Альтернативная линия времени - Аннали Ньюиц

история. Страсть «Четырех сотен» к сексуальным развлечениям бросит вызов законам о борьбе с непристойностью, носящим имя Комстока. А когда он лишится возможности люстрировать почту, информация о контроле рождаемости и абортах снова начнет свободно распространяться по всей стране. Как оказалось, нам с самого начала требовалось редактирование с танцовщицами хучи-кучи.

Я оглянулась на Морехшин. Та не скрывала широкой улыбки. Быть может, через несколько столетий, считая от настоящего момента, матки из ее времени станут полноценными людьми.

* * *

Страницы светской хроники воскресных газет были полны вульгарных карикатур и приукрашенных описаний событий прошлого вечера. Устроенная Арчи «гулянка» надлежащим образом осуждалась, называясь декадентской и не вполне пристойной, однако главной мишенью сплетен становился Комсток. Газеты высмеивали все, начиная с поношенного костюма и заканчивая акцентом. Его моральные требования объявлялись абсурдными, относящимися к эпохе до изобретения электричества. Джордж Бернард Шоу, придирчивый английский театральный критик, косвенно упомянул скандал в своем широко растиражированном эссе о том, как «комстокерство» разрушает американскую культуру. Морехшин с восторгом наблюдала за безжалостным уничтожением репутации Комстока. Сол и Арчи раздали щедрые чаевые всем, в том числе танцовщицам, оставшимся без призов.

На следующий день я по-прежнему не сомневалась в том, что мы достигли поворотной точки. Теперь против кампании морального очищения, начатой Комстоком, протестовала уже не какая-то «разъяренная толпа». Это были самые богатые и влиятельные люди Нью-Йорка, которые просто хотели приятно проводить время. Нам удалось вбить клин между «Четырьмя сотнями» и моралистом, зависевшим от них.

Возможно, мне было не суждено узнать о результате вчерашнего столкновения. Для этого мне нужно было вернуться в 2022 год, а я не могла этого сделать до тех пор, пока мы с Морехшин не отмотаем назад миллионы лет, чтобы разобраться с теми, кто по-прежнему пытался украсть у нас нашу историю.

До меня вдруг дошло, что мы, возможно, в последний раз видим Асиль, и я расстроилась, прощаясь с ней. Уставшие, но счастливые, мы встретились в ресторане гостиницы, чтобы позавтракать омлетом, рулетами и кусками мяса в желе, излюбленным блюдом той эпохи. Налив себе немного кофе, Морехшин задумчиво уставилась на него.

– Ты собираешься это выпить? – весело спросила Асиль.

– В ее время кофе не пьют, – попыталась объяснить я.

– Кое-кто пьет, – нахмурилась Морехшин. Она сделала маленький глоток. – Фу, какая гадость! Наверное, некоторые правила все-таки лучше не нарушать.

Мы рассмеялись, и я отметила, что Асиль больше не злится. Работа в магазине полностью устраивала ее, она издавала много музыки, выходящей за рамки обычной европейской ерунды.

– Какие у тебя планы насчет «Независимой музыкальной компании»? – спросила я.

– Мы с Солом долго беседовали вчера ночью, после того как все разошлись. Продажа нот приносит неплохой доход, и Сол хочет, чтобы я занялась организацией выступлений, подобных тем, что были в Чикаго. – У нее на лице появилось мечтательное выражение. – Можно было бы пригласить кое-кого из танцовщиц, выступавших в «Мидуэе», например, Салину, и устраивать шоу в залах по соседству. На Уобаш-стрит открывается несколько заведений.

– Это просто фантастика! «Алжирская деревня» живет!

Асиль кивнула.

– И я получила солидную прибавку в жалованье. Я могу купить собственный дом.

– Очень хорошо! – заговорила с набитым ртом Морехшин. – Дом – это очень важно. У моих сестер есть пословица: «Если у тебя есть собственность, ты сама не можешь стать собственностью».

Асиль вопросительно посмотрела на нас.

– Не знаю, правда ли это, но я, несомненно, буду чувствовать себя более надежно.

Мы обсудили, куда она собирается переехать и то, что Сол даст ей полную свободу в приглашении танцовщиц, и наконец настало время расходиться. Асиль направилась на железнодорожный вокзал, чтобы уехать в Чикаго, а мы пошли в порт. Нас ждало долгое путешествие.

* * *

Прибыв в Ракму, мы обнаружили аккуратные стопки с новостями, ждущие нас на постоялом дворе в квартале ученых. Литераторы и общественные деятели рьяно подхватили термин «комстокерство». Он стал означать что-то вышедшее из моды, сумасбродное и просто глупое. Кроме того, после своего визита в «Шеррис» Комсток лишился нескольких богатых покровителей, поспешивших дистанцироваться от его кампании. Когда он преследовал сторонников абортов, торговцев порнографическими открытками и низкопробные представления, они считали своим долгом поддерживать его, но не теперь, когда он попытался запачкать репутацию Арчи и других богатых повес, которые просто хотели хорошо повеселиться. Деятельность Комстока всегда находилась на скудном финансировании, а сейчас средств у него стало мало как никогда. Если он собирался и дальше продолжать судебные тяжбы с непристойностями, то уже не мог осуществлять регулярные шумные акции на улицах.

Знакомая Софы написала, что ребята Комстока из «Общества борьбы с пороками» сразу же после вечеринки в «Шеррис» прекратили приставать к сторонникам абортов. В настоящий момент женщины в Нью-Йорке и Чикаго получили доступ к «предохранительным средствам контроля рождаемости» – достаточно было искать нужные эвфемизмы в нужных каталогах или обращаться к сочувствующим акушерам.

Комсток, еще недавно похвалявшийся тем, что доводил до самоубийства просветителей женщин в вопросах секса и привлекал последователей со всей линии времени, быстро терял популярность среди американских «брюконосцев». Его должность специального агента в почтовой службе давала ему ровно столько власти, сколько ее давала элита. Без поддержки «Четырех сотен» и их политиков ему предстояло быстро скатиться до положения докучливого религиозного фанатика, кричащего перед зданием Конгресса.

Я представила себе, какой будет жизнь Бет, если законы Комстока действительно рухнут. Что, если аборт станет совершенно обыденной медицинской операцией для всех, у кого есть матка? Что, если Бет не придется рисковать тем, что ее арестуют и осудят просто за желание вести нормальную подростковую жизнь, не обремененную ранним материнством? Быть может, ей уже не понадобится моя помощь, как и всем тем девушкам, которым не посчастливилось иметь такую мать, как моя.

Разумеется, реальность будет более сложной, чем та золоченая дуга, которую я представила себе вчера вечером, произнося вслух имя принцессы Асинафы. Возможно, в будущем изворотливые моралисты изобретут новые юридические закавыки, чтобы вторгаться в личную жизнь людей и контролировать процесс рождения детей. До тех пор пока существуют Машины, никакое редактирование не будет окончательным. Нам нужно будет оставаться на шаг впереди, подробно описывая все их лазейки, сноски, свободы.

Глава 29

Бет

Лос-Анджелес, Верхняя Калифорния (1994 год н. э.)

Войдя в свой аккаунт через платный интернет-терминал в общежитии, я открыла ящик электронной почты. Там было два сообщения: одно от университетского юриста, другое от Хамида. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что никто не смотрит, я открыла сообщение Хамида.

Привет, Бет! Мое первое электронное письмо!!! Я ломаю голову, куда сходить в выходные, на «Короткие истории» или на «Киборга-полицейского». Если пойдешь со мной, твой голос станет