Припади к земле - Зот Корнилович Тоболкин

Глава 57

В колхозе «Серп и молот» в четвёртый раз выбирали председателя.

- Начинай, что ли! – торопил Прошихин, раньше всех явившийся на собрание. – Время – деньги.

- Народу мало.

К столу, за которым сидел Ямин, задевая скамьи и сидевших на них колхозников, пробирался Ефим.

- Зря ты, Гордей Максимыч! – шепнул он. – О колхозе подумал бы.

- Тем и жил. Теперь пущай другие думают.

- А ты всё же поразмысли!

- Опять за своё? Сядь рядом и веди собрание!

- От этого отказываюсь, – сказал Ефим, – и решение твоё осуждаю.

- Тогда уходи и не мешай мне ошибаться.

- Скоро ли? – опять спросил Прошихин.

- Потерпи.

Ямин грузно поднялся, скорбно оглядел людей и заговорил с ними.

- Речь моя будет короткой, не утомлю. Вы мне председательство доверили. Не справился я, не оправдал...

Переждав, когда смолкнут протестующие голоса, продолжал:

- А если и оправдал, дак пользы от этого мало. Председателем всё одно не быть. Я человека искалечил, знаете. Суд будет. Потому и собрал вас, чтобы колхоз, как летось, без головы не остался. Сидора нет, Дугина забрали... Скоро и меня... Вот и выбирайте себе другого председателя. А я весь вышел. И ишо одно. Александру я освободил от фермы. Своей властью. Стало быть, и на её место ищите человека.

- Её-то зачем снял? Она за тебя не ответчик!

- Ответчик, потому что жена. Ну вот, всё у меня...

Он сел и, далёкий от всего, задумавшись, подпёр лоб ладонями.

- Ну, не прав ли я был, когда говорил: пострадаешь? – спросил Прошихин. – Меня чутьё не подводит!

- На этот раз подвело, – возразил Раев. Гордей не заметил, когда он появился в конторе. – Страдать предстоит тебе.

- Я не из страдальцев. Натура у меня тонкая, однако страданиям не поддаётся.

- Не равняй себя к скамейке, на которой сидишь. Это ей безразлично, кто на ней сидит. А ты хоть и пустяковый, да человек!

- Понимающий гражданин! – похвалил Митя. – Поговорить бы нам! Общий язык необходимо найдём...

- Поговорить придётся. Но общий язык едва ли найдём, – многозначительно улыбнулся Раев. Улыбка была всё та же, страшновато-загадочная, но Митю она не испугала. – Позвольте два слова, товарищи! Я считаю отказ Ямина необоснованным. Человек, которого он в горячке толкнул, жив-здоров и в суд подавать не собирается. Мне кажется, Ямину нужно остаться председателем, если он вам угоден. А если нет – тогда уж ничего не попишешь.

«Путанный он какой-то! – рассеянно слушая голоса, раздавшиеся за него, думал о следователе Гордей. – Вроде бы и совестливый, а душа к нему не лежит...»

Он ничем не выказал своих чувств ни в тот момент, когда Раев сообщил, что Халила жив и здравствует, ни в тот момент, когда колхозники единогласно проголосовали за него.

Конец собрания прошёл торопливо и скучно.

Заместителем выбрали Евтропия, который только что встал на ноги.

- Тебе, я думаю, необязательно идти домой, – придерживая Прошихина за руку, сказал следователь. – Поедешь со мной в район. Там и потолкуем.

- Опять дальняя дорога?

- Я позабочусь об этом. Где деньги, которые ты взял в сельсовете?

- Необходимо в сельпе. Где взял, туда и возвернул.

- Я что-то не слыхал об этом.

- И не услышишь. Деньги не мечены. Даже Дора их не признала, когда за водку брала...

- Убедительно, – усмехнулся Раев. – Ты случайно не в курсе, куда скрылся Панкратов?

- Волк с зайцем не советуются, куда путь держать.

- Кто заяц?

- Необходимо я.

- Ну-ну, не прибедняйся! Если тебе не трудно, запряги лошадь – и в путь. Засиделся я в ваших краях. В других колхозах дел накопилось...

Митя побежал выполнять его просьбу. Выводя из конного раевского мерина, заметил на берегу яра недвижно стоявшую Катю Сундарёву.

- Одна осталась? – сочувственно спросил.

Катя подняла на него словно припорошенные золой глаза. Дурашливый болтун, пустой человечишка вдруг приоткрыл перед ней краешек своей души.

- Любил я тебя... – вздохнул он и тут же рассмеялся, увидев, с какой гадливостью отступала от него Катя. – Не бойся! Я ведь издалека любил... И опять издалека буду. Снова казённый дом выпал. Может, и не вернусь больше...

- Говоришь ты много.

- Так веселее. Жизнь у меня, как омут, мутная. Вот я и веселюсь, чтобы в глубину не заглядываться! А то глянешь – и позовёт ненароком...

- Ты не прыгнешь, не таковский.

- А ты меня знаешь? Не знаешь. И никто не знает. Так-то! Ну, живи. Буду вспоминать тебя. Ты помни об этом.

Он рассмеялся странно, с хрипотцой и ударил меринка.

Вскоре девушка услышала характерные покрикивания Раева. «Но! Ишь ты! Вот я его!»

«Куда теперь? – подумала Катя. Внизу зияла и мрачно звала к себе прорубь, к которой гнал лошадей Федяня. – Живут люди... И больно им, и горько, а живут! Я не одна такая...»

- Катерина! – услышала она счастливый голос Шуры Зыряновой и пошла на него.

- Замуж выхожу! – ликующе прокричала Шура. – Токо что сказал! Не верится даже! Может, я сплю?

- Не спишь. Это я сплю... и боюсь проснуться.

- Да что ты! Не убивайся! Ещё встретишь кого-нибудь...

- Молчи!

- Ох, и люблю я тебя, товарка! – Шура обняла подругу и повела к себе. Нужно было позаботиться о приданом.

Глава 58

Медленно, не быстрей, чем кандальники до него, Гордей бредёт по тракту. Ноги его свободны от кандалов, но мысли скованы. Птицами рвутся мысли, ломят тугой череп, проклёвывают виски. Кажется: проклюнут – что-то страшное будет. Но и страшное это – не страшно, потому что – жизнь.

Любит бродить