Сага о Хрольфе Жердинке - Пол Андерсон

Что-то двигалось и скрежетало вдали, в нескольких милях от этого уединенного места. Хьялти выскользнул из-под покрывал. Холод сковал его обнаженное тело. Он нащупал окно и распахнул ставни.

Покрытая инеем пустошь по-прежнему простиралась под мерцающими снопами света и высоким звездным небом. Там и здесь виднелись черные деревца, похожие на скелеты. А вдалеке, у самого края равнины медленно продвигался отряд, направляясь из Роскильде-фьорда к Лейдре.

Хьялти обладал острым зрением, и слишком хорошо он знал, что означают блеск металла над выстроенными в боевом порядке людьми, которых было несколько сотен, и этот глухой топот сапог и копыт, и скрип повозок, нагруженных военным снарядом. К тому же не только из людей состояло это войско. Крылья, вспарывая темноту, шумели в вышине; бесформенная жуткая масса всяческой нежити шагала, ползла, летела, прикрывая воинов с флангов.

Увиденное так поразило Хьялти, что он не смог сдержать крик.

Тира проснулась.

— Что случилось? — спросила она.

— Подойди сюда, — ответ застрял у него в горле. — Смотри! — Он указал в темноту. — Друзья не ведут себя так! Слишком поздно я понял, что готовили конунг Хьёрвард и его жена Скульд. Они собирали войско на Фюне, чтоб высадиться на здешних берегах, объединившись с этой нечистью, а теперь… теперь им удалось осуществить это! Кто, кроме ведьмы, сможет призвать под свои стяги этаких чудовищ… а ей было позволено отсрочить выплату подати… О боги!!!

На севере был распространен обычай кровной мести, который назывался «знаком кровавого орла». Человека клали животом на землю и крепко держали, пока мститель вспарывал ему ножом лопатки и ребра вдоль хребта, так чтоб они торчали, подобно крыльям. Но даже такая пытка не вырвала бы из груди Хьялти того вопля, какой услыхала той ночью Тира.

— Превосходя числом… без предупреждения… — простонал он и вновь крикнул: — Света! Скорей запали плошку, ленивая девка! Я должен собраться… и срочно найти моего конунга!

Возможно, она была уязвлена безразличием, промелькнувшим в глазах возлюбленного, и ей захотелось задержать его на мгновение, чтоб напомнить о себе? А может быть, она просто была недалекой и сразу не осознала, какая огромная опасность угрожает ее конунгу, который, сколько она помнила, был всегда всемогущ, и она не нашла ничего лучшего, как попытаться рассеять мрачные мысли своего возлюбленного с помощью шутки? Эта женщина мертва уже многие сотни лет, и мы не можем теперь узнать, что побудило ее поступить так, но, когда Хьялти в шлеме и кольчуге направился прочь, Тира встала в дверном проеме. Плошка, которую она держала, отсвечивала желтоватым блеском на ее плаще, наброшенном на плечи и почти не прикрывавшем ее прелести, бывшие в самом расцвете. Она улыбнулась и сказала дрогнувшим голосом:

— Если ты падешь в битве, сколько лет должно быть тому, кто станет моим мужем?

Хьялти остановился, как будто его сковал мороз под звездным небом. Наконец он ответил:

— Что бы тебе больше понравилось иметь — двух двадцатилетних дружков или одного под восемьдесят?

— О, двух, что помоложе, — засмеялась она слабо. Может быть, она хотела добавить что-нибудь вроде: «Но вряд ли они мне заменят одного тебя, дорогой». Но не успела.

Хьялти, яростно крикнув:

— За эти слова ты поплатишься, потаскуха! — бросился на нее с ножом и, поймав за волосы, напрочь отсек девушке нос.

Она отшатнулась, зажимая рану. Плошка разбилась об пол и погасла. Кровь хлынула между ее пальцами.

— Ты вспомнишь меня, если кто придет к тебе, — глумился Хьялти. — Хотя мне кажется, что ни у кого не будет особого желания миловаться с тобой теперь.

Слишком ошеломленная, чтобы рыдать, она ответила:

— Но ведь я только хотела, чтобы ты остался со мной… Мне был никто не нужен… кроме тебя.

Ее голос, что был всегда таким милым, теперь звучал глухо и сдавленно.

Нож выпал у Хьялти из рук. Он замер на мгновение, осознав, к своему ужасу, что страх за конунга и собратьев по оружию превратили его в берсерка. Нагнувшись, он подобрал нож, чувствуя, что тот скоро снова понадобится, и вложил его в ножны, даже не стерев кровь.

