Свод (СИ) - Алексей Войтешик

            — Постойте, мистер, уж не хотите ли вы сказать, что только вам одному бог дал возможность назначать свидания? Что-то я не припомню, чтобы когда-либо давал монашеский обет?

            — Свод, дело не в этом.

            — А в чём тогда?

            — Это сестра Хмызы, понимаете? И если вы её, …ну, с ней. Это непременно дойдёт до Базыля, и тогда можете быть уверены, Мельник спалят, а нас с вами распнут на воротах ещё до того, как подойдут войска Короны.

            Пират снисходительно ухмыльнулся:

            — Интересно было бы на это посмотреть. Как же, …распнут. Если я вас правильно понял, вы боитесь, что я воспользуюсь моментом и, будем называть вещи своими именами, надругаюсь над честью этой девушки?

            Война тяжко вздохнул, чувствуя, как с его души свалился камень.

            — Что ж, — продолжил Свод, — не скрою, меня посещали подобные мысли. Причём посещали не раз, начиная с того самого дня, как только я увидел эту дикую косулю. Я ничего не могу с этим поделать. Скажу вам откровенно, один только взгляд на неё тут же побуждает мою плоть к греху, но! Если со своими мыслями я справиться не в силах, то приструнить желания собственной плоти для меня не сложно. Вы можете быть совершенно спокойны, я знаю, что такое честь, женская честь, и без согласия дамы...

ГЛАВА 5

Сусанна увидела его издали. Привставший в стременах Война, вытянувшись в струнку наверху поросшего кустарником буерака напоминал сейчас пса, следящего за зайцем. Гнедая кобылка панночки ступала неслышно, а потому обратила на себя внимание только тогда, когда стала подниматься по откосу. Молодой пан тут же обмяк и шлёпнулся в седло, всей своей фигурой изображая сдержанное ожидание, не имеющее ничего общего с тем, что было несколько мгновений назад. Сусанна лихо пнула в бока свою кобылку и та, не смея ослушаться лёгкую хозяйку, в три прыжка вскочила на травяной бруствер. Рыхлая дресва[130] лениво поползла вниз по откосу, пряча под собой следы конских копыт.

Война зарделся и столь учтиво и глубоко поклонился даме, что его лошадь, едва не приняв это за команду, нервно ступила в сторону.

— Панна, — выдохнул, прижимая к груди скомканную шляпу Якуб, в который раз оценивая легко различимую даже через меховую накидку точёную стать молодой Патковской. — Желаю здравствовать. Могу ли я предложить вам свою компанию для прогулки?

Сусанна ответила коротким утвердительным кивком сразу и на приветствие молодого человека, и на его вопрос. Их лошади пошли рядом, и было бы самое время завязаться непринужденной беседе, да вот беда, всегда сдержанный вороной Войны, ни с того ни с сего стал самым наглым образом покусывать за холку молодую кобылку паненки.

Якуб обескураженный подобным поведением своего скакуна, ощутимо хлопнул жеребца по макушке, но тот сразу после этого так сильно цапнул за шею, идущую рядом лошадку Сусанны, что, как показалось, даже выхватил клок из её стриженой гривы. Война

покраснел и отвернул раскусавшеся (с чего это вдруг?) коня чуть левее.

— Вы, — дрогнувшим голосом, наконец, произнёс молодой пан, — прямо как лисичка. Так незаметно подобрались. Я ждал вас со стороны дороги…

— Почём вам знать, — с дрожью в голосе, ответила девушка, — может быть я тем самым хотела вам показать, что могу, …что …

Сусанна осеклась. «Боже, — мысленно укоряла она себя, — что я говорю?»

Снова наступила неприятная пауза, во время которой Война почувствовал, что едва завязавшаяся беседа вот-вот готова развалиться.

— Как пан Альберт? — спросил он первое, что пришло ему в голову.

— О, хвала Деве Марии ему уже лучше. Сегодня он выходил во двор. Жыкович присылал Франтишека, чтобы осведомиться, не нужна ли нам помощь, так отец с благодарностью отослал войтешика[131]обратно, сказав, что пора уже нашей вотчине почувствовать руку и самого хозяина.

— Вот видите, — зацепился за разговор Якуб, — не зря перед отъездом он говорил, что в родных стенах поправится куда как быстрее…

— Это он всё на глазах бодрится, — вздохнула панночка, — а так, отослал Франтишека и слёг. Сил, говорит, нет. Всё утро они с мамой говорили о том, что Патковицам нужен молодой пан…, — Сусанна судорожно прикрыла рот рукой и покосилась в сторону Якуба.

Но тот как будто и не слышал её слов, отнеся все эти речи в адрес Андрея Патковского. Видя, как панночка тяжело переживает недуг отца, Война, отвлекая её от недобрых мыслей, бросился в пространные рассуждения о грядущих холодах и о запасах на зиму. Под всей этой многословной тирадой как-то сам собой выходил хорошо завуалированный, но нескромный итог: «дел много, а я такой молодчина, всё это один запросто тяну».

Сусанна, в свою очередь, радуясь тому, что молодой пан не придал значения её страшному проявлению нескромности, легко пропустила мимо ушей проявление столь же недопустимого в их среде постыдного качества у своего оппонента. Более того, Война заговорил сейчас как раз о том, о чём и она сама собиралась завести беседу и виной всему были события вчерашнего дня.

Где-то в послеобеденное время, как раз после того как её отец с помощью супруги, прогулявшись вокруг дома, едва добрался до постели, молодая панночка вышла в коридор. Она лишь хотела спросить у матери, как чувствует себя отец, но, встретив мать, она пережила то, что перевернуло вверх дном всё её шаткое девичье сознание!

Панна Ядвига с силой схватила дочь за руку и потянула её в дальнюю гостевую комнату. Едва они переступили порог, как мать бросилась на постель и зарыдала. Пожалуй, впервые за многие годы Сусанна видела это. Она села к матери и, осторожно принялась её утешать. Панна Ядвига обняла дочь и в порыве отчаяния выплеснула всё, что накипело у неё на душе.

Разумеется, Сусанна понимала, что недуг отца это серьёзное испытание для всей их семьи, однако мать в порыве своей бессвязной речи начала недвусмысленно сравнивать доблесть и благородство англичанина с никчёмностью всегда слабовольного и доброго отца!  «Вот это мужчина! — в запале неуёмной истерики закончила она. — Сильный, смелый, способный защитить. Он один, жертвуя собой, сумел избавить всех нас от лишений и страха. …Альберт никогда бы не смог этого, …а теперь и тем более...».

            Только встретившись со вспыхнувшим в глазах дочери ужасом, панна Ядвига умолкла. Сусанна, держащая мать за руки, почувствовала, как похолодели её пальцы. Похоже, панна Патковская и сама не понимала, всю правду своих слов.