Принцесса и чудовище - Афанасьев Роман Сергеевич

Инстинкты взяли верх. Зверь ощерился, мигом стряхнув с себя печаль, а Сигмон Ла Тойя, разом пришедший в себя, выхватил клинок.

Ворон не сбавил хода, и графу пришлось оглянуться. А потом снова взглянуть вперед, когда новая тень пала сверху, мазнув по лицу чем-то невесомым и мягким.

Он натянул поводья, и вороной захрипел, вспахивая копытами сырую землю, встал на дыбы и отчаянно заржал, роняя пену с вывернутых губ. Сигмон приподнялся в седле, занес клинок для удара… Он чувствовал боль, ощущение близкой опасности пронзало молнией от головы до пят.

Вслушиваясь в примолкший лес, Ла Тойя осмотрелся. Темнота давно не была помехой для его глаз. Он видел то, чего не смог бы разглядеть в темноте и филин. И все же он не видел ничего. Ничего, способного угрожать ему так сильно, что зверь сорвался с привязи.

Опустив глаза, Сигмон стал всматриваться в дорогу и отнюдь не сразу заметил темный комок, лежавший у обочины. Спешившись, он подошел ближе, вытянул клинок, пытаясь дотянуться до странной штуки острым кончиком меча.

На сырой земле лежала мертвая сова. Небольшая птица со странно свернутой набок головой. Сигмон нагнулся, рассматривая неожиданный трофей, и тут же распрямился, заслышав шорох над головой. Он вскинул клинок к небу, защищаясь от неведомой угрозы, и, словно в ответ на его движение, из листвы выпал маленький комочек перьев и подкатился к ногам Сигмона. За ним — второй. Из кроны соседнего дерева выпал еще один — совсем уж крохотный.

Сигмон попятился к вороному, чувствуя, как волосы на затылке становятся дыбом, словно шерсть на загривке озлобленного зверя. По спине пробежала холодная молния, и зверь внутри завыл — уже не от злобы и ярости, а от горя. Тяжело и гулко — как по покойнику.

Сигмон резко обернулся, глянул назад и задрожал. Дорога, по которой он проехал, была усеяна маленькими трупиками лесных пичуг. Они падали с деревьев, как ленивый град. Маленькие — медленно, не торопясь, с легким шелестом опускаясь в высокую траву. Крупные птицы сыпались из крон деревьев, накрывая Ла Тойя небывалым дождем, дождем смерти.

Дрожащей рукой граф вложил клинок в ножны. Птицы. Сигмон знал только одного человека, который мог управлять пернатыми. И, если копнуть поглубже, он и не был человеком.

Вскочив в седло, Сигмон рывком натянул поводья, и вороной заплясал под ним, разворачиваясь в ту сторону, откуда только что примчался, подгоняемый воем зверя.

— Де Грилл, — шептал Сигмон, обмирая от чувства близкой беды. — Что там у вас творится, прах тебя возьми…

Яростно вскрикнув, он ударил Ворона каблуками. Тот обиженно всхрапнул и взял с места в галоп, разбрасывая копытами комья сырой земли.

Сигмон Ла Тойя мчался по ночной дороге обратно в Рив. Туда, откуда только что бежал, подгоняемый яростью и болью, которую по ошибке принял за свою. Теперь Сигмон знал, это была чужая боль.

Чужая боль, и чужая смерть.

* * *

Вэлланор сидела на огромном каменном троне, вцепившись руками в жесткие деревянные подлокотники. Она сидела ровно, боясь откинуться назад и прижаться спиной к широкой каменной спинке. Высоко вскинув голову с маленькой золотой короной, терявшейся в золоте ее волос, она смотрела вперед, в огромный пустой зал. Сквозь стрельчатые окна бил солнечный свет, окутывая королеву Ривастана светящимся плащом. Королева дрожала. Ей было холодно и страшно.

Всю ночь она провела в своей спальне. Легла рано и сразу заснула, но в полночь ее разбудили шум и крики. Вэлланор вскочила, накинула на плечи толстый плед и позвала служанку. Никто не ответил. Зато ей стало слышно, как кто-то кричит внизу, в тронном зале. Ей сразу вспомнился дом — холодные стены Каменных Чертогов и долгие ночи, когда маленькая Вэлла лежала без сна в своей холодной постели, прислушиваясь к крикам за стеной. Там, дома, она знала, что дед снова развлекает гостей. Или гости развлекают его. И внучке лучше лежать тихо, стараясь не напоминать о себе. Но сейчас… Она королева. Она хозяйка этого дома.

