Кризис и Власть. Том I. Лестница в небо - Хазин Михаил Леонидович

Практик. Помните, что я говорил про хирургов и офицеров? Они-то такие проблемы решали каждый день, и задолго до Макиавелли. Знать, что такое настоящая жестокость, может только тот, кто сам сталкивался с жестокостью необходимой. Умение отличать одну от другой и есть доблесть!

Читатель. Я правильно понял, что эта самая доблесть и есть источник Власти?

Теоретик. И да и нет. Доблесть действительно является источником Власти; но не «эта самая», о которой мы до сих пор говорили, а другая, к которой мы сейчас перейдем. Надеюсь, вы помните, что задачей Макиавелли было найти источник долговременной Власти, превосходящей продолжительность жизни любого правителя? Доблести отдельного государя для этого недостаточно, и ограничься Макиавелли открытием своего «макиавеллизма», мы знали бы его сегодня как теоретика морали, но не теоретика Власти. Однако Макиавелли пошел дальше и совершил другое открытие, надолго опередившее время[441]:

Такие же пороки и доблести, о которых я рассказываю применительно к отдельному человеку, бывают и у республик, примером чего могут служить римляне и венецианцы [Макьявелли, 2002, с. 438].

Читатель. Доблесть — у целых республик?! Погодите-ка, а это не то же самое, что асабийя? Та тоже приобреталась благодаря жизни, полной опасностей, и способствовала основанию династий…

Теоретик. Разница между Макиавелли и Ибн Хальдуном заключается в слове «республика». Ибн Хальдун не знал примеров стабильных и процветающих республик (в своих странствиях он так и не добрался до Венеции); Макиавелли жил в такой республике[442]. Ибн Хальдун мог полагать свой закон смены асабийи мулком абсолютным; Макиавелли строил свою теорию на пятисотлетней истории великого Рима. Поэтому асабийя утрачивается уже в первом поколении династии; а вот доблесть может сохраняться на протяжении веков. Так что доблесть Макиавелли — это следующий шаг в понимании Власти, это открытие нового, неведомого Ибн Хальдуну явления:

Если рассмотреть, каково было начало Рима и какое устройство он получил от первых законодателей, то не покажется удивительной великая доблесть, хранимая его гражданами на протяжении веков и позволившая этой республике завладеть огромными территориями [Макьявелли, 2002, с. 140].

В отличие от асабийи, которую создавшие государство племена обречены потерять, доблесть (по крайней мере, в Риме) может сохраняться на протяжении веков, если устройство государства будет тому способствовать. Макиавелли вступает в заочный спор с Ибн Хальдуном: для достижения величия мало открыть источник власти; нужно еще обнаружить те способы, которые обеспечат его сохранение на протяжении веков. Что толку от асабийи, если она все равно будет потеряна внутри городских стен? Сохранить ее и приумножить в виде доблести — вот о чем должен заботиться мудрый правитель!

Настоящее открытие Макиавелли, спрятанное от большинства глаз за его «Государем», заключается именно в этом: доблесть не даруется судьбой, а представляет собой особый навык, который может быть сформирован как у отдельного человека, так и у большого числа граждан. Те государства, устройство которых поддерживает формирование доблести, будут могущественны и стабильны; ну а остальные, как итальянские города-государства времен Макиавелли, обречены терять земли и терпеть многочисленные перевороты.

