Солдат удачи. Исторические повести - Лев Вирин

—               Янко! Скорей! — закричала она ещё с улицы. — Грегора аресто­вали! Я видела, как стражники волокли его в тюрьму!

Янко побежал разыскивать друзей. Как он и думал, парни сидели в харчевне. Яцек допил пиво, отставил кружку.

—Пошли в тюрьму, узнаем.

У тюремных ворот он попросил дежурного позвать Стефана. Вышел пожилой стражник в старом колете.

—Привет, Яцек! Что случилось? — спросил старик.

—               Да друга моего забрали, дядя. Худенький такой, черноглазый, Грегором кличут.

—Это тот, что оглоблей двух щёголей погнал? Храбрый парень. Плохи его дела. Повесят за нападение на дворянина. Правда, старый Карл фон Браун на той неделе уехал в Вену. Так что дня два-три пожи­вёт. Без Главного судьи на виселицу не отправят.

—Нельзя ли его увидеть?

—               Трудно. Узнает смотритель, будет мне выволочка.

—Постарайся, дядя! Очень нужно.

Яцек сунул в карман Стефану пару крейцеров. Тот пожал плечами:

—               Ладно. Только по-быстрому. А то меня засекут.

Стражник провёл друзей через боковую дверь. По узкой винто­вой лестнице подмастерья поднялись на второй этаж. Янко запоминал повороты тюремного коридора: направо, опять направо, третья дверь налево.

Стефан отпер дверь. Сложные замки открывались с трудом. В не­большой камере помещалось шесть человек. Григорий сидел на полу под окном. Он был прикован цепью к кольцу в стене, как особо важный преступник.

«Опять Гриша на цепочке, — подумал Янко. — Да вот цепь толста, не перекусишь».

Поговорить с пленником почти не удалось. Стефан боялся на­чальства и торопил подмастерьев.

—               Держись, Грегор, — сказал Яцек. — Мы тебя выручим.

Выйдя из тюрьмы, друзья остановились. Мрачное здание замка наводило тоску

—Ну, парни, что думаете? — спросил Яцек.

—Кабы бы Грише распилить кандалы, да в окне выпилить одну перекладину... — сказал Янко.

— Окно выходит наружу, в ров, — кивнул Яцек. — Я приметил. Пошли посмотрим.

Друзья обошли тюрьму. Боковая сторона выходила на ров — вода покрытая ряской. Дальше тихая улица — деревянные домики.

—Ну, хорошо. Гриша распилит кандалы. Там железо мягкое, хо­рошей пилой за час можно управиться. Потом железная перекладина в окне. Она потолще, — сказал Янко.

—Часа полтора. Да ещё полреза с другой стороны, чтобы ото­гнуть. Он худенький, пролезет. Спрыгнуть в ров со второго этажа не штука. А тут уж мы бы ждали его. Если бы да кабы. Как передать пилу в камеру?

— Отец рассказывал, в Тридцатилетнюю войну из замка Вартбург бежал, распилив оковы, рыцарь Иоганн, — задумчиво молвил Бруно. — Будто ему передали в тюрьму большой зильбергрошен, а в нем была спрятана пила.

—В монете? Впрочем, они же были размером с ладонь, чешские зильбергрошены. Но как в монете запрятать пилу? — спросил Яцек.

—Я один раз видел такую монету, — сказал Янко. — Если распи­лить её пополам и в одной половинке сделать паз, а во второй — рожки, а на них натянуть тонкую пилку.

—Нужны две монеты, причём совершенно одинаковые. А где ж их взять? Зильбергрошены давно вышли из обращения.

—               Знаю, — сказал Янко. — Пошли к Рапопорту!

***

В лавке Рапопорта не было. Друзья поспешили на Юденштрассе. Вечерело, но ворота гетто были открыты. Герр Рапопорт вышел к под­мастерьям и сразу спросил:

—Вы, наверное, друзья Грегора? Что с ним?

— Он в тюрьме. Ему грозит виселица, — ответил Янко и кратко рассказал, что они узнали.

Рапопорт схватился за голову.

—Вэйз мир6! Есть ли какая-нибудь надежда?

—Мы хотим помочь ему. Нужно найти два одинаковых зильбер- грошена.

—Подождите!

Рапопорт ушёл, но скоро вернулся. Выложил на стол пять зиль- бергрошенов:

—Отберите одинаковые сами.

Янко переложил их на подоконник, к свету, и подмастерья, при­дирчиво разглядывая большие монеты со всех сторон, отобрали пару.

