Зверобой, или Первая тропа войны - Джеймс Купер

— Но что передать Джудит? Она непременно пришлет меня обратно, если я не сумею ответить на все ее вопросы.

— Что ж, Джудит можете сказать то же самое. Конечно, дикари станут пытать меня, чтобы отомстить за смерть своего воина, но я буду бороться против природной слабости как только могу. Скажите Джудит, чтобы она не беспокоилась обо мне. Я знаю, мне придется трудненько, потому что белому не свойственно хвастать и петь во время пыток: он к этому не привык. Но все-таки скажите Джудит, чтобы она не беспокоилась. Я надеюсь, что выдержу. А если даже ослабею и выдам свою белую натуру стоном и оханьем, быть может даже слезами, все-таки никогда не паду так низко, чтобы изменить друзьям. Когда дело дойдет до прижигания раскаленными шомполами и выдергивания волос с корнем, белая натура может проявить себя оханьем и жалобами. Но на этом торжество негодяев кончится. Ничто не заставит честного человека изменить своему долгу.

Хетти слушала с неослабным вниманием, и на ее кротком личике отразилось глубокое сочувствие пленнику.

В первую минуту она, видимо, растерялась, не зная, что делать дальше. Потом, нежно взяв Зверобоя за руку, предложила ему свою библию и посоветовала читать ее во время пыток. Когда охотник чистосердечно напомнил ей, что это выше его умения, Хетти даже вызвалась остаться при нем и лично исполнить эту священную обязанность. Это предложение было ласково отклонено.

В это время к ним направился Расщепленный Дуб.

Зверобой посоветовал девушке поскорее уйти и еще раз велел передать обитателям ковчега, что они могут рассчитывать на его верность.

Тут Хетти отошла в сторону и приблизилась к группе женщин с такой доверчивостью, словно она век с ними жила. Старый гурон снова занял свое место подле пленника.

Он стал задавать новые вопросы с обычным лукавством умудренного опытом индейского вождя, а молодой охотник то и дело ставил его в тупик с помощью того приема, который является наиболее действенным для разрушения козней и изощреннейшей дипломатии цивилизованного мира, а именно: отвечал правду, и только правду.

Глава 18

Вот так она жила, там умерла. Ни стыд

Не страшен ей, ни скорбь. Она была не тою,

Кто годы целые душевный груз влачит

В холодном сердце, кто живет, пока землею

Не скроет старость их. Ее любовь в зенит

Взошла так быстро — но так сладостно! С такою

Любовью жить нельзя! И сладко спит она

На берегу, где взор ласкала ей волна.

Байрон, «Дон-Жуан»

Молодые индейцы, посланные в разведку после внезапного появления Хетти, вскоре вернулись и донесли, что им ничего не удалось обнаружить. Один из них даже пробрался по берегу до того места, против которого стоял ковчег, но в ночной тьме не заметил судна. Другие долго рыскали в окрестностях, но повсюду тишина ночи сливалась с безмолвием пустынных лесов.

Ирокезы решили, что девушка, как и в прошлый раз, явилась одна. Они не подозревали, что ковчег покинул «замок». В эту самую ночь они задумали одно предприятие, которое сулило им верный успех, поэтому ограничились тем, что выставили караулы, и затем все, кроме часовых, начали готовиться к ночному отдыху.

Ирокезы не забыли принять все необходимые меры, чтобы помешать побегу пленника, не причиняя ему бесполезных страданий. Хетти дали звериную шкуру и разрешили устроиться среди индейских женщин. Она постелила себе постель на груде сучьев немного поодаль от хижин и вскоре погрузилась в глубокий сон.