Какие же способы предлагает Макиавелли для формирования доблести у граждан? Напомним, что основное отличие доблести от морали заключается в том, что доблестные решения принимаются исходя из интересов государства («общего блага», как часто пишет Макиавелли), моральные же — из интересов отдельного лица. В силу этого ключевым моментом в формировании доблести становится сама возможность отдельного гражданина действовать в интересах государства, принимая участие в государственных делах. Обеспечить такую возможность может лишь республика (res publica — «общее дело»):

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Но еще большее удивление вызывает величие Рима, которого он добился, освободившись от царей. Причины этого нетрудно понять: не частные интересы возвеличивают государство, а общее благо. Заботятся же об общем благе одни только республики… Если же принимаемые меры затрагивают кого-либо из частных лиц, большинство остается на стороне общего интереса и заставляет предпочесть его вопреки мнению немногих обиженных. Обратное происходит, когда во главе города стоит государь; чаще всего то, что он делает для себя, ущемляет граждан, а то, что делается для них, невыгодно ему. И тогда гражданская вольность сменяется тиранией, наименьшее зло для такого города — это остановка в его развитии… А в том случае, когда волею судеб объявится некий доблестный тиран, который благодаря своему воинственному духу и воинской доблести расширит свои владения, республике от этого не будет никакого проку, потому что он делает это для себя и не может вознаградить никого из достойных и мужественных граждан, порабощенных им, так как в противном случае будет вынужден их подозревать [Макьявелли, 2002, с. 270–271].

Какой сюрприз для читателей, знающих Макиавелли по сокращенной версии его книги (одному только «Государю»)! Оказывается, «враг рода человеческого» ни в грош не ставит единоличную власть и считает ее прямой причиной утраты доблести![443] Оказывается, только республика, в противовес распространенной тогда во всем мире царской власти, способна обеспечить долгосрочное величие государства (или государственного образования)![444]

Республиканское правление формирует доблестных граждан, и именно этот ресурс обеспечивает долгосрочность Власти в отдельном государстве:

Таков был римский народ, который, пока республики не коснулось разложение, никогда не был ни смиренным рабом, ни чванливым господином, а напротив, с достоинством нес свое звание, подчиняясь собственным постановлениям и должностным лицам; а когда надо было восстать против кого-либо из сильных мира, за ним задержки не было [Макьявелли, 2002, с. 254].

Первое правило единоличного правителя — подрезывать всех конкурентов — прямо противоречит воспитанию доблести в своих согражданах; единолично править куда спокойнее недоблестным, замкнутым в частных интересах народом. Но в долгосрочном плане такое правление (каким бы оно ни было стабильным, пока жив государь) приводит к утрате доблести и наследниками самого государя, а затем — к гибели правящей династии. Долгосрочное величие государства требует постоянного воспроизводства доблести, которое возможно только в республиках.

Читатель. Вот это новость! Половину книги вы учили, что любая власть организована иерархически, что во главе властной группировки всегда стоит единственный сюзерен, — и вдруг оказывается, что на самом деле все наоборот?!

Теоретик. Раз уж вы задали этот вопрос, отвлечемся на минутку от Макиавелли и рассмотрим его идею с точки зрения нашей теории Власти. В каких случаях макиавеллевская «доблесть» может быть полезна для властной группировки? Доблестные вассалы имеют собственное мнение относительно целей группировки и в любой момент готовы восстать против сюзерена. Причем восстать успешно — ведь доблесть означает и умение притворяться, и умение быть беспощадным. Даже если сюзерен сойдет с ума (начитавшись Макиавелли) и будет подбирать себе в вассалы таких людей — он недолго будет оставаться сюзереном. В краткосрочной перспективе властная группировка, состоящая из доблестных вассалов, оказывается чрезвычайно неустойчивой. Вот почему мы половину книги пишем об иерархической сущности Власти и будем продолжать писать о ней в оставшейся половине.

Но как же тогда существуют могущественные государства с республиканским способом управления? Пусть Римская республика скатилась в конечном счете к солдатским императорам, но ведь до этого она достигла величайшего могущества, и как раз при республиканском строе. Получается, что доблестные вассалы не только вредны, но и полезны? Да, так оно и есть. В тех редких случаях, когда объединение доблестных вассалов выживает на протяжении нескольких поколений[445], оно вырабатывает особые правила, препятствующие как узурпации власти одним из них, так и развалу республики на несколько независимых монархий. И вот тогда — в долгосрочной перспективе! — начинают проявляться преимущества коллективного управления.