шариати:

Джихад и шахадат

Термин «martyr» («мученик») произведен от латинского корня «mort», означающего «смерть и умирание». «Мученик» — это существительное, репрезентирующее «того, кто погибает за Бога и веру». В любом случае, мученик — это «тот, кто умер за Бога и веру». Единственное отличие его смерти от смерти другого человека может быть усмотрено в «причине». Он умирает за Бога, в то время как причиной смерти другого может быть рак. Иначе говоря, сущность явления, в данном случае смерти, в обоих случаях одинакова. Поскольку дело касается смерти, нет никакой разницы между тем, кто был убит за Бога, и теми, кто погиб от какой-либо страсти или в результате несчастного случая. В этом смысле Христос и те, кого умертвили за их приверженность христианству, являются мучениками. Иными словами, они были смертниками, потому что в христианской религии понятие «мученик» относится к человеку, который умер.

Однако шахид всегда жив и находится среди нас. Он — не отсутствующий. Таким образом, эти два понятия — «шахид» и «мученик» — являются антонимами. Как уже было сказано, с термином «шахид» (мн. ч. «шахада»), будь то шахид национальный или религиозный, в восточных религиях или в каких-либо других, сопряжено понятие святости. Это так. Вне всяких сомнений, в любой религии, школе мысли, в национальном или религиозном отношении, шахид сакрален. Данное утверждение справедливо даже в том случае, когда речь идет не о религиозном, а о материалистическом мировоззрении. Отношение и чувства, испытываемые к шахиду, отражают его метафизическую святость. По моему мнению, проблема, откуда возникает понятие сакральности шахида, заслуживает детального научного анализа. Даже в тех религиях и философских школах, в которых отсутствует вера в святость и в святых, тем не менее существует убежденность в том, что шахид сакрален. Один его статус дает начало непременной соотнесенности шахида с собственной идеологией. Другими словами, он сам порождает свой ореол ценности и святости, поскольку, во всяком случае, взаимоотношения между человеком и его воззрениями сакральны. Такая же связь устанавливается между шахидом и его верой. Подобным образом, правда неявно, возникает отношение между последователем какой-либо веры и ее шахидами. Так, источником представления о святости шахида является то чувство священного, которое все люди испытывают к своим убеждениям, народу и религии. В рамках экзистенциализма проходят дискуссии, по некоторым параметрам весьма близкие к нашим рассуждениям о велаяте и его следствиях. У человека есть первичный, «неотъемлемый» характер, и характер вторичный, «формирующийся». В своем уважении к прошлому все люди одинаковы. Каждый, кто носит одежду, существует! Однако в подлинном смысле слова то, что формирует характер человека, то есть делает его непохожим на остальных, — это духовные отношения и измерения, чувства, инстинкты, индивидуальные качества — то, что заставляет человека мыслить себя как особенное «Я». Он обретает себя, говоря: «Я есть...»