Звенья разорванной цепи - Алла Бегунова

— Мы можем отдохнуть вместе.

— Не в первый раз вы делаете мне подобное предложение, господин майор. Однако я не люблю отдыхать в компании с малознакомыми людьми и снова отвечу вам: «нет».

— Значит, по вечерам вы свободны? — спросил Клебек, глядя на нее с каким-то особенным выражением.

— Конечно, свободна, — небрежно сказала курская дворянка, не придав значения ни его вопросу, ни его взгляду. Мысли ее были заняты другим. Отход из Рейхенбаха они готовили давно и тщательно, обдумав множество разных деталей. Этот план легкостью и простотой не отличался, и теперь следовало осуществить его совершенно безукоризненно, дабы раньше времени не вызвать подозрений, не спровоцировать погоню…

Вытолкав последнего посетителя — пьяного вдрызг прапорщика австрийского батальона, Ермилов закрыл двери пивной изнутри на балку. Кухарка и посудомойка ушли час назад. Глафира отпустила их и стала раскладывать по холщевым торбам провизию на дорогу: хлеб, сухари, сыр, вяленое мясо, ветчину. Николай и Якоб-Георг возились на конюшне с верховыми и вьючными лошадьми. Они оборачивали им копыта, металлические части поводьев и стремена кусками фланели для звуковой изоляции. Как ни жалел Николай новенькую повозку, Анастасия приказала оставить ее в Рейхенбахе и взять только лошадей.

Сама Аржанова в своей маленькой комнатке на втором этаже упаковывала в специальную плоскую суму из лайковой кожи листы с текстом договора и некоторые донесения Кропачека. Сума, снабженная ремнями и пряжками, плотно пристегивалась к телу на животе. Но тогда для маскировки полагался мужской костюм. Предметы его, вычищенные и выглаженные Глафирой заранее, висели на спинках двух колченогих стульев.

Княжеские украшения из золота с бриллиантами и без оных еще днем из ларца перекочевали в широкий кожаный пояс с нашитыми внутри гнездами. Его изготовил на досуге сержант Ермилов. Он неплохо владел сапожным ремеслом и повсюду возил за собой коробку, где лежали у него шило, толстые «цыганские» иголки, мотки дратвы, куски воска и смолы.

Вдруг в одиннадцатом часу вечера раздался громкий стук в дверь и требовательные мужские голоса. Ермилов находился в зале пивной, слабо освещенном несколькими свечами. Разумеется, он не смог понять, что требуют пришельцы за дверью, и бросился наверх за княгиней Мещерской. К счастью, она не успела переодеться, схватила фонарь, бегом спустилась по винтовой лестнице и подошла к двери.

— Кто там? — спросила Аржанова.

— Военный патруль! — грубо ответили ей.

— Что вам нужно?

— Откройте! Это — проверка.

Никаких проверок раньше тут не устраивали. Патруль, конечно, ходил по деревенской улице, но в дома и — тем более — в питейные заведения не ломился. Пока Флора размышляла над этим, в дверь снова ударили, и кажется — прикладом ружья. Она дала Ермилову знак сбросить балку и повернуть ключ в замке. Дверь широко распахнулась. В зал вошли два гренадера с фузеями, а за ними… майор Клебек. Он держал в руках букет роз и маленькую коробочку, перевязанную розовой лентой с бантиком.

— Не ожидали? — произнес он, довольный произведенным эффектом. — Я пришел к вам в гости, милая Грета. Хотя вы меня и не звали. Но знаете, время сейчас военное. Того и гляди, проклятые боши вцепятся нам в горло. Потому надо брать от жизни все…

Подняв фонарь над головой, Анастасия в полном изумлении взирала на своего ухажера. Ей сразу стало ясно, что это — вовсе не военный патруль, а дурацкая армейская шутка Леонарда Клебека. Зато он поздним вечером попал к ней в дом с цветами и подарком. Совершенно некстати, по совести говоря.

Курская дворянка перевела взгляд на сержанта Ермилова, по-прежнему державшего в руках тяжелую балку, и поняла, как близок майор к внезапной смерти от удара по голове. Межу тем оба гренадера, прислонив ружья к стене, уже подошли к стойке, где находились откупоренные бутылки сухого красного вина. Без сомнения, сержант разделается с солдатами столь же проворно. Но это — слишком примитивное решение. Кроме того, большие проблемы возникнут с трупами. Некогда да и некуда их надежно спрятать.

— Милости прошу, господин майор! — ласково улыбнулась Флора командиру батальона и дернула за рукав Ермилова, чтобы он пришел в себя. Замычав в ответ — глухонемой же! — он с удивлением обернулся к ней. Аржанова жестом указала кирасиру на дверь в кухню и разговор с Леонардом Клебеком продолжила:

— Пожалуйста, заходите. Наш ужин еще не кончен, и надеюсь, вы присоединитесь к нам… Давайте сюда цветы и коробочку. Ах, как мило с вашей стороны, господин майор! Колечко с сапфиром в подарок… Я очень, очень люблю сапфиры. Просто обожаю их…

Якоб-Георг, вызванный с конюшни Ермиловым, замер на пороге зала, не в силах произнести ни слова. «Дорогая Лора» хлопотала вокруг командира австрийского батальона, улыбаясь и кокетничая. Он же не сводил с нее плотоядного взгляда и даже решился ущипнуть за ягодицу.

— Курт, ну чего ты стоишь, как истукан! — властно обратилась к надворному советнику Аржанова. — Накрывай один стол для меня и господина майора, второй — для его солдат. Я пока сбегаю на кухню за вареной грудинкой, картофелем и салатом…

На кухне Глафира с паническим выражением лица металась между плитой, столом и чаном для воды. Николай и сержант Ермилов занимали места у окна и в отчаянии смотрели на темное, усыпанное звездами небо. Верная служанка бросилась к барыне и зарыдала у нее на плече:

— Стало быть, попались, ваше сиятельство? Стало быть, конец нам пришел? Обхитрили чертовы швабы…

— Глафира, — строго сказала ей курская дворянка, — прямо удивляюсь я на тебя. Ты же — человек бывалый.

— А что, ваше сиятельство, разве не обхитрили? — вскинулась горничная.

— Скажи, где ящик с нашей походной аптекой?

— Как всегда, при мне. То бишь здесь, в шкафу.

— Достань немедленно. Там у тебя должен храниться опий в порошке. Или разведенный на отваре белены. Как ты его называешь?

— Сонный элексир, матушка барыня, — ответила служанка, заметно успокаиваясь и вытирая слезы концом длинного белого фартука.

Обычно хитрые барские задумки она угадывала с полуслова. Угадала и сейчас. Ведь похожий случай был у них в Стамбуле. Тогда опий, добавленный в коньяк, сыграл ключевую роль при завершении операции «Секрет чертежника». Никто не мешает применить его снова. Коньяка-то для троих австрийцев у них хватит. Пусть пьют, сердешные, вдоволь. Глубокий, беспробудный сон подданным императора Леопольда Второго часов на десять гарантирован…

На инсценировку с угощением им пришлось потратить около часа из того запаса драгоценного времени, который отводился на уход из Рейхенбаха в лес. Однако устроили они все по высшему разряду: белые скатерти, накрахмаленные салфетки, бокалы из стекла, фарфоровые тарелки, блюда с богатыми закусками. Только коньяк — самый дорогой, французский — Грета Эберхард подала гостям лично, на подносе, в серебряных кубках. Майор одним махом опрокинул питье в рот, промокнул губы салфеткой и сказал, что немного горчит.