Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И рождение это не состоялось. Спектакль так и не увидел света, потому что решительно все оказалось плохо: и пьеса, и постановка.
И если все-таки результат этой работы можно назвать днем рождения, так только потому, что это был день рождения первой неудачи, первой ошибки театра, и прежде всего первой моей режиссерской ошибки.
Не знаю, смог ли бы я тогда верно объяснить причину этой ошибки и постигшей театр неудачи, но сейчас сделать это необходимо, потому что если я не буду объяснять причины своих ошибок, то вряд ли книга моя сможет принести какую-нибудь пользу.
К сожалению, я не помню, как выглядели ширма и декорации этой постановки, какие были куклы и мизансцены и удавались ли или не удавались актерам роли.
Для того чтобы хоть что-нибудь вспомнить, я решил перечитать пьесу и спросил у работников нашего музея, не сохранилась ли она случайно в архиве.
Пьеса нашлась.
По этому поводу заволновался Сперанский. Сказал: «Лучше не читайте. Это, наверно, очень плохо».
Я все-таки прочел, и это действительно оказалось плохо.
За многие годы работы театра мне пришлось прочитать десятки плохих пьес. В этом смысле удивить меня трудно, и все-таки я был удивлен. Самым удивительным была фамилия автора – сейчас представить себе, что пьеса эта написана Сперанским, просто невозможно. Ведь он один из наших основных драматургов. Он автор шедшей в течение ряда лет пьесы для детей «Каштанка» по Чехову. Он автор шедших у нас пьес для взрослых: «Ночь перед рождеством» по Гоголю, «Король-Олень» по Карло Гоцци, романтико-героической сказки «Краса Ненаглядная», острого, злободневного памфлета «Под шорох твоих ресниц». Да и сейчас мы играем его интересную сатирическую пьесу «И-ГО-ГО». Это вполне профессиональные пьесы настоящего драматурга.
Пожалуй, еще более непонятным мне кажется сейчас, каким образом эту нескладную пьесу я мог принять к постановке. Как могла она мне понравиться?
А ведь это так и было. Она нравилась мне. Иначе бы я не стал ее ставить.
Значит, моя ошибка – большая. Мое право было не брать пьесу, а раз взял, так и отвечай и за ее содержание, и за форму, и за каждое ее слово.
Чем же оказалась плоха эта пьеса?
Думаю, что читатели и сами легко ответили бы на этот вопрос, если бы ее прочли, так как по поводу каждого составного элемента этой пьесы я, по существу, уже говорил в предшествующей главе.
Героем пьесы был все тот же Петрушка, лишившийся признаков старых и не приобретший признаков новых. Неясность и нечеткость его образа автор, по-видимому, и сам понимал, так как в конце пьесы отправляет Петрушку «в ремонт».
Сюжет движется цепочкой эпизодов. Настоящего драматургического построения нет. Написана пьеса раешным стихом. Тема ее для того времени актуальна: «догнать и перегнать». В пьесе участвуют пионер и пионерка. Но современность эта мнимая. Она затерялась в стилизованном райке и отражена не действием, а декларативными фразами, неубедительными в нарочито комедийных ситуациях.
Читатель вправе обвинить меня в отсутствии логики. Только что я рассказал об ошибках других театров, абсолютно совпадающих с тем, что я считаю ошибочным в пьесе «День рождения». Чем же можно оправдать мой выбор этой пьесы, если выбор аналогичных пьес другими режиссерами я осудил?
Это выглядело бы действительно не только нелогично, но даже просто нечестно, если бы не одно очень существенное обстоятельство: к ясному и окончательному выводу относительно неверности и вредности втискивания современной темы в стилизованный раек с «переодетым» Петрушкой в качестве основного героя я пришел позже. Тогда, в тридцать первом году, я этого еще не понимал.
Неудачи других театров в этом направлении я объяснял каждый раз по-разному. Не обобщал их и об обреченности этого пути еще не догадывался. Вот почему и получилось так, что первой пьесой нашего театра оказалась «День рождения».
