Виновны в защите Родины, или Русский - Тимофей Круглов

— Отбить чем-то надо этот кусок, думайте! — Хачик откинулся на стуле назад, вытянул длинные ноги и уставился в потолок.

— Чего тут думать, — ваше время на сегодня кончилось, мальчики! — устало подытожила молчаливая, сосредоточенная дама за пультом — режиссер видеомонтажа. — Идите гуляйте, ко мне сейчас новостники придут. И поищите в фонотеке музыку более подходящую…

Дурацкие мысли лениво текли и причудливо меняли направление, подобно клубам сиреневого сигаретного дыма, которым была наполнена курилка при кафе-баре в подвальном этаже телецентра. Кожаные пуфики, прожженные тут и там низкие полированные столики да обычный, сантехнический кафель под ногами. Блестящие плевательницы на высоких ножках вместо пепельниц, устало-озабоченный вид торопливо заряжающихся кофе и сигареткой и тут же убегающих доделывать свой кусок эфира сотрудников студии — все это навевало на грустные мысли. К вечеру рабочий день здесь не заканчивался, а наоборот, у многих только начиналась самая пахота. Но при всем при том все были свои, все были при деле, всех ждали где-то свои квартиры или комнаты в коммуналках, семьи, любовницы и любовники, друзья и просто собутыльники, дети или, наоборот, родители. И большинство этих людей жили в Питере очень долго и не собирались никуда уезжать, во всем их образе жизни присутствовал некий запас прочности, выражающийся в многочисленной родне, разветвленных связях, одноклассниках, сокурсниках, бывших коллегах. Случись что, обрушься мир, даже, не дай Бог, начнись вдруг снова война и блокада — они все равно будут знать свое место в своем городе.

По крайней мере, никому не придет в голову принимать декларацию о независимости Ленинграда и выходе из состава России. Иванов криво улыбнулся и снова закурил, сминая опустевшую пачку, тут же доставая из сумки и открывая новую «Элиту».

Тот же Украинцев Лешка — в свои тридцать восемь — успел стать легендой местного телевидения. Ему прощают то, что никогда не простили бы никому другому. А он не работает, а живет на телецентре. Даже когда он дома. Утром, с бодунища, трясется со своей улицы Восстания сначала в трамвае, потом на 46-м автобусе… Но в это время думает не об опохмелке, как ни странно, а просматривает пачку утренних газет или новую книгу листает. И ночью свет в его комнате не гаснет почти до утра. Зайдешь к нему, а он курит и читает, курит и читает. А потом весь день мотается по съемкам, встречается с людьми, ругается с коллегами. А в перерывах — пьет. И даже когда пьет — тоже работает. Такой насыщенный и жесткий ритм жизни, как на телевидении, редко где встретишь.

Ну а Тышкевич? Приехал поступать в вуз из белорусской деревни, закончил истфак ЛГУ, пробился тоже на ТВ; без специального образования, по конкурсу стал режиссером. И давно уже питерец. И вся большая семья его собралась здесь — младший брат с женой и детьми, старшая сестра с мужем и дочкой. И тоже — сокурсники, коллеги, друзья, любовницы — полгорода у него в своих ходит. Хачик — армянин. Но в Питере уже в третьем поколении. Хотя мать почему-то уехала обратно в Армению, и уже давно. Но у Давидова своя армянская мафия в Ленинграде. Только на телевидении — Гамлет с братом, еще несколько армян — режиссеров и операторов — это только кого я знаю. Все прочно сидят — не выдернешь. А у меня родня в Перми. Я и не знаю ее толком, если честно, хотя родни у меня столько, что и Хачика переплюнул бы.

Одноклассники — на Сааремаа. Точнее, были на Сааремаа, теперь уж разъехались кто куда — ни одного не найдешь. Сослуживцы по Германии? Кто где — по всему Союзу. Несколько сокурсников и сокурсниц да бывшие коллеги по газете и школе — вот и все. И все такие же, как я, все дети военных или сами военные — у всех родня, одноклассники — где-то в России. Все почти одиноки на самом деле. И теперь, когда Союз рушится на глазах, когда даже те близкие, что есть у каждого русского в Латвии, начинают делиться по принципу «свой-чужой»… Что же останется у нас в будущем? Может, плюнуть на все и уехать в Питер, пока не поздно? Ребята приглашают — работу на ТВ обеспечат. Пока. Пока их самих не выгонят, если новая власть придет! Жилья нет Корней нет Ладно! Побарахтаемся, сколько сил хватит, а там видно будет. Но тетки здесь действительно неживые какие-то. Про прибалтов ленинградки говорят, что они отмороженные. А сами?

