Лекс Раут. Чернокнижник - Марина Суржевская

— Он же убьет его, — прошептала Одри, но я даже головы в ее сторону не повернул. Черпал горстями силу, выплескивающуюся из умирающих, потом подполз к монаху, который выл под камнем.

— Помоги, — прохрипел он. Череп свалился с его головы, обнажая бритую голову.

— Сейчас.

Очертил вокруг него круг. Прямо кровью и очертил, мела под рукой не оказалось.

— Ланта, — позвал я.

Черноволосая встала рядом, с интересом рассматривая происходящее. Одри стояла у жертвенника, и я поморщился. Ее звать не стал. Она вошла в круг сама, все так же моргая, словно пытаясь что-то рассмотреть. Я сосредоточился на Армоне, активизируя нашу связь и ударяя по путам Шинкара. И свалился от силы отдачи, словно с разбега врезался в каменную стену.

Выругался.

Снова сел, активируя свой резерв. Внутри прокатился огненный шар, и раны снова открылись. Но на этот раз силки, держащие Армона, я оборвал. Оборотень свалился на пол, беспомощно раскидав лапы.

— Поднимайся, засранец, — прошипел я.

И словно услышав, рихиор дернулся, рыкнул и клубком метнулся в нашу сторону. Так что в круг портала он не вбежал, а вкатился.

— Как обещал, — прохрипел я монаху, рывком ломая ему шею. Сила смерти наполнила круг черной энергией, и мы свалились в воронку пространства. И последнее, что я увидел — кривую улыбку Шинкара, оставляющую у меня гадостное чувство, что нам просто позволили уйти…

Глава 27

Я даже не понял, где мы вывалились.

Лежал, глядя в небо, на серые, набухающие облака, плывущие с севера, и грозящие разродиться холодным дождем. Повернул голову. Армон был рядом, красный язык вывалился из пасти, шерсть в корке запекшейся крови. Он открыл мутные желтые глаза, рыкнул.

— Надеюсь, тут нет оголодавших тварей, — усмехнулся я. — А то мы сейчас отличная добыча…

Армон мигнул и попытался подняться, но снова упал.

А я вновь уставился на облака. Первые тугие и крупные капли упали на губы, и я облизал их. Вкууусно…

— Только не умирай… — Одри присела возле Армона, это я понял по звуку, но смотреть не стал.

Два месяца спустя…

Родовое поместье Раутов в Кайере по-прежнему разрушено, единственное, что успели сделать — это вынести мусор и разбитую мебель. Теперь комнаты встречали гулкой пустотой и светлыми пятнами на месте бывших шкафов и комодов. Я уже заказал новый интерьер, но мастера огорчили, что обставить дом в короткие сроки не получится. Так что теперь у меня была узкая лежанка в спальне, и в гостиной — два кресла, стол, который каким-то чудом уцелел, и парочка сундуков.

И, глядя на поместье, было обидно осознавать, что его разворошили без цели, просто Шинкар выгонял меня из города и загонял в Пустошь. Все это время, начиная с первого визита Одри, тень Меченного стояла рядом, направляла и руководила, ведя меня к жертвеннику в старом храме.

Он хотел, чтобы я пришел в Пустошь. Сам, добровольно. Чтобы умер на то плите, наполняя кровью ритуальные камни. Не об этом ли говорил Дориан? Он ведь тоже твердил что-то о камнях, что уже разбросаны, просил предупредить императора. Правда, подобную глупость я делать точно не собирался.

И что именно произошло в Пустоши, я не понимал.

Мои раны заживали долго, хотя я и не хотел в этом признаваться. Как мы достигли Кайера, я помню смутно, все затянуло дымкой боли и беспамятства. Зато когда я пришел в себя, то понял одну занятную вещь. Связи с Одри больше не было. Видимо, Боги причислили меня к умершим, и слова «только смерть разлучит нас» сбылись.

Я уже второй раз в своей жизни покинул Пустошь, много лет назад на границе меня нашли бродячие кочевники, направляющиеся в северные пределы. Воспоминания о прошлом вернулись ко мне, но вопросов так и осталось больше, чем ответов. Да и новые прибавились…

Впервые по-настоящему очнулся я спустя пару недель, уже в столице, в доме почтенного целителя Сиолиса Норгулиса. Поговаривали, что он даже пользовал в свое время членов королевской семьи, хотя, скорее всего, поговаривал сам Норгулис, набивая себе и без того немалую цену.

Я открыл глаза и облизал сухие губы.

— Лекс! — мутное пятно, нависшее надо мной, уплотнилось и воплотилось в знакомые искусанные губы, высокие скулы и встревоженные дымчатые глаза с розовой каемкой по краю радужки. Одри облегченно улыбнулась. — Слава Богине! Ты очнулся.

Я вновь облизал губы, и она схватила со столика кружку, дрожащими руками поднесла мне.

— Одри, что из слов «пошла вон» ты не поняла? — хрипло спросил я. Пить хотелось ужасно, но лучше сдохну, а из ее рук точно не возьму.

— Лекс, послушай…

— Я не хочу тебя слушать. Я даже видеть тебя не хочу. Я не убью тебя только потому, что ты пыталась помочь в конце, видимо, совесть проснулась? Но я могу передумать, детка. Так что свали, пока я достаточно слаб.

— Лекс, ты можешь просто выслушать? — это сказала не Одри — Армон, которого я не увидел сразу. Он тоже подошел, встал рядом. Рука на перевязи, на щеке — свежий шрам. Но в целом выглядел напарник неплохо, регенерация оборотней в сотню раз превышает человеческую. Поговорка «заживет, как на оборотне», не зря кочует в народе.

Я поморщился и, подтянувшись, сел, кривясь от боли под ребрами.

— Тебе нельзя… — тихо сказала Одри. Я, конечно, проигнорировал.

— Ладно, валяй, — махнул рукой. — У тебя пять минут.

— Я… — она растерянно моргнула, потом сжала губы и решительно подняла подбородок. — Я не думала, что все выйдет… так. Я просто… Ко мне пришел человек в форме законника. Сказал, что я должна помочь… Что пропал мой друг — Дориан, и у них есть подозрения, что был совершен запретный ритуал. Он сказал, что мне надо прийти по адресу, к одному чернокнижнику и рассказать ему… историю. Что этот темный и есть виновный… подозреваемый.

— Занятную они выдумали байку, — усмехнулся я.

— Законник сказал, что так нужно. Что тебя увлечет лишь что-то сложное и таинственное. Что иначе ты откажешься, и они не узнают, где Дориан.

Что ж, надо признать, они неплохо меня знают. Я действительно заинтересовался. И это очень неприятно.

— Я сделала, как он велел. Я думала… — она вздохнула, — что поступаю правильно. Не только ради Дориана. Но и ради дяди. Он… в застенках. Мне так сказали. И его отпустят, если я помогу…