Новый швейцарский Робинзон - Иоганн Висс

Скоро мы достигли плоского мыса, который, по его виду, называли мысом Дельфина. Обогнув его, мы увидели вдали, за мысом Арки, интересовавшую нас губу Жемчужных Раковин.

Исполинский свод, под которым мы прошли, действительно заслуживал восторга, с которым отзывался о нем Фриц, и как последнего, так и нас облетали, подобно летней стае комаров, тысячи морских ласточек. Впрочем, мы не долго предавались созерцанию красоты свода: под ним мы видели богатства, которыми мы, рано или поздно, могли воспользоваться, и каждый из нас принялся добывать гнезда, при чем изготовленная Жаком веревочная лестница давала нам возможность взбираться до трещин в скалах. Но так как дерзкие попытки детей внушали мне опасения, то я прекратил их. Добыча была сложена в большой мешок, помещенный нами затем в лодку, и мы продолжали плавание, подкрепив себя предварительно пищей.

Прилив помог нам беспрепятственно пройти этим опасным ущельем, и мы очутились вскоре в прекраснейшей бухте, какую мне когда-либо удавалось видеть. Окружность ее была от семи до восьми миль. Вид ее разнообразили рассеянные местами маленькие острова. Со стороны моря она была ограждена от бушующих волн поясом высоких и низких скал, по средине которых оставался свободный проход, довольно широкий для самых больших кораблей. Единственное неудобство, которое заметил бы в этой природной гавани моряк, состояло в том, что в ней было несколько отмелей. Но отмели эти, состоящие частью из раковин, подымались до уровня воды, были видны и потому не представляли опасности.

Мы с чрезвычайным удовольствием плыли по этой красивой водной поверхности, близко держась берега, который изумлял и очаровывал нас своими тенистыми лесами, разнообразного вида холмами и живописной рекой. Местом стоянки мы выбрали довольно вместительную бухточку в двух шагах от мели с жемчужными раковинами. Наши собаки, которым мы во время плавания лишь скупо уделяли пресную воду, не ожидая нашего выхода на берег, скакнули через борт и побежали утолить жажду в недальнем чистом ручье. Обезьяна, вероятно, также почуявшая близость пресной воды и также томившаяся жаждой, презабавно гримасничала, перебегая с носа на корму и обратно, смотря то на море, то на небо, то на людей, намереваясь и не решаясь скакнуть в воду. Сначала я смеялся над ее ужимками, но потом мне стало жаль ее, и я перебросил на берег толстый канат, к концу которого был привязан обрубок бревна. Этим я хотел облегчить бедному животному выполнение его законного желания. И действительно, обезьяна пошла по этому мосту, по инстинкту удерживая равновесие при помощи данного ей в руки шеста и, подобно товарищам своим, достигла берега, хотя по дороге несколько раз беспокойно подергивала головой.

За обезьяной вышли на берег и мы. День кончался, и нам следовало позаботиться об ужине и ночлеге. Приготовление ужина заняло не много времени: он состоял из отвара пеммикана, вареного картофеля и кукурузных лепешек. Собрав по берегу выброшенные морем и высушенные солнцем щепы, мы зажгли большой костер, собак оставили на берегу, а сами возвратились спать на шлюпку, которую укрепили на якоре и на которой раскинули свою палатку.

XXXIX. Испуг Жака. Кабан. Трюфели. Нанкинский хлопчатник. Львы. Смерть Билля. Поездка Фрица. Кашалот

В начале ночи мы были немного потревожены дальними завываниями шакалов, которым и наш шакал вздумал было вторить. С рассветом все поднялись и после хорошего завтрака отправились к раковинной отмели. Сбор раковин был до того обилен, что я решился продолжить его еще на три дня. Заботу вскрыть раковины и убыстрить их гниение мы предоставили солнцу, разложив устрицы толстым слоем на берегу. В то же время мы насушили некоторое количество собранной нами по соседству солянки-соды и солянки-кали, которыми я хотел воспользоваться для приготовления мыла и очистки сахара.

Каждый вечер, приблизительно за час до приготовления ужина, мы обыкновенно совершали пешком небольшую прогулку по окрестности и всегда приносили с нее либо какие-нибудь растения, либо птиц. В последний день сбора раковин нам захотелось проникнуть в небольшой лесок, из которого раздавались крики индейских петухов и павлинов. Впереди шли Эрнест с отважным Рыжим. За ними следовали Жак и шакал, лениво пробираясь среди высокой травы. Фриц и я остались на берегу, приводя в порядок наши охотничьи рыболовные орудия. — Внезапно раздался выстрел, потом страшный крик, а за ним второй выстрел. Тотчас же Билль и Бурый понеслись на шум, а за ними и Фриц с орлом. Я также побежал узнать, что случилось.

Вскоре после крика отчаяния раздались стоны, и между деревьями я увидел Жака, хромающего, стонущего и поддерживаемого на ходу братьями.

— Что случилось? Жак, дитя мое, что с тобой? Ранен ты? — спрашивал я в испуге.

— Мне больно здесь, — охал Жак, почти падая, — больно и тут, везде… Я весь изломан!

Я тотчас приступил к тщательному осмотру, но не находил ни перелома, ни какой-либо раны, к великому недоумению Жака, который продолжал охать и стонать, утверждая, что он должен быть изломан. Только местами виднелись красные пятна, означавшие легкие ушибы.

— Для охотника, дорогой мой, ты кажешься мне большим неженкой, сказал я совершенно успокоенный.

— Неженкой! — вскричал он с комическим негодованием, — когда это проклятое животное избило меня, истоптало ногами, когда оно чуть не вспороло мне живот. Да если б не подоспели наши собаки и Фрицев орел, чудовище убило бы меня…

— Да о каком же, наконец, чудовище говоришь ты?

— То был кабан, огромный кабан, — отвечал Эрнест. — У него были клыки длинною в полфута и рыло шириной с ладонь. Мы застали его жадно взрывающим землю, по которой он проводил настоящие борозды, и если бы мы не всадили ему две пули, Жак, уже опрокинутый им, был бы изорван.

— Благодаря Бога, — продолжал я, — несчастье минуло нас, и Жак отделался страхом, который, впрочем, вещь тоже далеко неприятная.

Говоря это, я подал неосторожному охотнику рюмку нашего Канарского вина; тем же вином я вытер ушибленные члены мальчика; затем я отнес его на шлюпку, где он не замедлил уснуть.

Этот случай, который, к счастью, не сопровождался никакими тяжелыми последствиями, указал нам присутствие трюфелей. Кабан, так сильно напугавший Жака, был застигнут им именно за отрыванием из земли этих грибов и, конечно, вознегодовал за помеху этому приятному для него занятию.

Хотя мы и не придавали трюфелям большой цены для нашей кухни, однако думали обрадовать ими мать, и потому собрали их и уложили в корзину на дне пироги. Дети попросили у меня некоторых объяснений относительно этого произведения земли. Я сказал им, что натуралисты причисляют трюфели к растительному семейству грибов, и что трюфели растут без листьев, стволов и корней.