Идущие сквозь миры - Владимир Лещенко

Она тоже улыбнулась, хлопнула меня по плечу:

— Надо потерпеть. Держись, подруга, от этого не умирают.

Я знала, что меня ждет, но надеялась, что это случится не сегодня. Хотя какая разница — днем раньше или позже? Не успела я даже перекусить, как ввалились двое надсмотрщиц и выкрикнули мое имя.

Меня привели в узкую полутемную комнату. По помещению гуляли сырые сквозняки, моя обнаженная кожа вмиг покрылась пупырышками.

«Не простыть бы! — промелькнуло в голове, но тут же я одернула себя. — О каких пустяках я думаю, ведь совсем скоро меня…»

Между тем надсмотрщица протянула мне маленькую щербатую пиалу с какой-то мутно-коричневой жидкостью.

— На, пей.

— Что это? — принюхалась я.

— Сок ангуи. Эта пакость нужна, чтобы у тебя не начало пухнуть брюхо.

Я припомнила, что ангуя — самое дешевое противозачаточное средство, употребляемое простолюдинками и растущее на любом огороде.

До этого я ни разу его не пробовала — дамы из высшего общества пользовались другими средствами, куда более дорогими и эффективными.

Я выпила, еле удержавшись, чтобы меня не вывернуло наизнанку, — настолько мерзким на вкус было пойло.

— А вина не найдется? — полушепотом спросила я, отдышавшись.

Та хохотнула:

— Не-ет, милочка, много хочешь! Винцо ты будешь получать потом. А сегодня, будь любезна, будь трезвой! Сегодня придется потерпеть!

И вот появился солдат. Грубо взяв за локоть, он повел меня через двор к офицерским домикам.

«Спокойнее, Мидара, — твердила я про себя. — Спокойнее, от этого не умирают…»

Меня втолкнули внутрь, предварительно грубо сорвав плащ.

Я подавила в себе желание прикрыть грудь руками — мне уже объяснили, что это лишь распалит насильников.

Их тут было пять человек. Все офицеры в маленьких званиях — только один был выше меня чином. Простонародные грубые лица — все из выслужившихся солдат, в расстегнутых засаленных мундирах, уже навеселе, глаза горят похотью.

Трое уже не первой молодости младших лейтенантов, тощий, белобрысый, похожий на крысу лейтенант и здоровяк с нашивками старшего лейтенанта.

«Хорошо, что нет денщиков, — спокойно, словно речь шла не обо мне, подумала я. — Но может, они появятся после…»

— Ты повязочку-то сними, — с ленивой угрозой бросил белобрысый.

Я подчинилась. Нагая, я стояла перед ними, обреченно опустив руки по швам и повторяя себе, что происходящее не имеет ко мне никакого отношения.

Они гоготнули, пожирая меня взглядами.

— А ничего бабец!

— Попробуем, сталбыть, свежатинки!

— Девка хоть куда!

— Точно — хоть куда!

— А вот куда ее лучше сначала?

— А какая разница: все равно будет она теперь девица — на все дыры мастерица!

— Ну чего? Пусть сначала спляшет или, там, споет, или, может, сразу по кругу пустим… ха-ха… «сосуд любви»?

Я подумала, что если я сейчас кинусь к грязному столу, где среди объедков и пустых бутылок валялся нож, то смогу успеть убить кого-нибудь из них, и тогда меня ждет обычная смертная казнь.

Но тут же вновь вспомнила слышанное мной по дороге, как именно умирают проститутки, посмевшие поднять руку на солдата, не говоря уже об офицере, и прежняя апатия вернулась в душу. Только одно было у меня на уме — скорее бы все кончилось.

Еще мелькнула мысль о самоубийстве, но, словно уловив ее, кто-то из них встал, загораживая стол.

Громила принялся сбрасывать одежду. Через минуту-другую он предстал передо мной во всей своей омерзительной «красе». Голый, волосатый, грузный. Он остался в сапогах, и в ту минуту это больше всего потрясло меня.

— Прикажи ей снять с тебя сапоги, — пробормотал, пуская слюни, альбинос.

— Зачем? Для нее я и так буду хорош!

Вновь они засмеялись, и на их лицах я смогла прочесть то, что полностью занимало их проспиртованные мозги.

Сейчас они, серые гарнизонные крысы, будут делать все, что захотят, с той, о которой еще за два года до того и помыслить не могли, которая, даже оставшись нищей, не взглянула бы в их сторону и которая каких-то три месяца назад могла отправить любого из них на виселицу.

— Никогда еще не трахался с офицером! — загоготал, лениво, вразвалочку приблизившись, здоровяк. — Ты подумай, телочка: будь ты мужиком, тебя бы на кол насадили или в каменоломни загнали. А так ты и жива, и принесешь куда больше пользы! Теперь твоя работа будет, конечно, не такая легкая, как гноить по тюрьмам безвинных людей, но зато тебя ожидает море удовольствия, и к тому же бесплатного!

Они опять заржали.

— Точно — пусть баб тоже в армию берут! Хорошо бы нам в помощь сюда женский полк прислали, — визгливо хохоча, захлопал себя по бокам мозгляк.

Грубо обхватив за бедра, громила рывком посадил меня к себе на колени.

Вновь гогот. Вскочив с мест, они обступили нас, чтобы лучше видеть то, что сейчас будет происходить.

— Ну как — тебе приятно?

Его рука грубо шарила по моему телу, другой он до боли стискивал мне грудь. Еле сдерживая гримасу боли и отвращения, я изо всех сил старалась, чтобы лицо мое осталось таким же спокойным, словно ничего не происходит.

Это его разъярило.

— Ну, улыбайся! Что же ты не улыбаешься? Разве тебе не хорошо? — проревел он, обдав меня вонью изо рта. — Тебе ведь, сучка, всегда было хорошо! Ты жила в свое удовольствие, пока я надрывался за кусок хлеба. Если бы не эта война, не видать бы мне этих нашивок, а вам, дворянским выродкам, все за так достается!

Я хотела что-то сказать в ответ. Что — уже не помню…

Он сильно и со злобой ударил меня в живот. Задохнувшись, я рухнула перед ним на колени.

— Я тебе не разрешал говорить, сука знатная! — рявкнул он. — Твой рот вообще не для этого!

Потом, зло оскалясь, он с силой швырнул меня прямо на пол, лицом вниз, и всей тяжестью рухнул сверху, придавив к кое-как струганным доскам.

Я беспомощно распростерлась под навалившейся на меня тушей.

«Спокойнее, — повторяла я, чувствуя нарастающую боль внизу живота, — это не ты, а всего лишь твое тело…»

Прошло несколько минут, показавшихся мне бесконечно долгими, наполненных мучительными страданиями и желанием немедленно умереть.

— Ладно, — он поднялся, — на сегодня я доволен. Давайте ребята, повеселитесь. Она ваша.

Они обступили меня и тут же кинули жребий, кому за кем, при этом поругавшись и помирившись, пока я лежала, про себя призывая смерть. Потом меня грубым рывком подняли с пола.

— Ты как — уже развлекалась разом с двумя, кошечка? А с тремя? — спросил белобрысый лейтенант.

— Конечно, — расхохотался другой, — они же все развратницы, все аристократки — шлюхи первостатейные. Помню, в Арзоре познакомился я с одной…

Остатков гордости у меня хватило, чтобы попробовать плюнуть ему в лицо, но рот пересох начисто. Но мою попытку сопротивляться они заметили. Удар в бок заставил меня забыть обо всем, кроме дикой боли.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});