Гулящая - Панас Мирный

- А что, знает кошка, чье мясо съела. Удираешь? Не уйдешь из моих рук! - погрозил он вслед ему кулаком. Потом повернулся, постоял, пошатываясь, и крикнул на весь дом: - Дочка-а! доченька!

- Чего, папаша? - откликнулся издалека тонкий женский голосок.

- Поди ко мне, поди, моя деточка! - снова крикнул на весь дом Колесник.

- Чего, папаша? - откликнулась уже с порога молодая красивая девушка в пышном нарядном костюме и, увидев чужих, попятилась, покраснела.

- Видал, Антон, Христю, которая когда-то у тебя служила? Видели? повернувшись к Проценко, спросил Колесник.

Оба, вылупив глаза, смотрели на красивую девушку.

А она только бросила на них лукавый жгучий взгляд, всплеснула руками, крикнула: "Ах, матушки!.." - и выбежала вон.

* *

*

На третий день по городу пошли слухи про обед в честь Лошакова. Люди перешептывались о том, кто что ел, кто сколько выпил. Кого из панов пьяного домой отвезли, кто сам на карачках приполз, а вспоминая про Лошакова, только головами качали. Ну, не черт этот Колесник - и такого пана оседлал! Вот и поди!

- Да это все враки! - не верили другие.- Лошаков на него давно точит зубы. Вот погодите, откроется собрание, он его живьем проглотит.

Но вот и собрание открылось, и все неверные собственными глазами увидели, как заискивал Лошаков перед Колесником, как протягивал ему руку не свысока, не по-барски, а как своему другу, заговаривая с ним, шутил, хотя Колесник по-прежнему был почтителен и подобострастен.

Когда приступили к обсуждению дел управы и кое-кто стал прохватывать членов, Лошаков молчал. Когда же стали настойчиво допытываться у него, он как-то нехотя ответил: "Мы хоть и не видели пока никаких больших дел, но и не доверять своим избранникам тоже не годится". Этими словами он заткнул всем рты.

- А что, накось выкуси! - хлопнув Рубца по плечу, сказал ему на ухо Колесник.

Тот воззрился на Колесника в изумлении и отшатнулся от него с ужасом, как от исчадия ада.

4

Всего в семи верстах от Марьяновки приютился Веселый Кут, маленькая слободка с большой помещичьей усадьбой на горе и крестьянскими хатами, которые, как на страже, выстроились в полукруг с одной стороны усадьбы и заглядывали в темные воды большого пруда. По другому склону горы сбегал густой сад и тянулся по всей долине вплоть до дремучего леса. Словно заколдованные рыцари, стояли в этом лесу столетние дубы, высоченные осокори, широколистые клены и темно-зеленые душистые липы, раскинув широкие ветви, одетые густой непроницаемой листвой. Между ними то там, то тут поднималась молодая поросль; тонкие и гибкие деревца ждали только простора и солнечного света, чтобы окрепнуть и самим устремиться ввысь, обгоняя своих старых дедов. На широких полянах кусты орешника и калины до самой земли опустили свои тонкие ветки. Повилика и хмель опутали их длинными своими плетями и, зорко глядя вверх на столетних рыцарей, искали только ветки, чтобы одним скачком ринуться вверх и взобраться по стволу до самой кудрявой шапки, где свили гнездо орлы и слышен был орлиный клекот.

Дремучий, чудесный лес! Вокруг него и над ним ветер веет-повевает, сверху солнышко греет, а в самом лесу всегда тишина, всегда зеленый сумрак, прохлада и тень. Там, в чаще молодых ветвей, развелось множество птиц: звонко чирикают чижи да славки, грустно воркуют горлицы, перекликаются иволги, кукушка кукует, сколько лет кому жить, воробьи кричат как оглашенные, а соловьи на весь лес заливаются, свищут. Слышен издали клекот орла, аист стучит своим клювом, стонет, дико хохочет сова, каркает ворон, и кобчики носятся, как мотыльки, над ветвями и попискивают свою жалобную голодную песню... Птичий гомон стоит в лесу, поет лес, как живой, на тысячу ладов, на тысячу голосов.

Веселое, чудное место! Лучше, удачней названия для него, чем Веселый Кут, и не придумаешь. Много князей было вскормлено здесь, много их вылетело отсюда в свет; но с волей стало княжеское гнездо скудеть, приходить в упадок. Старик Баратов, смежив уста и очи, оставил его на радость молодым сыновьям, которые пропадали в столицах. Да, видно, не манили молодых Баратовых мирный простор и невозмутимая тишина: похоронив отца, они скоро опять улетели прочь. Веселый Кут осиротел. Без присмотра, без надзора стал он приходить в упадок, скудеть. Мощенные камнем, посыпанные песочком дорожки заросли спорышом; перед дворцом, где прежде на чудных клумбах цвели цветы, разрослись бурьян и чернобыль и заглядывали в его наполовину разбитые зеркальные окна. От непогоды и дождей, от буйных ветров облупился и сам дворец; немой свидетель прежней роскоши и тяжкой неволи, стоял он на горе и страшным своим видом пугал слободских детей. Ночью сычи да совы кричали там на всю околицу, а народ говорил, что это черти, и из уст в уста переходили страшные рассказы про всякую нежить, про ведьм, вурдалаков и иную нечисть.

