Зеленая угроза - Патрик Ларкин

Подняв голову, он обнаружил, что Рэнди наблюдает за его действиями. Она же вопросительно взглянула ему в лицо.

Смит молча покачал головой. Раненый умирал. Все его усилия могли лишь немного отодвинуть мгновение смерти, но не предотвратить ее. Слишком уж большим было повреждение, слишком сильным – внутреннее кровотечение. Даже если бы они могли за несколько минут доставить его в операционную, раненый все равно не выжил бы.

Рэнди вздохнула и поднялась.

– Тогда я тоже пройдусь, посмотрю, что здесь к чему, – сказала она и постучала пальцем по часам. – Не возись слишком долго, Джон. Сейчас кто-нибудь из соседей уже наверняка рассказывает полицейским обо всем этом шуме. Макс предупредит нас, если услышит что-нибудь определенное, но мы должны уйти отсюда гораздо раньше, чем появится полиция.

Он кивнул. Если в разгар скандала с тайной войной, которую Берк и Пирсон вели против Движения Лазаря, французская полиция арестует офицера армии США и агента ЦРУ в разгромленном здании парижского штаба Движения, все худшие опасения и подозрения охваченных паранойей сторонников теории заговора получат неопровержимое подтверждение.

Рэнди бросила к его ногам перепачканный кровью бумажник.

– Я нашла это в одном из его карманов, – сказала она. – Думаю, что документ вполне может быть фальшивкой. Но если так, то работа первоклассная.

Держа бумажник в одной руке, Смит большим пальцем раскрыл его. Внутри оказались международные водительские права, выписанные на имя Витора Абрантеса с постоянным адресом в Лиссабоне. Абрантес. Он произнес имя вслух.

Глаза умирающего мужчины медленно открылись. Его кожа уже была пепельно-серой.

– Вы португалец? – спросил Смит.

– Sim. Eu sou Portuguese[33]. – Абрантес попытался кивнуть.

– Вы знаете, кто в вас стрелял? – спокойно спросил Смит.

Молодой португалец содрогнулся.

– Ноунс, – прошептал он. – Один из Горациев.

Горации? Смит не мог сообразить, что значит это слово. Оно вызывало какие-то ассоциации с Древним Римом. Он подумал, что оно может быть каким-то образом связано с тем, что он видел или слышал здесь в Париже в свои прошлые приезды, но никак не мог припомнить, как именно и с чем. По крайней мере, не мог припомнить сразу.

– Джон! – в величайшем волнении воскликнула Рэнди. – Посмотри-ка сюда!

Смит поднял голову. Рэнди стояла перед компьютером, за которым работал старший из операторов, белобрысый. Она развернула монитор к нему. Зациклившийся на каком-то этапе модификации программы, компьютер снова и снова выводил на монитор один и тот же цифровой фильм. Сначала на экране появлялись заполненные пешеходами улицы, по всей вероятности, снятые с низко летевшего самолета. А в нижнем правом углу экрана светились три слова, написанные красными мигающими буквами: «ВЫПУСК НАНОФАГА НАЧАТ».

– Мой бог! – воскликнул Смит, до которого наконец-то дошло значение увиденного. – Они опыляли Ла-Курнёв с воздуха.

– Похоже на то, – мрачно согласилась Рэнди. – Я предполагаю, что так гораздо легче и эффективнее пользоваться этим ужасным оружием, чем с земли.

– Намного эффективнее, – подтвердил Смит, которому уже все стало ясно. – Распыление нанофагов с высоты позволяет не полагаться исключительно на ветер или приземный перепад давлений для распространения облака. Так можно и направлять его куда хочешь, и накрыть одним и тем же количеством устройств гораздо большую область.

Он снова повернулся к Абрантесу. Раненый уже находился на самом пороге смерти и почти не осознавал того, что его окружало. Если повезет, то он может сейчас ответить на такие вопросы, на которые в здоровом состоянии наотрез отказался бы отвечать.

– Кстати, Витор, мы тут не закончили обсуждать нанофаги, – сказал Смит, тщательно подбирая слова. – Какова их реальная цель?

– Как только наши испытания завершатся, они начнут очищать мир, – сказал умирающий и кашлянул. В одном уголке его рта вздулся кровавый пузырь. Но его глаза продолжали сиять фанатическим светом. Сделав над собой усилие, он снова заговорил: – Они все обновят. Они избавят Землю от инфекции. Они спасут ее от чумы – от бешеного человечества.

Смиту потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, о чем говорил Абрантес, а после этого его передернуло, как от холода. Жуткие массовые убийства в Теллеровском институте и Ла-Курнёв были всего лишь экспериментальными пробами. А это, в свою очередь, означало, что гибель в страшных мучениях десятков тысяч людей была с самого начала запланирована как полевые испытания для оценки и дальнейшего повышения эффективности действия смертоносных нанофагов – опыт за пределами стерильной лабораторной камеры.

