Шаг во тьму. Дилогия - Иван Тропов

Еще ближе были ее руки. Она ползла на коленях, протянув ко мне руки, словно несла невидимую шкатулку. Ладони вытянулись параллельно друг дружке, длинные тонкие пальцы напряглись, нацелившись на меня ногтями.

Я видел рваные прорехи в ее платье, где вошли пули. На животе, на бедре…

Кровь все‑таки сочилась оттуда. Очень медленно, но сочилась. Я мог взглядом считать ее пульс. Между ударами сердца чертова сука как‑то стягивала свои сосуды, но ран было слишком много и слишком серьезные. Я видел, как удар сердца прокатывается по ее артериям — из ран толчками выплескивались капли крови, потом сосуды смыкались, но на следующем ударе пульса кровь опять выбивалась из раны. И с каждой потерянной каплей крови ее мышцы должны становиться все слабее, все хуже должен работать ее мозг, виртуозно управляющий каждый клеточкой ее тела…

Тебе же уже не выжить, сука. Ты же подохнешь. Так сдохни же теперь, сдохни же сейчас прежде чем…

Я толкнулся ногой, пытаясь отползти от нее, хоть чуть‑чуть.

Нога едва двинулась. Сука была слишком близко ко мне. Нас разделяла пара шагов. Она ползла ко мне на коленях, но все‑таки ползла, а я едва мог шевелиться.

Попытался еще чуть сдвинуться назад, прочь от нее, но голова, шея, плечи вдруг уперлись во что‑то. Позади была стена. И слева. И справа. Угол! Сам себя загнал в угол…

Мне хотелось выть от досады. Идиот! Багор, как ты мог оставить багор в машине! На что ты надеялся?! Знал же, что пистолет не остановит ее сразу, знал же, что нужен багор, чтобы задержать ее, пока истечет кровью, не дать ей приблизиться, пока еще жива… Но легкие лежали внутри груди опавшими мешками, не слушаясь, не давая мне ни глотка воздуха. Нечем выть.

Я мог только подобрать ноги под себя. Подальше от нее.

Но ее руки были уже перед моим лицом. Я мог бы протянуть руку и коснуться ее пальцев…

Но я из последних сил тянулся вправо. Где‑то там, среди накрывающей глаза темноты, маячил круглый стол, стулья вокруг него. Я вцепился в ближний. В край сиденья. Бессильные пальцы соскальзывали, словно стул был смазан маслом, но потом он накренился на двух ножках. Сначала едва заметно заваливаясь назад, а потом все быстрее и быстрее…

Ее пальцы почти коснулись моего лица, но тут стул ударил ее по руке и свалился между нами. Последнее, на что у меня еще хватило сил, это чуть повернуть его. Чтобы лег на пол спинкой. Вершиной ко мне, ножками на нее.

Она двинулась ко мне — попыталась, но ножка уперлась ей в грудь. Она могла бы чуть повернуться боком, протиснуться между ножками. Могла бы просто отшвырнуть стул в сторону, но у нее было уже слишком мало сил.

Она умирала, я это видел. Она не могла контролировать свое тело, она едва могла закрывать свои раны, кровь сочилась все быстрее, и вместе с ней она теряла последние силы. Ей осталось совсем немного, я видел это.

— Ты убил его, — почти беззвучно шевельнулись ее губы.

Да, убил! И тебя тоже убью, сука! Из последних сил я стискивал спинку стула, отталкивая его как можно дальше от меня, не давая твари приблизиться ко мне.

— Ты убил его…

Не в силах обползти или выбить стул в сторону, она повалилась на ножки стула сверху.

Я увидел, как кровь уже не каплями, уже струйками брызнула из ее ран. Неужели все? Наконец‑то?! Умри, сука! Умри сейчас!!!

Я едва видел ее… В глазах темнело будто я падал в глубокий колодец, светлая дыра становилась все тусклее, все меньше, все дальше…

Умри же, тварь, умри… Если ты уже без сил валишься, у тебя не должно быть и сил, чтобы затягивать сосуды… Я ждал, когда плотины ее мышц развернутся, когда хлынет кровь, уже не сдерживаемая ничем.

Но сука держалась…

Я вдруг понял, что какие‑то силы у нее еще остаются. Она легла на ножки стула, но не потому, что силы совсем покинули ее. Нет.

По своей воле. Ее рука поднялась, она снова тянулась ко мне. К моему лицу, к моей груди. Ее глаза, странно застывшие, глядели не в меня, а сквозь меня…

Но ее рука не доставала до меня. Сука приподнялась грудью, перелегла чуть дальше на ножках стула — ближе ко мне. Рука вытянулась, вытянулись пальцы, стараясь зацепить меня хотя бы кончиками — она все еще пыталась дотянуться…

Ее губы шевельнулись. Беззвучно, но я уже видел это движение, пока у нее еще хватало сил говорить: ты убил его.

Ей не хватило бы сил на то, чтобы обползти стул, но стул сам пополз ко мне под весом ее тела.

Скользнул по надраенному паркету ко мне.

Сука распласталась поверх ножек, головой на краю сиденья, а ее рука тянулась ко мне, через провал высокой спинки тянулась ко мне…

Ее рука еще не коснулась меня, но мое сердце замерло. В ушах стало тихо‑тихо. Толчков пульса больше не было…

Тишина. Тишина смерти… Вот каково это — умирать…

Я закричал, хотя из горла не вылетело ни звука, ни дуновения воздуха.

Но я пытался кричать.

Не хочу умирать! Нет! Нет! Нет!!!

Мышцы онемели, пальцы скользили по деревянной спинке стула, и все‑таки я смог дернуть его в сторону. Ножка стула, в которую упиралась сука, скользнула по шелку ее платья и ткнулась в рану на животе. Вошла в дыру, развороченную четырьмя лепестками свинца, в мышцы, которыми она управляла из последних сил…

В мышцы, в разорванные сосуды, которые она с таким трудом стягивала. Этого ее тело уже не выдержало. Кровь плеснулась из живота на ножку стула, а через миг прорвалась и рана на бедре. Кровь хлынула из чертовой суки, как из решета.

Да!!! Сдохни, тварь! Сдохни!

Она обмякла, голова упала, свесилась на сиденье… и медленно падала ее рука. Вниз — прямо на мою правую руку, вцепившуюся в край спинки.

Я отдернул руку. Моя рука убежала от ее пальцев, лишь на какой‑то кратчайший миг они прохладно скользнули по моей коже…

Мне показалось, что солнце взорвалось у меня перед глазами.

Вспышка пронзила глаза, воткнулась в грудь — сердце разорвалось в груди, как граната, лопаясь, разрывая все сосуды.

Руки, ноги, все мое тело распрямилось, выгнулось, напрягшись до предела… Мне показалось, что пол швырнул меня вверх, переворачивая, и что‑то с хрустом врезалось в затылок…

* * *

Я лежал на спине, не в силах двинуться, лишь чувствуя странную мягкость в затылке — тронуть, и пальцы погрузятся под мягкую, как битая скорлупа, кость. Прямо в мозг…

Странно, что я еще жив… Но это, наверно, ненадолго…

Привычные удары пульса, к которым так привык, что не замечаешь, — их не было, вместо них в груди была ужасная пустота. И никак не получалось вдохнуть. Темнота заволакивала глаза, лишь два светловатых пятнышка лунного света я еще видел, но и они гасли, гасли, гасли…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});