Вот и Леша плывет, как всегда — не один. Доругивается с кем-то по поводу очередного материала. Надо заканчивать монтаж и проводить плановые встречи по городу. На радио завтра — опять на Ракова в прямой эфир ни свет ни заря тащиться. Послезавтра приезжают Лысенко из Таллина и Смоткин из Вильнюса. Будем встречаться с рабочими на Металлическом заводе, а ребята подгонят со студии ПТС — снимать встречу для «Горячей линии». Еще в плане Кировский завод, «Светлана», Адмиралтейские верфи, встреча с партактивом в Куйбышевском райкоме — на Невском, у Аничкова моста. Леша говорил, что это бывший дворец Белосель-ских-Белозерских. Что там обязательно надо посмотреть отреставрированные интерьеры. Да тут куда ни ткнись — дворцы. Были недавно в клубе какого-то предприятия — так там тоже дворец бывший — зал в форме подводного грота, а в нем дискотека! Убиться можно… А у нас на всю Ригу два собора и Сигулда — больше смотреть нечего. Ага, еще Рундале и Елгава с Сельхозакадемией во дворце Растрелли. Надо бы гуся купить финского замороженного — Алла порадуется. А то опять дома жрать нечего будет, как приеду. Ну вот, Лешка отругался, тащит кофе!

— Ну как? Закончили?

— Да какой там! Но я все равно свалю, Хачик обещал попозже в свою стекляшку нас свозить. Там кухня замечательная — зелень свежая, только что с гор Кавказа, шашлык, долма, хинкали, лобио — все только для своих. Надо водки купить — там не наливают и даже пить не разрешают. Посторонним, конечно! А ты как, не заскучал?

— Не особенно. Прошелся по городу, голову разгрузил. Конфет дочке купил шоколадных….

Слушай, Леша, может, документальное видео из нашего архива про легион СС пустить отдельной передачей? Так же, как в нашем пропагандистском ролике, — все черно-белое, архивное, не размазывая на современность. Но жестко, с закадровым текстом типа «Обыкновенный фашизм»? Я понимаю, что для эфира сократить надо будет, но это не проблема в общем-то. А то у вас отснято материала полно, плюс мои архивы — в «Рижскую весну» все не влезет. А так — дополнительный удар. В продолжение темы, так сказать. Может, поговоришь с начальством? Как раз на 9 мая бы и выстрелило?

— Надо подумать, идея вроде неплохая. Да только нас с Хачиком сегодня уже вздрючили за первую часть «Весны». Слишком жестко, никакой симпатии к перестройке… Ну, посмотрим, может, все и обойдется. Послезавтра эфир вечером, так что готовься, будешь на выпуске со мной сидеть. С титровальной машинкой справишься, надеюсь? А то и титры, и часть музыки придется прямо в эфире выдавать — собрать все до конца и вылизать в записи не успеваем — все монтажные забиты — времени не дают.

— Ну, как-нибудь справлюсь.

Звонки на «горячий телефон» студии начались сразу же после показа интервью с интерфронтовскими лидерами. Толик, сидевший на телефонах вместе с парочкой практиканток, что-то беззвучно говорил в трубку и несколько раз, не переставая слушать и переспрашивать, оборачивался к прозрачной перегородке, за которой на выпуске сидели Хачик с Лешей и Иванов. Тышкевич мгновенно менял лицо с участливо-озабоченного — так он (хоть и не в кадре был!) общался с телезрителями — на весело-восторженное и показывал друзьям большой палец, при этом еще кивая на монитор, в котором заканчивал говорить Алексеев:

«…Я хочу напомнить о том, как развивались события в буржуазной республике, пользуясь свидетельством главы Православной церкви в Латвии архиепископа Иоанна Поммера. Вот что он говорил, обращаясь к сейму: «Во имя чести и достоинства Латвийского государства и народа, во имя мира и в настоящем, и в будущем я считаю своим священным долгом обратить внимание на те гонения и притеснения, в каких я нашел Православную церковь в Латвии! Гонениям и утеснениям подвергаются сотни тысяч полноправных и ничем не запятнанных граждан, исполнявших и исполняющих все свои обязанности по отношению к Латвии.

Русские находятся на положении пасынков родины, права их ежечасно нарушаются самым грубым образом в пользу привилегированных граждан, якобы высшего сорта. Нельзя забывать и того, что гонимые православные населяют преимущественно пограничную черту между небольшой Латвией и большой Россией и что вопли гонимых людей могут перелететь через границу и найти отклик в сердцах братьев по ту сторону границы, что может приспеть время, когда братья по нации встанут на защиту своих братьев по вере, что вражда, которую породили в русских сердцах некоторые неудачные выступления латышских политиков, может еще возрасти!»