Вэлланор поднялась и сама открыла тяжелые двери ее спальни. За широкими створками ее ждали два человека с мечами наголо. Увидев королеву, они бесцеремонно преградили ей путь и велели оставаться в комнате. Они пытались быть вежливыми, но это плохо им удавалось. Вэлланор отступила в спальню, прикрыв за собой двери. Она не решилась спорить с этими охранниками, не имевшими никакого отношения к королевской страже.

Закрывшись изнутри, Вэлланор бросилась в постель и закуталась в одеяло. Ее всю трясло. Она не знала, что происходит в замке, и боялась даже предположить, что ее ждет. Обрывки сотен книг и легенд вертелись в ее голове, но лишь мешали мыслить и пугали до дрожи в коленках.

Через час, не в силах выносить бездействие, Вэлланор вскочила и заметалась по комнате, как зверек в золоченой клетке. Она шагала из угла в угол, бормоча молитвы древним богам Северных гор и проклиная свое бессилье. Ей оставалось только ждать. Ждать, надеяться и мучаться от подозрений, которые ранили не хуже клинка.

Еще через час двери распахнулись, и в спальню вошел ее дядя. Вэлланор с плачем кинулась ему на шею. Она надеялась, что Бертар ее успокоит, что он принес радостные вести. Вэлланор ошиблась.

Уже позже, сидя на постели со стаканом красного вина в руке, который ей принес сам дядя, она слушала страшные слова, пытаясь воспринять их. И никак не могла заставить себя поверить. Ночь обернулась мороком, ужасным сном, самым худшим из кошмаров. Какая-то часть Вэллы еще надеялась, что скоро она проснется и все закончится. Но разум наследницы трона Тарима уже принял то, что отказывалось принимать сердце юной королевы.

Ее венценосный супруг, король Ривастана, мертв. Убит заговорщиком — безумным графом Птахом, чудовищем в человеческом обличье, пытавшимся захватить власть в королевстве и потому безжалостно истреблявшим всех верных слуг трона. Но все закончилось, говорил герцог, все позади. Заговорщику удалось бежать, но его сообщники мертвы, опасности больше нет. Погибли только король и его дальний родственник, один из наследников трона, который мог помешать Птаху, расчищавшему себе дорогу к власти. Вэлланор ничего не грозит. Она по-прежнему королева. И должна безропотно переносить тяготы и лишения, как и положено венценосной особе, в чьих жилах течет северная кровь гордых Борфеймов.

Вэлланор держалась до самого конца. И лишь потом, когда дядя замолчал, она все-таки заплакала. Всхлипывая, она уткнулась в одеяло, а герцог гладил ее по голове с неловкостью воина, у которого никогда не было дочери.

Потом она провалилась в забытье, где сон мешался с реальностью. Очнулась только утром. Незнакомая служанка, которую она никогда не видела раньше, помогла ей одеться. Потом в комнату зашел дядя и отвел ее в тронный зал. Там, в полутьме и тишине, он усадил ее на каменный трон Сеговаров и велел хранить спокойствие, что бы ни случилось.

Королева Ривастана послушалась. Она так и сидела — боясь пошевелиться и выдать себя. Она все поняла. Рожденная в Каменных Чертогах, недалеко от ступенек трона, что так часто были обагрены кровью, она не была наивной. Вэлланор прекрасно понимала, кто стоял за убийством короля и его слуг. Она знала, кто именно расчищал дорогу к власти над огромной и теплой страной, которая может стать настоящим рогом изобилия для маленького и бедного северного королевства. Это было разумно. Так делали все правители — брали то, что могли взять.

И все же Вэлланор не могла смириться с тем, что у нее забрали все. Мечты, надежды, новую жизнь, супруга, которого она не успела полюбить, и все то, что подарила ей судьба.

Теперь Вэлланор Сеговар, королева Ривастана, знала, как попадают в летописи и легенды. И горечь этого знания обжигала каленым железом стыда за свою глупость, за свои мечты, за фантазии и надежды. Вэлла больше не хотела быть королевой, чье имя останется в пыльных книгах и которую будут жалеть девочки, читая о ее потерях и невзгодах. Теперь Вэлланор не хотела этого. Но было уже поздно.