Классическая русская литература в свете Христовой правды - Вера Еремина

Морозовы были разные. Мария Федоровна Морозова – староверка, а другие Морозовы, которые давно воцерковились, для которых писал Врубель (портрет “Мики Морозова”).

В это время недоучившиеся студенты – прогрессивная мелочь, которую пока никто и не вербует. Другую прогрессивную мелочь Чехов напишет в “Невесте” – Саша, который умирает от чахотки.

Аня – 17-летняя девочка, но дурочка она не по летам; она, не кончив даже гимназии, собирается что-то такое сдать экстерном, и утешает мать, что я буду работать и тебе помогать. Но ведь даже после гимназии, куда она может устроиться (при хорошей протекции) – почта. Почтовой девушке платят 25 рублей, сельской учительнице – 15 рублей[135]. 25 рублей Раневской этого не хватит даже на пудру.

Гаев получает место в банке – 6 тысяч в год, но очень четко характеризует ситуацию Лопахин – не усидит, больно ленив.

Заметим, что когда Раневская бежит в свой Париж, себя не помня (с любовником), то дом, дочь, приемная дочь – все остаются все на того же Гаева. Гаев одевает трех: платья получше – Ане, потом – Варе и Дуняше (горничной). Дуняшу учат танцевать – ее держат как Катюшу Маслову, то есть как полу воспитанницу, полу горничную. Поэтому Лопахин и говорит ей (в предверии, что может быть ей придется искать новое место) – Ты, Дуняша, и одета как барышня и прическа тоже – надо себя помнить.

Дело в том, что для горничных считались не приличными цветные или пестрые платья, полагалось темно-синие и фартучек.

Раевские уезжают из проданного имения, Любовь Андреевна забирает 15 тысяч для того, чтобы промотать их в Париже. Во всей последней сцене Дуняша только пробегает, известно, что они забыли Фирса – нужно совершенно ошалеть, чтобы представить себе, что Фирса в больницу отправил Яша. Яша – хам, который может только смотреть в зеркало; Яша – это маленький Смердяков, которому только в Париж мечта.

То есть на самом деле, если Любовь Андреевна говорит, что Господи, прости мне мои грехи, то грехов там гораздо больше, чем она сама представляет. Главный грех не только в падениях, а в полной огульной безответственности. Чехов в этой последней пьесе подводит ситуацию к тому, почему происходят революции и вывод “Вишневого сада” абсолютно однозначен: революции происходят в наказание. Вот, терпел, терпел Господь, мера долготерпения кончилась и Он снимает ангельскую защиту, нам перестает “везти” (как это называется в просторечии) и происходят всяческие социальные и житейские обвалы.

Следующая пьеса по значимости - “Дядя Ваня”. Две пьесы неудачны – это “Чайка” – сколько бы над ней не работал Суворин, но ее червоточина внутри, так как Чехов написал начинающую актрису, не зная актерской среды. По сравнению с “Талантами и поклонниками” Островского эта пьеса очень слабая. В “Талантах и поклонниках” видно, что человек знает всю кухню и первый круг поклонников и поклонников второго круга и поклонников галерки – всё.

Как и “Три сестры” видно, что пишется роль для жены. Видно, что Мария Сергеевна (Маша) – она вся пишется для Книппер и весь по сюжету Маша иногда должна была посвистывать – Эх, мол, жизнь – малина и где наша не пропадала и в центр должен был лечь ее роман и так далее.

Пьеса “Дядя Ваня”, пожалуй, наиболее христианская. В пьесе по-настоящему понимает, что происходит няня Марина (Мария Тимофеевна). Она говорит, утешая Телегина, - а, ты, без внимания, батюшка. Ты посмотри, все мы у Господа Бога – приживалы, что ты, что Иван Петрович, что Соня – мы все трудимся, даром хлеба не едим.

На самом то, что дядя Ваня получает от Серебрякова 500 рублей – это спасение, так как он находится при деле и он бережет землю и не есть даром хлеба.

Получать доходы с имения, расположенного в средней полосе почти невозможно: мукой торгуют сами, так как купцы не наезжают, чтобы эту муку закупать оптом. Потому что муку оптом закупать едут в Ставропольский край и на Кубань. Можно выращивать гречиху, например, но все это не сулит крупной выручки.

Но сама по себе жизнь на земле – это Адамова епитимья – “в поте лица будешь, есть свой хлеб”, то есть это то, что спасительно.

Как только дядя Ваня как бы рвет постромки и уходит из своей налаженной жизни, то сразу же сбивается с пути: какие-то междусобойчики с выпивоном, с пустыми разговорами.

