Тайная доктрина. Том III - Елена Блаватская

Несмотря на то, что Аммоний был сын родителей-христиан, он был любителем истины, истинным филалетеянином прежде всего. Он стремился примирить различные системы в одно гармоническое целое, так как он уже почувствовал склонность христианства возвыситься над гекатомбой, которую оно создало из всех других верований и религий. Что говорит история?

Историк духовенства, Мошейм, заявляет, что

Аммоний, понимая, что не только философы Греции, но также и все философы различных варварских народов находились в совершенном согласии друг с другом в отношении всех существенных пунктов, поставил себе задачу так смягчить и изложить учения всех этих различных сект, чтобы стало видно, что все они произошли от одного и того же источника, и все преследуют одну и ту же цель. И опять, Мошейм говорит, что Аммоний учил, что религия народных масс шла рука об руку с философией и вместе с ней разделила участь быть постепенно испорченной и затемненной одними только человеческими тщеславием, суеверием и ложью; что поэтому ее следует вернуть обратно к ее первоначальной чистоте путем очищения ее от этих шлаков и изложения на философских принципах; и что все, что Христос имел в виду, было восстановление и новое изложение в первичной целостности мудрости древних.[553]

Какая же это была «Мудрость древних», которую основатель христианства «имел в виду»? Система, преподаваемая Аммонием в его эклектической теософской школе, была создана из крох, которые было разрешено собрать из допотопного учения; эти неоплатонические учения описаны в «Эдинбургской энциклопедии» следующими словами:

Он (Аммоний) принял доктрины, которые были получены в Египте, касающиеся вселенной и божества, которые считались составляющими единое великое целое; касающееся вечности мира, природы душ, царства Провидения (карма) и управления демонами (даймонами, или духами, архангелами). Он также учредил систему нравственной дисциплины, которая позволяла обычным людям жить по законам их страны и по велениям природы, но требовала от мудрых возвышения ума созерцанием и умерщвлением тела,[554] чтобы они могли стать способными пользоваться присутствием и помощью демонов (включая их собственного даймона, или седьмого Принципа)... и восходить после смерти к присутствию Верховного (Души) Родителя. Для того чтобы примирить народные религии, и в особенности христиан, с этой новой системой, он из всей истории языческих богов сделал аллегорию, утверждая, что все они только небесные слуги,[555] имеющие право на поклонение более низкого порядка; и он признавал, что Иисус Христос был превосходный человек и друг Бога, но утверждал, что цель его не состояла исключительно в том, чтобы упразднить поклонение демонам,[556] и что его единственной целью было очистить древнюю религию.

Больше не могло быть высказано, за исключением для тех филалетеян, которые были посвящены, являясь «людьми надлежащим образом наставленными и дисциплинированными», которым Аммоний сообщал свои более значительные доктрины.

Накладывая на них обязательство сохранения тайны, как это делали до него Зороастр и Пифагор, и как это делалось в мистериях (где от неофитов, или начинающих требовалась клятва не выдавать того, чему они научились). Великий Пифагор делил свои учения на экзотерические и эзотерические.[557]

Разве Иисус не делал то же самое, так как Он заявил Своим ученикам, что им дано было узнать тайны царствия небесного, тогда как множествам это не было дано, и поэтому Он говорил притчами, имеющими двоякий смысл?

Д-р А. Уайлдер продолжает:

Таким образом Аммоний нашел свое поприще готовым для его деятельности. Его глубокая духовная интуиция, его огромная ученость и знакомство с отцами христианской церкви Пантеном, Климентом и Афенагором, и с наиболее эрудированными философами того времени – все способствовало ему с такой полнотой закончить свой труд... Результаты его служения ныне ощутимы в каждой стране христианского мира; каждая значительная система доктрины ныне несет на себе знаки его ваяющей руки. Каждая древняя философия имеет своих последователей среди современников, и даже иудаизм, старшая между ними всеми, подвергала себя изменениям, которые были подсказаны «Богом наученным» александрийцем.[558]

Александрийская неоплатоническая школа, основанная Аммонием – прототип, выдвинутый для теософского общества – преподавала теургию и магию постольку, поскольку они преподавались в дни Пифагора и другими еще гораздо ранее его периода. Ибо Прокл говорит, что доктрины Орфея, который был индиец и пришел из Индии, послужили источником впоследствии распространившихся систем.