Мы приняли эстафету ошибок, и единственным оправданием может служить только то, что эстафету эту мы никому не передали, потому что до цели с ней не добежали.
Есть, правда, и еще одно оправдание.
Рождение театра – дело трудное. И всякие роды – процесс болезненный. Счастье может быть только результатом этого процесса, но для этого должен родиться здоровый ребенок. Хорошо еще, что у нас ничего не родилось, а то отправили бы в жизнь урода.
День рождения театра пришлось отложить. Он оказался еще дальше, и очертания его – еще более неясными.
Наконец-то премьера
Семнадцатого апреля тридцать второго года, как раз в годовщину первого разговора с незнакомой девушкой об организации театра, я стоял на балконе того же зрительного зала. Только подо мной был уже не таинственный, молчаливый, пустой партер, а шумный, пестрый, весь заполненный взволнованными голосами маленьких зрителей.
Зазвенел первый звонок, и второй, и третий... Погас свет зрительного зала. Зажглись выносные фонари. Замолкли и притаились дети. Раздалась музыка, и медленно раскрылся занавес. Начался спектакль «Джим и Доллар».
Тема спектакля – современная, сегодняшняя. Сюжет построен в виде обозрения. Его основой служит путешествие маленького негритянского мальчика Джима и его друга, собаки Доллара, из Соединенных Штатов Америки в Москву.
Джим работал в кафе. Хозяин застал его за чтением книжки о Советском Союзе и прогнал с работы.
О своей мечте попасть в Советский Союз мальчик рассказывает матросу, и тот предлагает помочь ему в этом – спрятать в трюме океанского парохода, идущего в Европу.
Старый злой боцман замечает Джима, притаившегося на дне лодки, и выбрасывает за борт. Доллар спасает своего друга, и оба они счастливы. Но мечту о том, чтобы попасть в СССР, Джим не оставил.
На стене дома он видит афишу: «Последний вечер знаменитого джаз-банда Тома Томсона из Томпаго Томби перед поездкой в Европу». Мгновенно созревает новая идея. Из куска водосточной трубы Джим делает что-то похожее на саксофон, а из сломанного грифа от контрабаса и старого бидона сооружает какой-то совсем нелепый инструмент с двумя струнами.
Том Томсон из Томпаго Томби принимает мальчика и его собаку в свой джаз. Уж очень весело и заразительно они играют. Джим поет и дует в трубу, а Доллар бьет хвостом по струнам и лает в такт. Контракт заключен. Завтра смешные музыканты вылетят в Европу.
Но и этот план срывается. В воздухе произошла авария, и, спасшись на парашюте, Джим и Доллар попадают в Африку. Вместе с такими же неграми, как и он, Джим под ударами хозяйского хлыста работает на табачной плантации, а затем его отправляют юнгой на пароходе, везущем табак в Италию.
Но как только пароход прибывает в итальянский порт, Джим бежит. О его побеге кричит радиорупор на площади, и, если бы не помощь итальянского рабочего, его схватили бы полицейские.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Книга воспоминаний - Игорь Дьяконов - Биографии и Мемуары
- Всё тот же сон - Вячеслав Кабанов - Биографии и Мемуары
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Фаина Раневская. Одинокая насмешница - Андрей Шляхов - Биографии и Мемуары
- Фаина Раневская. Любовь одинокой насмешницы - Андрей Шляхов - Биографии и Мемуары
- Девочка, не умевшая ненавидеть. Мое детство в лагере смерти Освенцим - Лидия Максимович - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Я горд, что русский генерал - Леонид Ивашов - Биографии и Мемуары
- Люся, стоп! - Людмила Гурченко - Биографии и Мемуары
- Нерассказанная история США - Оливер Стоун - Биографии и Мемуары
- Книга для внучек - Светлана Аллилуева - Биографии и Мемуары