Анжелика в Квебеке - Анн Голон

Он жил около здания суда, занимая скромную комнату, которую предоставил в его распоряжение его друг д'Арребуст, который уехал в Монреаль, и де Ломени мог пользоваться его гостиной и библиотекой. Но он довольствовался своей маленькой, как монастырская келья, комнатой и принимал помощь слуги только для ухода за этой комнатой и одеждой. Когда он не был приглашен к друзьям, он обедал в маленьком кафе, рядом с Плас д'Арм, которое держал старый солдат, бывший когда-то пленником у турок. Это было единственное место в городе, где бывшие средиземноморцы могли иногда выпить турецкого кофе, напитка, который большинство людей не ценило и считало за лекарство.

Он привел туда Анжелику. Пришлось спуститься на несколько ступенек. Было довольно темно, так как толстые и зеленоватые стекла пропускали мало света. Эта полутемнота и приятный запах кофе ободрили Анжелику.

— Мы не встречались с вами после дня начала бури. Теперь мадам де Кастель-Моржа пытается поднять общественное мнение против меня. Говорят, что отцу д'Оржевалю грозит большая опасность, — и это из-за меня Мне хотелось бы знать, де Ломени, считаете ли вы меня виновной? Если это так, я буду очень огорчена. В чем я виновата?

Шевалье положил свою руку на ее руку. Он ласково посмотрел и покачал головой.

— Вы повинны только в том, что вы — женщина и кажетесь ему привлекательной. Вы рассказали сами: он видел вас выходящей из воды. Он вам никогда этого не простит, — добавил он с запинкой, — потому что, возможно, в это мгновение он понял, что у него есть слабость, из-за которой он рискует стать беззащитным и даже потерять веру.

— Поколебать веру иезуита? Мой дорогой друг, ваш пессимизм вводит вас в заблуждение. Есть выбор, который изменить нельзя.

— Увы, но не у него, — вздохнул де Ломени. — Я знаю его со школы. У него всегда был страх, даже, я бы сказал, ненависть. Страх, ненависть к женщине. Не знаю почему. Но, возможно, что ваша встреча открыла ему глаза на некоторые вещи. Например, что его влечение к духовному званию и то, что он захотел стать иезуитом, было стремлением найти убежище от зла. От женщины, воплощенного зла, пришедшего, чтобы развратить мужчину, Лилит каббалы, женского демона — суккуба, более способного похитить душу человеческую, чем инкуб — демон мужской, ибо суккуб более хитер.

Анжелика побледнела, слушая его. Она понимала, что Ломени-Шамбор не знал о существовании в жизни Себастьяна д'Оржеваля с раннего детства этого адского существа, Амбруазины. «Как демон, идущий следом», — подумала она. Но он был близок к истине. Он изобразил силуэт ребенка-убийцы, который беспрестанно колебался на грани добра и зла и который всю жизнь пытался определить эту грань. Это соответствовало бредовым воплям женщины-демона.

«О, мое прекрасное детство! Он, Себастьян, его голубые глаза и руки в крови. Он и Залил, обагренные человеческой кровью… Мы были трое проклятых детей в руках Сатаны!..

Никогда не было таких исполненных силы детей… там в Дофине. Мы были вместилищем тысяч пламенных духов… Почему он предал нас? Почему он присоединился к этой армии черных людей с крестом на сердце?»

Анжелика схватила де Ломени-Шамбора за руку.

— Но это же не я, Клод, это не я, Лилит.

— Я это знаю.

— Вы слышали, что тогда сказала мать Магдалина?

— Мне не нужно было ее слушать, чтобы знать это.

И он добавил с нежностью, стараясь успокоить ее:

— Как только я увидел вас в Катарунке, я понял, что предубеждение против вас было нелепым. Помните, что между нами сразу установилась симпатия.

— Это правда.

Она хотела сказать ему: «Вы мне всегда нравились», но, найдя это выражение суховатым, сказала: «Вы мне понравились с первого взгляда, де Ломени-Шамбор».

Что было не лучше. Слова выдавали их намерение оставаться в рамках простой дружбы, и они оба рассмеялись.

Ей хотелось облегчить его горе. Она сказала, чтобы его ободрить:

— Раз он так силен, он сможет справиться с Уттаке, вождем ирокезов.

— Уттаке тоже очень силен, и он — ваш союзник.

Она была в сомнении. Могла ли она сказать ему, что «черный человек», просматривавшийся за женщиной-демоном, был отец д'Оржеваль, что мать Магдалина это знала, что отец де Мобеж также это знал?

Решение настоятеля иезуитов спасло город от большой беды.

***

Человек уходит в ледяную пустыню, хотя начинаются недели рождественского поста.

Приближается Рождество.

Рождество! Рождество!

И в то время, как звонят колокола, из всех труб возносится, как ладан, дым, всюду праздник, радость богослужения и зажженных свечей, напоминающих Создателю, что здесь люди, в это время, в этой бесчеловечной пустыне, человек, связанный обетом послушания, тяжелыми шагами уходит от своих друзей, от любящих его, от святилища его дела, его работ.

И в нем самом ледяная пустыня, а не огонь жизни. Все разрушено…

Дыхание бури роздало кругом смерть. Он идет, зная эти места, но ему тревожно, он насторожен, как если бы пришел на неизвестную ему землю. Потому что его лишили всего. И это чувство так давит на него, что он вынужден остановиться.

Он отчаянно взывает к небу: «Отец мой! Почему ты оставил меня?» И лес, белая тюрьма, где виднеются скрюченные, измученные деревья, отзываются эхом в бесконечном пространстве.

Над вершинами Аппалачей клубится, как пучки перьев, морозный туман. Его дыхание замерзает. Он вновь кричит:

«Если ты — истина, почему ты меня оставил?»

Они привяжут его к пыточному столбу.

Ему кажется, это раскаленный топор, красный как рубин, приближается к нему, и виднеется лицо Уттаке, вождя могауков, который его ненавидит.

О, милые индейцы абенаки, его набожные дети! Пиксаретт и его пылкое стремление новообращенного истребить врага Бога, Уттаке, предназначенного быть великим вождем. Хатскон Онтси — вот имя, которое они ему дали, — и первый раз он воспринимает это имя не так, как раньше, и оно звучит обвинением. Хатскон Онтси: Черный Человек.

Вокруг него все всегда было черным, и он едва может вспомнить, что он долгие годы жил в свете духовного мира человека, преданного своему делу. Он вспоминает свое темное детство. Эти темные ночи в Дофине, освещенные только факелами в руках всадников, и крики убиваемых гугенотов, насилуемых женщин… Удовлетворение от пролитой крови. Крови, которая искупает. Красные отсветы пожаров, горящие деревни, огонь, подложенный под соломенные крыши, огонь, который очищает.

Наставления его отца, сильного и справедливого гиганта, когда они скакали ночью, чтобы исполнить Божью справедливость над теми, кто присоединился к еретической доктрине Реформы.

Черными были те ущелья, где он занимался темными играми, где речь шла о колдовстве и демонах, с Амбруазиной, золотоглазой девочкой из соседнего замка. Говорили, что хозяйка замка прижила ее со своим духовником. В этих странных играх участвовал Залил, молочный брат Амбруазины.