Тому, что Орфей передавал в виде сокровенных аллегорий, Пифагор научился, когда был посвящен в орфические мистерии; затем Платон получил совершенное их знание из орфических и пифагорейских писаний.[559]

У филалетеян были подразделения на неофитов (чел) и посвященных, или Учителей; и эклектическая система характеризовалась тремя отличительными чертами, которые суть чисто ведантические: Верховная Сущность, Единая и Всеобщая; вечность и неделимость человеческого духа; и теургия, которая представляет собою мантризм. Так же, как мы уже видели, у них были свои тайные, или эзотерические учения, как и у всех других мистических школ. Также им не более позволялось рассказывать другим что-либо из своих тайных доктрин, как посвященным в мистериях. Только наказания, налагаемые на раскрывателей тайн последних, были гораздо страшнее, и этот запрет дожил до сегодняшнего дня не только в Индии, но даже среди еврейских каббалистов в Азии.[560]

Одною из причин такой скрытности могут быть несомненно серьезные трудности и лишения ученичества, а также опасности, сопровождающие посвящение. Современный кандидат, также как его предшественник в старину, должен или победить или умереть, если, что еще хуже, он не лишается своего ума. Но нет опасности для того, кто правдив и искренен, а в особенности – неэгоистичен. Ибо таким образом он уже приготовлен заранее, чтобы встретить любое искушение.

Тому, кто полностью осознал силу своего бессмертного духа и ни на мгновение не сомневался в его всемогущей защите, бояться было нечего. Но горе тому кандидату, в котором малейший физический страх – больное дитя материи – затмевал зрение и лишал веры в свою собственную неуязвимость. Тот, кто не был вполне уверен в своей моральной пригодности принять бремя этих потрясающих тайн, – был обречен.[561]

В неоплатонических посвящениях не было таких опасностей. Эгоистичный и недостойный не достигал своей цели, и в этом недостижении заключалось наказание. Главной целью было «воссоединение части со всем». Это Все было Единым со множеством названий. Независимо от того, называлось ли оно Дуи, «ярким Владыкою Небес» у арийцев; Иао у халдеев и каббалистов; Иабе у самаритян; Тиу или Туиско у северян; Дув у британцев; Зевс у фракийцев; или Юпитер у римлян – оно было та Сущность, Facit, Единый и Верховный,[562] нерожденный и неисчерпаемый источник каждой эманации, источник жизни и вечного света. Луч которого каждый из нас носит в себе на этой земле. Знание этой Тайны пришло к неоплатоникам из Индии через Пифагора, а еще позднее через Аполлония Тианского, а правила и способы вызывания экстаза пришли из того же учения божественной видьи, гнозиса. Ибо Арьяварта, светлое средоточие, в которое в начале времени были излиты пламена божественной мудрости, стала центром, откуда излучались «языки пламени» во все части земного шара. Что же было самадхи, как не тот

Возвышенный экстаз, в состоянии которого нам открываются божественное и тайны природы.

о котором говорит Порфирий(?).

Истечение из божественной души передано человеческому духу в неограниченном изобилии, завершая для души союз с божественным, давая ей возможность при пребывании в теле быть участницей в жизни, которая не находится в теле,

он объясняет в другом месте.

Таким образом под названием магии преподавались все науки, физические и метафизические, естественные и считающиеся сверхъестественными теми, кто не знает о вездесущности и всеобщности природы.

Божественная магия делает из человека бога; человеческая же магия создает нового демона.

В «Разоблаченной Изиде» мы писали:

В старейших документах, какими мы теперь обладаем – в Ведах и в древнейших «Законах Ману» мы находим, что совершались многие магические ритуалы, разрешенные брахманами.[563] В Тибете, Японии и Китае в нынешнем веке учат тому же, чему учили в древней Халдее. Духовенство перечисленных стран, кроме того доказывает на деле то, чему оно учит, а именно, что осуществление на практике нравственной и физической чистоты вместе с некоторым аскетизмом, развивает в человеке жизненную силу духа, дающую самоозарение. Давая этим человеку возможность управлять своим собственным бессмертным духом, оно дает ему истинно магическую власть над элементальными духами, которые ниже его. Древность магии на западе не меньше, чем на Востоке. Друиды Британии занимались ею в молчаливых тайниках своих глубоких пещер. Много глав Плиний посвящает «мудрости» [564] вождей кельтов. Семноны, друиды галлов, излагали как физические, так и духовные науки. Они учили тайнам вселенной, гармоническому движению небесных светил, образованию Земли и более всего – бессмертию души.[565] В их священных рощах – в академиях природы, воздвигнутых руками Незримого Архитектора – в полночный час собирались посвященные, чтобы узнавать, чем когда-то был человек и кем он станет.[566] Они не нуждались ни в искусственном освещении, ни в вредящем живому газе, чтоб осветить свои храмы, так как королева ночи сама проливала свет на их увенчанные дубовыми листьями головы. И их одетые в белое священнослужащие барды знали, как разговаривать с одинокой королевой среди звездного свода.[567] [568]