— Никто не в состоянии думать обо всем сразу, — сказал он печально.

Хьялти попытался было поцеловать девушку, но та отпрянула в ужасе. А в Лейдре… в Лейдре все спали, ни о чем не подозревая. Воин вскочил в седло и поскакал прочь.

Вражеская дружина продвигалась довольно быстро и была уже далеко впереди него. Хьялти мчался, не разбирая дороги. Ветер ревел в ушах, проникая в легкие и кровь. Сполохи северного сияния словно бы заполнили его череп. Он вспомнил, что надо сделать крюк, чтобы остаться не замеченным врагами, или, того хуже, той воплощенной ночью, что шла с ними. Он добрался до частокола, окружавшего кварталы Лейдры, не потратив ни минуты попусту. Тут его конь пал замертво от бешеной скачки.

Ловко спрыгнув и перевернувшись через голову, он вскочил на ноги и закричал в небеса:

— Прими эту жертву, если желаешь!

Миновав дремлющую у ворот стражу, он вихрем помчался по переулкам Лейдры к ярко освещенным королевским палатам. Здесь он, подхватив головню среди тускло мерцавших угольков кострища, разворошил их так, что языки пламени взметнулись вверх, и закричал о приближении неприятеля.

Затем, выбежав за порог, бросился к другим домам города, призывая всех, кто приносил клятву верности конунгу Хрольфу, подняться и взяться за оружие. Старая песня о Бьярки вкладывает в его уста такие слова:

Гей, ратоборцы! В беде повелитель!Каждый, кто конунгу друг и державе,знай, что настала страда для схватки!Хрольф, запасай понадежней оружье:с моря подходят вражии рати,град окружив, ощетинясь клинками.Подать от Скульд, твоей сводной сестрицы,злата в палатах твоих не умножит,но возродит среди Скъёльдунгов распрю.

Знай, что пришел сюда Хьёрвард-предательсилою трон захватить и державу,Но не страшит нас ни смертью ни увечье —только б отмстить бессердечной гадюке.Знатные мужи! Иль забыли обеты,что вы давали, от меда хмелея!

С яростью шквала долг верности Хрольфув битве заплатим: дарил он дружине кольца,героев одаривал златом.Бейтесь мечами, что вам даровал он,в шлемах, в кольчугах, подаренных Хрольфом.Выше щиты, ибо в схватке суровой,братья, пора отслужить за подарки!Мужеством конунгу, даны, воздайте!Минули пиршества в пышных палатах,где мы за здравие рог подымали,где похвальбою полнились речи,больше, чем столы медом и брашном.Вспомним любовные игры в палатах,лица подруг, когда мы им дарилидар королевский — пестрые платья.Нынче оставьте подруг! Ибо ХрольфуХильды суровые игры потребней.

Бейтесь с врагом вы за жизнь господинаи за свою, не жалея ударов!Трусам — не место, лишь тот, кто пощадыу топора и стрелы не попросити не сморгнет пред холодным железом —истинный воин пусть выйдет для схватки.Лучших бойцов, что верны господину,в битву ведет лучший конунг в Мидгарде.Сомкнутым строем, щиты поднимая,выставив копья, сжимая секиры,ринутся даны в кровавую сечу.Мы не отступим пред полчищем вражьим,Стыд и позор тому ратоборцу,что раболепствует перед удачей!

Все проснулись и покинули свои дома: сначала Хромунд Суровый, затем Хрольф Быстроногий, Свипдаг и Бейгад, Хвитсерк — был пятым, Хаакланд — шестым, Хрефил Грозный — седьмым, Хааки Отважный — восьмым, Хватт Высокородный — девятым, Старульф — десятым, и впереди всех Будвар-Бьярки и Хьялти Благородный, а за ними — многие другие воины, пока весь город не наполнился их, криками и звоном оружия. Тем временем войско Хьёрварда и Скульд подошло к частоколу Лейдры, окружив столицу Дании со всех сторон. Врагов было так много, что они заполонили все вокруг, насколько можно было разглядеть сквозь сумрак. Они прихватили с собой несколько мощных таранов, чтобы пробить бреши в частоколе, хотя Хьёрвард предпочел бы пощадить город и сражаться с его защитниками в чистом поле, если б те согласились. Пламя уже охватило крайние дома, подожженные факелами, которые враги бросали на крыши. В вышине металась какая-то крылатая нечисть, а внизу ругань и звон оружия воинов смешивались с нечеловеческими воплями и грохотом. Вдали были разбиты чернью шатры уродливых очертаний, и внутри их горели колдовские огни.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});