—Вот эти. А эти возьмите. Мы вернём вам долг.

Яцек протянул три монеты купцу.

—О чём вы говорите! Грегор спас от позора мою дочь! И всё, что я могу сделать для него, я сделаю. Да поможет вам Бог! А эти три возь­мите, деньги вам понадобятся. — купец протянул Яцеку кошелек.

—               Деньги понадобятся, — кивнул подмастерье. — Но тут слишком много! — Яцек взял два золотых дуката. — Спасибо, герр Рапопорт. Если у нас не выйдет, то не из-за недостатка денег.

—               Дай Бог вам удачи! — сказал купец. — Грегор рассказывал о вас. Вы — Янко, вы — Яцек Покорни, а вы, наверное, — Бруно. Если что по­надобится, приходите ко мне. Я сделаю всё, что в моих силах.

***

Друзья поспешили к Густавсону. Кузница была заперта, но хо­зяин дал ключ, не расспрашивая, только заметил:

—С огнём поосторожней! Пожара не наделайте.

—Без струмента и вошь не убьёшь, — приговаривал Янко, за­крепляя монету в тисках.

Работа предстояла тонкая, но их было трое, да и вся ночь впе­реди.

Пока Янко размечал и распиливал монеты, Яцек с Бруно изгото­вили тоненькое, в 1/16 дюйма, сверло и узкий скарпель. Янко корпел над пазом, а парни отковали пилку и нарезали зубья. Работали не­спешно, чтоб не ошибиться, но споро. Подмастерья почти не разгова­ривали.

К рассвету две половинки зильбергрошена были готовы, и, если вставить одну в другую, шва не было видно. Закаливал пилку Бруно трижды, с особой тщательностью. Потом её натянули на серебряные рожки, заклепали, вставили во вторую половинку. Осталось передать монету Грише.

—Пошли к Густавсону. Послезавтра большой праздник. Ратман, герр Густавсон, вполне может угостить булками бедных узников ради Успенья Пресвятой Богородицы. В этом ему не откажут, — сказал Яцек. — Хозяин — такой же добрый лютеранин, как был и его отец. Но у нас в Австрии лютеранам почти также худо, как евреям. Вот он и строит из себя правоверного католика.

Густавсон выдумку одобрил, ухмыльнулся в густые усы и заметил:

—Я — ратман, лицо официальное. И, конечно, никаких сомни­тельных поручений не приму. Но угостить несчастненьких узников ради праздника — святое дело. Я возьму две корзины. А Бруно понесёт их, поможет мне. А потом что? Янко придется бежать вместе с другом? Очень жаль. Прекрасный работник. Да видно уж, тут ничего не поде­лаешь.

***

Все сошло как по писанному. Смотритель сам повёл почтенного ратмана по камерам. Густавсону эта комедия явно нравилась. Он с удо­вольствием поздравлял бедных узников с близким праздником Успения Богородицы, увещевал их покаяться и больше не грешить.

Бруно с деловым видом раздавал мягкие булки. Он ловко сунул в руки Григория монету, завёрнутую в записку.

Убедившись, что голодные сокамерники заняты нечаянно сва­лившимся на них угощением, Гриша осторожно прочитал письмо. В нём были и радость, и горе. Надежда на свободу и помощь друзей — это такая радость!

Но дальше рэб Натан писал: «На всякий случай, я уже отправил Рахиль в Познань, к её жениху, рэб Мойше. Это весьма достойный юноша, сын моего давнего компаньона. Мы хотели поженить их в конце года, но теперь есть смысл поторопиться».

«Больше я её не увижу! — подумал Григорий. — Да всё равно, я все­гда знал, что Рахиль не для меня. Может, так и лучше».

Гриша хотел бежать один. Своих соседей по камере он боялся. Особенно Лысого Фрица — пожилого вора с морщинистым лицом и злыми глазами.

Дождавшись, пока соседи уснули, Гриша раскрыл присланную монету и начал осторожно пилить звено цепи, подливая в распил сбе­режённую с вечера воду. Звук от пилы был совсем тихий, но, оглянув­шись в очередной раз, Григорий заметил, что Лысый Фриц и его товарищ, Крошка Гансик, огромный детина с тупым лицом и длин­ными, как у обезьяны, руками, тайком следят за ним

—               Бежать собрался? Без нас? — спросил Фриц злобным шёпотом.

—С вами, конечно. Только тихо.