Он смотрел, ничего не видя, на повторяющиеся на экране картинки. Нанофаги представляли собой нечто большее, чем любое другое оружие войны или терроризма. Они были разработаны именно как инструменты геноцида – геноцида, запланированного в таком масштабе, какого еще не знала история.

Джон почувствовал, что в нем поднимается гигантская волна гнева, что она вот-вот захлестнет весь его разум. Мысль о том, что хоть кто-то, считающий себя человеком, мог радоваться тому бесчеловечному, жесточайшему уничтожению людей, свидетелем которого он оказался под стенами Теллеровского института, пробудила в нем такую ярость, какой он не испытывал, пожалуй, ни разу за всю свою достаточно долгую и насыщенную событиями жизнь. Но для того чтобы добыть информацию, которая была жизненно важна не только для них, но и, как оказалось, для всего человечества, – для этого требовалось, чтобы молодой португалец слышал голос друга, человека, который разделял бы с ним его изуверские убеждения. Вспомнив об этом, Джон заставил себя полностью смирить взбунтовавшиеся эмоции.

– Но кто же будет руководить этой чисткой, Витор? – услышал он свой мягкий, прямо-таки нежный голос. – Кто сумеет переделать мир?

– Лазарь, – просто ответил Абрантес. – Лазарь создаст жизнь из смерти.

Смит, сидевший на полу, скрестив ноги и нагнувшись к раненому, разогнул спину. В его воображении складывался ужасный и пугающий образ – образ безликого кукольника, с холодным усердием разыгрывающего на сцене драму, сложившуюся в его собственном маниакальном сознании. Сначала Лазарь объявил нанотехнологию главной опасностью для человечества. Затем он обратил (может быть, лучше будет сказать – извратил!) эту самую технологию для собственных ужасных целей – использовал ее для того, чтобы истребить даже своих собственных самых преданных последователей, как если бы имел дело с лабораторными мышами. Одной рукой он тянул за ниточки, заставляя высокопоставленных работников ЦРУ, ФБР и МИ6 начать тайную войну против Движения, которым он управлял. А другой обернул эту незаконную войну против них самих, сделав в критический момент своих врагов слепыми, глухими и бессильными.

– И где же находится этот человек, которого вы называете Лазарем? – спросил он.

Абрантес ничего не сказал. Он лишь сделал короткий вдох, а потом раскашлялся – неудержимо, почти до рвоты, – безуспешно пытаясь очистить легкие. Он буквально тонул в своей собственной крови; Смит, как врач, это хорошо знал.

Он поспешно повернул голову молодого человека набок, открыв на короткое время проход для воздуха, в котором нуждался умирающий. Из дергавшихся губ Абрантеса вытек алый ручеек крови. Кашель сразу ослабел.

– Витор! Где Лазарь? – настойчиво повторил Смит. Рэнди отошла от компьютера, который исследовала, подошла к ним поближе и слушала, стоя неподвижно.

– Os Asores, – прошептал Абрантес. Он снова закашлялся, сплюнул кровь на пол и попытался втянуть в себя еще немного воздуха. – O console do sol. Santa Maria. – На сей раз усилие оказалось для него чрезмерным. Он содрогнулся и вдруг забился, сотрясаемый еще одним непреодолимым приступом кашля. Когда же кашель прекратился, Абрантес был уже мертв.

– Что это было? Молитва? – спросила Рэнди.

Смит нахмурился.

– Если даже и так, я сомневаюсь, что она поможет его душе получить пропуск на небеса. – Он посмотрел сверху вниз на неестественно изогнувшееся тело на полу и покачал головой. – Вообще-то, я думаю, что он пытался ответить на тот вопрос, который я ему задал.

На расстоянии сорока футов от них Питер присел на корточки около трупа террориста, которого застрелила Рэнди. Он быстро обшарил карманы мертвеца, достав бумажник и паспорт. Пролистав паспорт, он мысленно отметил даты последних по времени штампов: Зимбабве, Соединенные Штаты и Франция, в таком именно порядке, и все это на протяжении последних четырех недель. Прищурив бледно-голубые глаза, он прикинул, что к чему. Чрезвычайно показательно, сказал он себе.

Сунув документы в карман, он направился дальше, чтобы осмотреть еще один предмет, который он заметил раньше. Чем-то наполненная простая зеленая брезентовая сумка стояла в ближайшем углу. И сейчас он сообразил, что она совершенно не отличается от двух других таких сумок, брошенных в других частях комнаты.