Серебряков, конечно, заведомый паразит. Он на самом деле рядовой профессор, которых много. В 90-е годы сложилась поговорка – “глуп как профессор”. Серебряков может преподавать от литературы до эстетики, то есть целый набор гуманитарных дисциплин, но печатает небольшие статьи в разных журналах. Почему в свое время, как ему завидует дядя Ваня, он пользуется успехом у женщин. Сестра дяди Вани предпочитала его всем поклонникам, потому что, видимо, остальные поклонники – дворянские сынки (сынки священников) и соседи по имению, а у этого все-таки статьи. Серебряков и приезжает с теми публикациями, которые уже в центральном журнале (брюзгой он стал только на старости лет, когда у него разыгралась подагра).

Профессор Александров, ученик Леонтьева скончавшегося в 30-м году, был попросту глубоко верующий человек и окормлялся у старцев (сначала у Амвросия Оптинского, потом у Варнавы), но если снять старческое окормление, то это будет Серебряков. О чем пишет Александров? О Короленко.

Чем привлекателен Серебряков? – Он пишет о писателях, которые, со своей стороны, пишут о народном горе, поэтому он работает от Некрасова до Короленко. Естественно, барышни, воспитанные на той же демократической литературе, лжи и клюют на эту наживку.

Чехов имеет дерзновение писать пустой сюжет, так как в сущности по отношению в Елене Андреевне у дяди Вани никакой любви нет; у него есть факт, у него есть почти старческая мечта и в смысле конкретного действия она совершенно исчерпывается тем, что он нарезает букет роз с собственной клумбы – осенние розы, прелестные, грустные розы (какой он муж?). Его бунт против профессора, против Серебрякова лучше всего понимает Марина – расходились гусаки, го-го-го.

Не успела выйти пьеса, как выскочил живой Серебряков – Григорович. Григорович – автор “Гуттаперчевого мальчика”, который был написан в эпоху раннего “Современника” (в 48-49 году). Здесь он, конечно, сильно постаревший, поседевший, давно ничего не пишущий, но все еще - литературное имя. Григорович тут же пустил сплетню и по Петербургу и по Москве, что Серебряков – это Суворин Алексей Сергеевич, Елена Андреевна – это Анна Ивановна (вторая жена и красавица), Астров, который лечит, - это сам Чехов.

Литературный бомонд пробавляется исключительно сплетнями. Сколько в наших провинциях происходит никому не нужного – нужен сериал, так как надо же чем-то себя занять.

Чехов на самом деле лопатил эту жизнь и эти ситуацию – нет ведь земского доктора, больницы нет. Астров приехал в свое имение и он даже не разорился, что бывало не часто, но его тут же запрягли и фактически даром. Здравоохранение и медицинское обслуживание устроено ведь только при Советской власти, чтобы по крайнем мере поликлиника была в каждом местечке. У Иоанна Шаховского “Восстановление единства” – в 16-м году террорист убивает отчима будущего Иоанна Шаховского, то его повезли из имения в уездную больницу, а в ней не было противостолбнячной сыворотки, и человек умер.

Александр III очень не удачно и предлагая альтернативных вариантов, стал давить земство, в этом смысле Солженицын прав – это была глубокая ошибка: возврата к николаевским временам не было (об этом могла мечтать только Анна Федоровна Аксакова).

Таким образом, Чехов разворачивает не просто социальную панораму.

“Вишневый сад” представляется с розоватым флером и его весь представляешь на фоне вечерней зари какой-то фетовской или даже тютчевский пейзаж, что “пол неба охватила тень, лишь там на западе бродит сиянье”.

“Дядя Ваня” – пьеса мрачная и носителем внутреннего мрака является Астров. Когда он рассказывает про вырождение, про обезлесение России, про вырождение этноса и что-то еще, то он напоминает Иоанна Златоуста. Иоанн Златоуст примерно на таком же основании пророчил конец света в 400-м году, но Господь посрамил эти его упования и он сам дожил до 407 года.

Астров говорит так, что следующим номером должен быть конец света. В том-то и дело, что эта внутренняя чернота как раз и рождает не только скуку, но даже блуд. То есть блуд у него еще не в жизни, но уже в воображении. Когда он говорит Елене Андреевне, что когда - ты приедешь на встречу - сегодня, завтра. Это же могло произойти и это же не Вронский, который на самом деле всегда желает устроить именно с Анной настоящий крепкий дом. Астрову дом не нужен, ему и жена не нужна. Почему он не замечает любви Сони, да потому что он ее знает с 11-ти лет и он привык ее видеть и ему совершенно нет дела, какое выражение у нее в глазах – он ее не замечает.

Все видят. Елена Андреевна видит с первого взгляда, дядя Ваня, кстати, тоже не видит – это она не удержалась и призналась; прислуга вся знает (у прислуги глаз всегда наметан – без этого прислуга не живет). Только сам герой не понимает, что происходит. Но даже если бы кто-нибудь заставил бы (уговорил) его – что бы это была бы за семейная жизнь? – грех один.