Царская Русь - Дмитрий Иванович Иловайский

королю удалось переманить к себе другого, более известного, боярина и воеводу, князя Андрея Михайловича Курбского, отличившегося в битвах с крымцами и при взятии Казани. Он принадлежал к сторонникам и приятелям Сильвестра и Адашева; а потому, несмотря на свои заслуги и бывшее личное расположение к нему Иоанна, находился теперь под страхом опалы. После же одной неудачной битвы с литовцами (под Невелем в 1562 г.) опасения его усилились. Хотя Иоанн еще не оказывал ему явной немилости (может быть, потому, что, находясь тогда на пограничной службе, он легко мог бежать), но Курбский предвидел готовившуюся ему участь и потому вступил в тайные переговоры с литовскими вельможами, гетманом Николаем Радивилом и подканцлером Евстафием Воловичем. Сам король Сигизмунд Август приглашал его и обещал ему свои милости. Сенаторы присягнули на исполнении этих обещаний. Наконец, получив охранную, или опасную, королевскую грамоту, Курбский решился исполнить задуманное бегство. Он в то время начальствовал в Юрьеве Ливонском; при нем находились его жена и малолетний сын. Говорят, будто он спросил жену, желает ли она видеть его мертвым или расстаться с ним навеки; получив великодушный ответ, простился с семьей и ночью незаметно покинул город. В сопровождении двенадцати преданных слуг он ускакал в соседний город Вольмар, занятый литовцами. Это было в апреле 1564 года.

По прибытии в Литву Курбский получил грамоту на Ковельскую волость, одно из богатейших и многолюднейших королевских имений и, кроме того, староство Кревское в воеводстве Виленском. Очевидно, король и литовские вельможи в своей войне с Москвою ожидали важных последствий от измены Иоанну одного из самых искусных его воевод, и тем более, что вместе с Курбским отъехало в Литву большое количество служилых людей, которые составили под его начальством целую значительную дружину. С этою дружиной он в том же году принимал участие в неудачном походе литовского войска на Полоцк. А зимою следующего (1565) года Курбский, во главе 15 000 человек, ходил в область Великолуцкую, сжег и разорил несколько сел и монастырей. Вообще, пере-шедши на литовскую службу, Курбский старался побудить короля к более деятельному и энергичному образу действия против Москвы. Побуждаемый его советами, король начал посылать частых гонцов к крымскому хану Девлет-Гирею и поднимать его на Иоанна. Несмотря на веденные в то время мирные переговоры с Москвою, хан поддался внушениям и осенью 1565 года сделал внезапный набег на Рязанскую украйну, где тогда не было приготовлено войска для отпора татарам. Боярин Алексей Басманов и сын его Федор, известный царский любимец, случились на ту пору в своих рязанских поместьях. Они поспешили в Переславль Рязанский, начали исправлять его укрепления, пришедшие в ветхость, собрали из окрестностей сколько могли Служилых людей и дали мужественный отпор татарам, когда те подступили к городу. Пограбив беззащитные села и набрав полону, хан без особого успеха ушел назад. Всеми подобными действиями против родной земли Курбский совершенно омрачил свою прежнюю славу и сделался вполне изменником отечеству. Никакое тиранство, никакие обстоятельства и понятия того времени о боярском праве отъезда не вправе оправдать таковую измену. Любопытно то, что она не принесла ожидаемых плодов для Литовской стороны; ни его близкое знание московских дел и зловредные для России советы неприятелю, ни его личные походы не дали королю особых выгод в войне с Москвою. В то же время^и надежды Курбского, взамен утраченных московских поместий, найти почетное и хорошо обставленное существование в Литве также не оправдались. Он упустил из виду то, что жалованные королевские грамоты, при упадке королевской власти, не обеспечили полного и спокойного владения имениями. Притом своею гордос-тию и горячностию он иногда сам подавал повод к столкновениям и вообще нажил себе много врагов. Возникали разные споры с соседями относительно жалованных ему земель и судебные тяжбы, которые не давали ему покою. Чтобы войти в родственные связи с некоторыми литовскими магнатами и найти в них поддержку себе, Курбский вступил в брак с одною знатною и богатою вдовою (урожденною княжною Гольшанскою), имевшею уже взрослых сыновей; но именно эти сыновья потом затеяли с ним новые имущественные тяжбы и ссоры, которые окончательно отравили его существование.

Между тем отъезд и измена Курбского произвели большое впечатление на Ивана Васильевича. Это впечатление усилилось, когда отъехавший боярин вступил с царем в письменную перебранку. Уже тотчас после бегства из Юрьева Ливонского, по приезде в Вольмар, Курбский отправил к царю послание. В сем послании он укоряет Иоанна в жестоком избиении некоторых верных бояр и воевод, в насильственном пострижении других; говорит о своих ранах и заслугах и претерпенных им гонениях; оправдывает свой побег необходимостью; с гордостию указывает на свое происхождение от князя Федора Ростиславича Смоленского и Ярославского; грозит царю встречей на Страшном суде и указывает на его недостойный образ жизни вместе с распутными любимцами. С этим письмом Курбский отправил своего верного слугу Василия Шибанова. Русские воеводы, действовавшие в Ливонии, схватили Шибанова и отправили в Москву. Летописное предание (не совсем достоверное) прибавляет, будто Шибанов подал запечатанную грамоту самому государю на Красном крыльце, сказав: «от господина моего, твоего изгнанника князя Андрея Михайловича Курбского»; царь вонзил в его ногу острый посох свой; кровь лилась из раны; но Шибанов стоял неподвижно, пока Иоанн, опершись на посох, слушал чтение письма. Знаем только то, что он велел подвергнуть слугу мучительным пыткам, чтобы узнать подробности об измене и замыслах Курбского. Шибанов рассказал, что знал, но и во время мучений хвалил своего господина; по-видимому, он был запытан до смерти.

Громкие укоризны, написанные сильным красноречивым словом, задели за живое самолюбие тирана. Он захотел отразить их таким же письменным словом, а вместе блеснуть своею начитанностию и сочинительским талантом. На письмо Курбского Иоанн написал обширный ответ, исполненный ссылками на Св. Писание, на основании которых старается доказать божественное происхождение и неограниченность своей царской власти. Он неоднократно называет беглеца «собакой», укоряет в намерении сделаться ярославским государем, в трусости перед царским гневом; стыдит его примером слуги Шибанова; глумится над его заслугами; с горечью вспоминает боярские крамолы во время своего детства, распространяется о коварном будто бы поведении бывших своих советников Сильвестра и Адашева и отрицает взводимую на него вину в несправедливом избиении бояр; обвиняет воевод за неудачи в Ливонии и т. д. Курбский в свою очередь немедленно написал ответ на это, как он выразился, «широковещательное и многошумное писание». Он глумится над беспорядочностию царского послания, неуместно «нахватанными словесами» из Св. Писания и укоряет его за то, что так нескладно, подобно басням «неистовых баб», пишет в чужую землю, где есть люди, «в риторских