Все это не испугало Колесника, когда он покупал у Баратовых Веселый Кут. Сказать по правде, его привлекал не роскошный дворец, а столетние дубы в лесу, которые он хотел пустить на земские нужды, чтобы окупить пятьсот десятин земли, прилегавшей к усадьбе. "Имение стоит тридцать тысяч,- думал он.- Земля там хорошая, жирная. Земля нынче в цене - по пятьдесят рублей десятину не купишь, а если даже по пятьдесят, так одна земля стоит двадцать пять тысяч. На лес и усадьбу остается пять тысяч. Если дворец разобрать, одного кирпича наберется тысячи на три, а ведь, кроме дворца, есть совсем еще новый дом управляющего, кухни, конюшни, теплицы, амбары, и все это каменное... Лес достанется даром. А за него, если продавать с умом, не двадцать тысяч выручишь. Имение обойдется в десять тысяч. Это по двадцать рублей десятина. Ах, черт возьми!" - крикнул на радостях Колесник и не побоялся заплатить Баратову за Веселый Кут земские деньги. Он боялся только одного, как бы не опутали его враги на земском съезде. Слухи об этой покупке распространились по всей округе. Все кричали: вон куда уплывают земские денежки. Колесника не раз брало тяжелое раздумье. Теперь, когда съезд прошел благополучно, когда благодаря обеду и Христе Лошаков и словом не обмолвился о покупке, Колесник снова ожил, будто белый свет опять увидал.

- Моя пташечка-канареечка,- ласкался он к Христе.- Дождемся лета, и я завезу тебя в такую сторонку, какая тебе и во, сне не снилась. Ты только подумай: гора, на горе в густом саду дом, по одну сторону горы - пруд, по другую - лес. Лес - как бор, огромный, дремучий. Хоть в рубашке, хоть нагишом бегай по нему - никто тебя не увидит, разве только певчие птицы с тобой поздороваются.

- А соловьи там есть? - ласково спросила Христя.

- И соловьи, и кукушки, и чижики. Каких только птиц там нет!

Христя вскочила и, хлопая в ладоши, стала бегать по комнатам как оглашенная.

- Боже, боже! - кричала она.- Дай мне заснуть на всю осень и зиму, чтобы я оглянуться не успела, а уж весна идет. Чтобы проснулась - а на дворе весна. Или оберни осень в весну. А то ведь так еще долго ждать. Господи, как долго. Пойдут осенние дожди, грязь начнется, распутица. Туман окутает весь свет - дышать нечем. Сиди дома и пропадай с тоски. А там еще зима: снег, морозы. И опять сиди дома, носа ведь на улицу не высунешь, а то отморозишь. И тогда только весна. О господи, как долго!

- Дурочка ты моя! Больше ждали - меньше ждать осталось.

- Где же этот рай? Как он называется? - с беспокойством спросила Христя.

- Веселый Кут называется.

- Веселый Кут? Веселый Кут. Это около Марьяновки.

- Он самый. Знаешь?

- Слышала о нем. Там дворец есть. В Марьяновке про этот дворец такие страсти рассказывали.

- Чего люди не выдумают. Дело известное, пустует усадьба. Рушится все без призора.

- Ты меня и в Марьяновку повезешь?

- Повезу, дочка.

- Я в церковь туда поеду. Всех своих знакомых в церкви увижу. Они меня не узнают. А я всех узнаю. Вот будет радость! А что, если приедет туда твоя жена и накроет нас с тобой? Ах ты, скажет, такая-сякая? Да и острижет мне голову, эти шелковые кудри?

- Выдумываешь бог знает что. Не приедет она без моего разрешения. Не посмеет. Заживем мы там с тобой, как первые люди жили. Знаешь, как Адам с Евой? Голенькие...- И у Колесника глаза загорелись, как угли.

- Ах, старички, старички, все беды от вас! - лукаво погрозила ему Христя.

Колесник привлек ее к себе и толстыми губами чмокнул в покрасневшую щечку...

Настала осень: дожди, туманы, грязь невылазная. Христя всю осень не выходила из дому: сидела и от скуки вышивала сорочки. Навышивала и себе и Колеснику и хоть бы заглянул кто-нибудь, живым словом обмолвился. Как-то забежал к Колеснику по делу Проценко. Христя спряталась. Они долго о чем-то толковали. Проценко даже горячился.

"Он как будто еще красивей стал",- думала Христя, заглядывая в дверную щель.

Вечером к чаю вышла и Христя, сам Колесник позвал ее. Чай пили вместе. За чаем Проценко разошелся - все рассказывал смешные побасенки: Христя смеялась, а Колесник только мрачно на все поглядывал.