В лагере было всего тринадцать мужчин; трое из них одновременно стояли на часах. Один расхаживал в темноте, однако неподалеку от костра. Он должен был стеречь пленника, поддерживать огонь в костре, чтобы он не слишком разгорался, но и не угасал, и, наконец, следить за всем, что делалось в лагере. Второй часовой ходил от одного берега к другому, у самого основания мыса; третий стоял на противоположном конце мыса, чтобы оградить лагерь от новых неожиданностей, вроде тех, которые уже произошли этой ночью. Такая бдительность не в обычае у дикарей, которые больше рассчитывают на тайну своих передвижений. Но сейчас гуроны очутились совсем в особом положении. Врагам стало известно их местопребывание, а переменить его в этот час было нелегко. Кроме того, индейцы надеялись, что события, которые должны были в это время разыграться в верхней части озера, целиком поглотят внимание бледнолицых и их единственного краснокожего союзника. При этом Расщепленный Дуб принимал во внимание, что самый опасный враг, Зверобой, находился в их руках.

Быстрота, с какой засыпают и просыпаются люди, приученные постоянно быть настороже, принадлежит к числу наиболее загадочных особенностей нашей природы. Лишь только голова коснется подушки, сознание погасает, и, однако, в нужный час дух пробуждает тело с такой точностью, как будто все это время он стоял на страже. Так всегда бывало и с Хетти Хаттер. Как ни слабы были ее душевные способности, они все же проявили достаточно активности, чтобы заставить девушку открыть глаза ровно в полночь. Хетти проснулась и, покинув ложе из сучьев и звериных шкур, направилась прямо к костру, чтобы подбросить в него дров; верно, ночная свежесть заставила ее продрогнуть. Пламя метнулось кверху и осветило смуглое лицо стоявшего на страже гурона; его глаза засверкали, отражая огонь, как зрачки пантеры, которую преследуют в ее логове горящими сучьями. Но Хетти не почувствовала никакого страха и подошла к индейцу. Ее движения были так естественны, все в ней было так далеко от коварства или обмана, что воин вообразил, будто девушка просто встала, потревоженная ночным холодом, — случай, нередкий в лагере и менее всего способный вызвать подозрение. Хетти заговорила с индейцем, но он не понимал по-английски. Тогда она поглядела на спящего пленника и медленно и печально побрела прочь.

Девушка не думала таиться. Самая простая хитрость, безусловно, была бы ей не по силам. Зато поступь у нее была легкая и почти неслышная. Она направилась к дальней оконечности мыса, к тому месту, где Уа-та-Уа села в лодку, и часовой видел, как ее тоненькая фигурка постепенно исчезает во мраке. Однако, это его не встревожило, и он не покинул своего поста. Ирокез знал, что оба его товарища бодрствуют, и не мог предположить, что девушка, дважды по собственной воле являвшаяся в лагерь и один раз покинувшая его совершенно свободно, решила искать спасения в бегстве.

Хетти не слишком хорошо разбиралась в малознакомой местности. Однако она нашла дорогу к берегу и пошла вдоль воды, направляясь к северу. Вскоре она натолкнулась на бродившего по прибрежному песку второго часового. Это был еще совсем юный воин; услышав легкие шаги, приближавшиеся к нему по береговой гальке, он проворно подошел к девушке. Тьма стояла такая густая, что в тени деревьев невозможно было узнать человека, не прикоснувшись к нему рукой. Молодой гурон выказал явное разочарование, заметив наконец, с кем ему довелось встретиться. Говоря по правде, он поджидал свою возлюбленную, с которой надеялся скоротать скуку ночного дежурства. Внезапное появление девушки в этот час ничуть не удивило ирокеза. Одинокие прогулки в глухую полночь не редкость в индейской деревне или лагере: там каждый ест, спит и бодрствует, когда ему вздумается. Слабоумие Хетти и сейчас сослужило ей хорошую службу. Разочаровавшись в своих ожиданиях и желая отделаться от непрошеной свидетельницы, молодой воин знаком приказал девушке идти дальше вдоль берега. Хетти повиновалась. Но, уходя, она вдруг заговорила по-английски своим нежным голоском, который разносился довольно далеко в молчании ночи: