Революция чувств - Зоя Кураре

Миниатюрная стюардесса усердно инструктировала пассажиров лайнера, что им необходимо делать в аварийной ситуации. А ситуации в полете происходят разные. Вера Николаевна инструктаж пропустила, она уговаривала соседа Женьки поменяться с ней местами.

– Будем лететь вместе, ты за мной присматривай, я такая переменчивая, – весело подмигнула проводница поезда пиарщице. Вере Николаевне тесно, она ерзает в узком кресле самыми аппетитными частями тела и злобно бурчит. Свой уютный вагон с непрезентабельным номером 13 она полюбила еще сильнее. Вера Николаевна на мгновение закрыла глаза и представила себя посреди вагона в красивой наглаженной форме, в короткой юбке и фирменной пилотке. Она стоит, машет руками, не так, как эта тощая стюардесса кудахчет, жестикулируя тонюсенькими рученками. Она красиво широко машет с расстановкой, чтобы каждому кретину стало понятно, как себя правильно вести в случае пожара или резкого торможения. Странно, подумала Вера Николаевна, почему в самолете принято инструктировать пассажиров, а в поезде – нет. Да наши закраинские поезда не хуже их самолетов по воздуху летают.

– Пить будем? – этот вопрос спустил проводницу поезда на грешную землю, вопреки тому, что самолет набирал высоту.

– Коньяк есть? – поинтересовалась проводница.

– Нам только воду и без газа, пожалуйста, – строгим голосом сказала Женька.

– Ага, только воду, два, а лучше три бутерброда, чай, печенье, сок и колбаски нарежьте свежей, – разошлась Вера Николаевна. Глядя на любительницу свежей колбаски, миниатюрная стюардесса, напоминающая собой дорогую фарфоровую статуэтку, мило улыбнулась. Вера Николаевна почувствовала конкуренцию в образе представительницы воздушного судна, поэтому строгим голосом добавила:

– И побыстрей, милочка, чтобы у меня не случился голодный обморок, и сахар не подскочил до небес.

Пока борт-проводница резала миниатюрными ручками свежую колбаску, Вера Николаевна внимательно рассматривала мужской контингент. Да, отметила она про себя, глянуть не на кого. Вот бабы в Закраине – красавицы, а мужики… На картинках в журналах есть, а в действительности, где они? Справа от Веры Николаевны сидел плюгавый профессор, впереди бизнесмен, у которого кроме денег в его мутных зеленых зрачках других ориентиров в жизни не было. В хвосте салона самолета ютились четверо веселых студентов, которых опытная проводница и профессиональная охотница за особями мужского пола охарактеризовала просто – недозревший виноград. Кислятина. Тьфу. И пробовать не стоит. Вера Николаевна привстала с посадочного места, насколько ей позволяла ее телесная комплекция и внимательно посмотрела вперед. Мужчина средних лет, крупных габаритов, с пышными гусарскими усами мельком зафиксировал внимание на любвеобильной проводнице. Женька Комисар дремала рядом, но как только Вера Николаевна стала проявлять любопытство к противоположному полу, встрепенулась.

– Где ваши лотерейные билеты?

– Не шуми, Женька. Девушка, девушка, это я вам говорю, где мой кофе, – закричала Вера Николаевна борт-проводнице хорошо поставленным голосом проводницы железнодорожного транспорта. Мужчина с гусарскими усами оторвался от кроссворда и с нескрываемым любопытством посмотрел на Верочку. Началось. Комисар напряглась.

– Вера Николаевна, где ваши лотерейные билеты?

– В сумке.

– Значит так, или вы сейчас заполняете лотерейные билеты, или я за свои действия не отвечаю. Хватит нам приключений в поезде. Вы знаете, какой сейчас год? – спросила Женька Комисар у спутницы.

– 2004-й, – ответила та.

– Как бы не так, 2011 год!

– Шутишь?

Евгения Комисар наклонилась вправо, где сидел плюгавый профессор и тихо спросила его.

– У моей тетушки Веры провалы в памяти, скажите, пожалуйста, какой сейчас год. Она верит только посторонним людям, а вы – человек, внушающий ей доверие. Мнимая тетя скривилась, доверие у нее вызывал совсем другой мужчина. Однако, профессор был польщен вниманием к его скромной персоне и тоном, не терпящим возражений, сказал:

– 2011-й год. Год экономических проблем и политической нестабильности.

– Как! – закричала Вера Николаевна истерическим голосом и схватилась за правую грудь, которая ей всегда казалась больше, а потому значительнее, чем левая.

– Тихо-тихо, успокойтесь, все будет хорошо. После 2011-го года будет 2012-й, после – 2013-й, 2014-й, – нудным голосом бубнил профессор.

– Я что, дура по-вашему? Я что, считать не умею?! Женя, что происходит, что он такое говорит? – борт-проводница вовремя принесла воды.

– Девушка, какой сейчас год?

– 2011, а что, есть проблемы? – улыбнулась фарфоровая кукла, владычица поднебесной.

Вера Николаевна выпила стакан воды залпом. Громко отрыгнула.

Вытерла рот мужской, грубой ладонью.

– Так, значит это не ерунда и экстрасенсы настоящие, и все, что они говорили, правда. Я что, на 7 лет постарела, дай мне зеркало. Где зеркало? Женя, немедленно дай мне зеркало.

– Вера Николаевна, нужно успокоиться, есть надежда, что, когда мы приземлимся в Задорожье, то вернемся с вами в исходную точку, в 2004 год.

– А мы вернемся?

– Да. Обязательно. Только обещайте мне на мужчин не смотреть, спиртные напитки не распивать и ради всего святого, заполняйте лотерейные билеты, хоть какая-то польза.

– Ты думаешь, с поездом – это я, это из-за меня чертовщина произошла?

– Вера Николаевна, что случилось на самом деле, мы не знаем, вы просто ключ, который подошел к загадочной двери будущего. Нам с вами нужно возвратиться назад. У меня должен родиться ребенок, между прочим.

– Я ключ. Меня называли дурой, алкоголичкой, сукой, вздорной бабой, но ключом – никогда. Я ключ!

– Обещайте с места не вставать, резких движений не делать, и я вас заверяю, мы благополучно приземлимся в Задорожье.

– Не двигаюсь! На мужиков не смотрю! Чтоб я издохла!

Весь оставшийся воздушный путь Вера Николаевна преодолела молча. Для нее это было сродни подвигу. Она нервно зачеркивала числа в лотерейных билетах, шмыгала носом, вытирала слезы, произвольно катившиеся из ее больших глаз. В таком состоянии Вера Николаевна не опасна для общества, в этом убедилась Евгения Комисар, когда воздушный лайнер успешно приземлился в задорожском аэропорту. Женька с содроганием рассматривала рекламные щиты, где могла указываться дата, год, она надеялась увидеть знакомые политические плакаты, хотя бы маленький намек на возвращение.

Евгения Комисар больше всего на свете хотела возвратиться домой в, 2004-й тревожный год, который полностью перекроил ее судьбу, впрочем, как и судьбу всей Закраины.

– Спроси, который год, спроси, который год, – не унималась Вера Николаевна. Она бежала за Женькой по залу ожидания аэропорта и напряженно дышала ей в спину. Руки проводницы заняты тяжелой кладью, помочь ей некому. Чужие мужчины несли за чужими женщинами их большие чемоданы.

Как в кино, стеклянная раздвижная дверь автоматически распахнулось, и на центральном входе в аэропорт появились две знакомые для Женьки Комисар фигуры. Олег Рогов и Петр Антонович Ковбасюк. Они красиво шли нога в ногу в черных кашемировых пальто, в стильных шляпах с большими полями, с дорожными кожаными сумками через плечо. Вера Николаевна, увидев Ковбасюка, выровняла спину, выставив напоказ самое большое женское достоинство – грудь. Жирная крыса на лакомый кусок женщины прореагировала мгновенно, но тут же дала задний ход, рядом с дамочкой необъятных размеров Петр Антонович заметил Евгению Комисар. Когда пары поравнялись, Вера Николаевна осмелела и неожиданно для Комисар пошла на контакте незнакомыми мужчинами:

– Господа, у моей племянницы, Женечки, амнезия. Не будете ли вы так любезны, сказать ей, какой сейчас год на дворе. Вы такие представительные мужчины. Она мне не доверяет. Знаете ли, вечный конфликт тети и племянницы.

Евгения Комисар ожидала всего чего угодно, но такой наглости!!!

Рогов и Ковбасюк к такой драматургии развития событий оказались не готовы, от неожиданности они на несколько секунд остолбенели. «Это провокация партии власти», – подумал Олег Рогов. «Тетка такая же сука, как и ее племянница», – обозлился Петр Антонович, и как на замедленной кинопленке, любезно приподнял свою шляпу, поздоровался кивком головы и медленно произнес:

– Передайте вашей замечательной племяннице, у которой неожиданно развилась амнезия, что на дворе 2004-й год. Да-да, любезная тетушка 2004-й, Оранжевая революция, поэтому уйти от ответственности ей и ее шефу Куликову не удастся. У нас, у оппозиции, память очень хорошая. И мы вытравим из нашей любимой Закраины зловредных провластных крыс.