Драконы Вавилона - Майкл Суэнвик

— Я уверен, что…

В кабинет въехала муэра верхом на каком-то чиновнике, который шел, низко согнувшись и опираясь на две короткие палки, так что седло у него на спине держалось параллельно полу. На глазах у него были шоры, во рту — мундштук уздечки. Муэра — коза от талии вниз и девица сверху — была нагишом, если не считать татуировок, с волосами, дико всклокоченными и сплошь в колтунах, в знак преданного служения благу сограждан.

— Запад зашевелился! — воскликнула она.

— Да, да, я скоро этим займусь, — кивнула Алкиона и повернулась к Виллу. — Ты должен понять…

— Он зашевелился! Запад! Он пришел в движение!

— Благодарю тебя, глейстиг[65].

Она отстранилась от Вилла в тот самый момент, когда в кабинет вошел черный карлик с корзиной живых куриц и сунул ей на подпись квитанцию безвозмездного изъятия. Из левой и правой стены почти одновременно вынырнули хайнты-посыльные и заговорили, перебивая друг друга. Вежливо постучав, но не дожидаясь ответа, в дверь вошел фоллет, он призывно махал пачкой принятых телефонограмм.

В дверь снова просунулась русалка:

— Алли, лорд начальник Главного финансового управления интересуется…

— Хватит!

Голова Алкионы окуталась голубоватым, нервно дрожащим сиянием, ветер, не коснувшийся в кабинете больше ничего, разметал ее волосы. В этот момент она была нестерпимо прекрасна и вызывала ужас.

— Закройте глаза, — сказала Алкиона.

Она хлопнула ладонями, и ударил оглушительный гром.

Они летели. Под ними ритмично покачивался мощный круп гиппогрифа, Вилл держался за талию Алкионы. За спиною Вилла к седлу была приторочена корзина с курицами. Они поднимались все выше, огибая Вавилон.

— Как ты это сделала? — спросил Вилл, задыхаясь от встречного ветра.

Алкиона оглянулась. Лицо у нее было сильное и суровое, лицо воительницы.

— Ты, маленький фей, играешь теперь в высшей лиге. Если тебе от этого несколько неуютно, может быть, самое время задуматься, разумно ли продолжать столь безрассудную аферу.

Мимо мелькали окна с бледными пятнами лиц. Дул сильный холодный ветер, грозивший вырвать Вилла из седла, бросить его вниз на камни, на верную смерть. Но рядом с любимой он об этом не думал, он просто был счастлив.

На вершине Вавилонской башни неровной зубчатой короной сидело кольцо небоскребов, названных по знаменитейшим священным вершинам мира: Килиманджаро, Олимп, Улуру, Синай, Маккинли, Тянь-Шань, Амнэ-Мачин, Аннапурна, Попокатепетль, Меру, Фудзи… По традиции высочайшему из них, какой бы небоскреб ни был высочайшим в данный конкретный момент, давалось название «Арарат», в честь горы, отдавшей свою каменную плоть на строительство Вавилона. И на самом верху этого мощнейшего и высочайшего здания был расположен Дворец Листьев. Усердно работая крыльями, гиппогриф летел прямо к нему.

— Куда это мы? — крикнул через свист ветра Вилл.

— Там увидишь.

Сам дворец, утопавший в буйно разросшихся садах и построенный в стиле Второй империи, представлял собой нечто вроде свадебного торта из белого сверкающего мрамора. Но стены крепости, служившей ему цоколем, были серыми и безликими и почти не имели окон. К этим стенам, выходившим на четыре стороны света, были прикованы кандалами четыре титана. Гог смотрел на север, Магог — на восток, Гогмагог — на юг, а четвертый гигант, не имевший имени, — на запад. Это были Стражи Четырех Четвертей, которые всю Первую Эпоху держали на себе мир, но затем взбунтовались против наследников Мардука и были в наказанье закованы в кандалы, а затем помещены сюда, где администрации Его Отсутствующего Величества было легче за ними присматривать — и где, при случае, она могла воспользоваться их провидческими способностями.

Гиппогриф приземлился на балкон настолько маленький, что издалека его попросту не было видно, и расположенный рядом с лицом западного титана. Голова титана была высотою в два роста Вилла, он словно не замечал их присутствия, а продолжал всматриваться в далекий горизонт.

— Дай мне курицу, — сказала Алкиона. — Достань из седельной сумки диктофон, проверь, чтобы на микрофоне был ветрозащитный экран, а затем проверь запись. Вся документация по этому делу должна быть очень четкая.

Вилл достал из корзины одну из куриц и передал ее Алкионе. Когда диктофон был проверен и запущен, Алкиона сказала:

— Сегодня день Кракена, вандемьер[66], год Монолита, время, — она взглянула на часы, — приблизительно два тридцать дня.

Достав из поясной сумочки маленький серебряный серп, она отхватила курице голову и быстро повернула судорожно бьющуюся тушку таким образом, что брызги крови летели прямо на губы титана. Губы, похожие на два растрескавшихся выветренных камня, медленно раздвинулись. Серый, словно гранитный, язык высунулся и облизал их.

— А-ах, — вздохнул титан, — Давно, давно меня не кормили.

— Так покажи же тогда свою благодарность. Ты шевелился, наши наблюдатели отчетливо это видели. Что ты такое увидел, что тебя так встревожило?

Солнце померкло,Земля тонет в море,Срываются с небаСветлые звезды,Пламя бушуетПитателя жизни,Жар нестерпимыйДо неба доходит.

Титан умолк.

— Великолепно, — сказала Алкиона. — Услышав такое, наши будут просто в восторге.

— Это из «Мотсогнирсаги», одной из священных книг рода карликов, — сказал Вилл, нажав предварительно паузу, чтобы голос его не записался. — Впрочем, мне говорили, что никто из поверхностных никогда ее не читал.

— Ну что ж, верь не верь, но это куда более внятно, чем вся та чушь, с которой мы обычно имеем дело. Дай мне еще одну курицу. — Алкиона кивнула Виллу, чтобы он снова включил запись, и повторила ритуальное кровопускание. — Какую форму принимает эта угроза?

— И другое знамение явилось на небе: вот большой красный дракон с семью головами и десятью рогами, и на головах его семь диадим; хвост его увлек с неба третью часть звезд и поверг их на землю[67].

— Этого я не знаю, — заметил Вилл.

— Зато я знаю, — огрызнулась Алкиона, — и ничего хорошего это не сулит. Еще одну курицу! — Снова брызнула кровь. — Так это что же, будет война?

— Я видел войну. Я видел войну на земле и на море. Я видел кровь, струящуюся из раненых. Я видел тела, валяющиеся в грязи. Я видел разрушенные города. Я видел голодающих детей. Я видел отчаяние матерей и жен…[68] В ответ я говорю: пусть они только попробуют[69].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});