Поездка в Хиву - Фредерик Густав Барнаби

суммой, пока он будет веселиться. Я не мог удержаться от замечания, что он доверяется незнакомцу из чужой страны, тогда как в трактире проживают и русские офицеры, но он настаивал, и в итоге я согласился.

Следующим утром я вернул ему сверток с деньгами, он уселся в сани, мы сердечно пожали друг другу руки, и Янушев помчал в Перовский. Я простился с ним не без сожаления – это был отличный попутчик, да к тому же начитанный и всесторонне образованный человек.

В тот же день я получил письмо от генерала Колпаковского. Содержание его сводилось к следующему: поскольку мне приказано немедленно вернуться в европейскую часть России, он не в силах санкционировать мой проезд через Ташкент и Западную Сибирь, так как данный маршрут не является кратчайшим; а разрешение на путешествие по Русской Азии, предоставленное мне ранее генералом Милютиным, ныне считается отозванным. Полагая, что указанные причины убедят меня немедленно возвратиться в европейскую часть России, следуя Оренбургским почтовым трактом, генерал Колпаковский заверял меня в своем глубоком почтении, а также в удовольствии быть мне полезным и прочая, прочая, прочая.

Письмо было абсолютно недвусмысленным, и мне оставалось лишь собрать вещи, заказать лошадей и отправиться в Оренбург.

Тут ко мне заглянул местный губернатор. Он также получил депешу с приказом о моем немедленном отъезде из Казалинска. Несмотря на то что по случаю выходных ни одно учреждение не работало, он заверил меня в скорейшей выдаче подорожной.

Прежде чем отправиться в путь, я хотел поменять несколько золотых монет. Один бухарец согласился взять у меня русские полуимпериалы, но давал за них разную цену, так как некоторым монетам исполнилось уже по три, по четыре года, и в глазах менялы это снижало их стоимость. В итоге я сбыл полуимпериалы и пару английских соверенов местному губернатору. Соверены считались диковинкой среди русских офицеров в Средней Азии, поэтому стоило кому-нибудь узнать об их наличии у меня, и я тут же получал предложение об обмене.

Вскоре сани для меня снарядили; лошади практически гарцевали у крыльца; я расплатился за проживание и продал своих коней. Мой вороной недоросток оказался хорошим вложением. Купив его в свое время за сорок рублей (около пяти фунтов стерлингов), я выручил при продаже три фунта и десять шиллингов. С учетом девятисот миль, которые я проехал на нем, жаловаться на эту инвестицию мне не приходилось.

Усевшись в сани, формой напоминавшие гроб, я попрощался с друзьями. Татарский возница дико вскрикнул, дабы подбодрить лошадей, щелкнул кнутом, и мы поехали прочь.

Вскоре я повстречал одного еврея и грека, которые направлялись в Ташкент. Когда я спросил последнего, как он получил разрешение путешествовать по Средней Азии, тот ответил, что прибыл в Россию с греческим паспортом, но впоследствии сумел раздобыть русский, и ему разрешили пересечь Урал. Еврей же являлся российским подданным, поэтому, конечно, никто ему не препятствовал.

Между русскими и греками существует очевидная взаимная симпатия, которая объясняется, быть может, их общей ненавистью к турецкой Порте, а также сходством в религии. Характер жителей обеих этих стран отличается заметными восточными чертами. И те и другие крайне недоверчивы, но греки все-таки поумнее и в торговых делах переплюнут, конечно, московитов.

По прибытии на следующую станцию смотритель уведомил меня о богатой молодой киргизской вдове, расположившейся в комнате для ожидания. Он спросил, не буду ли я возражать против ее присутствия, поскольку некоторые русские путешественники не желали находиться в одном помещении с туземцами. В ответ на это я отправил Назара к юной даме с официальным приглашением, велев ему передать, что некий английский путешественник узнал о ее присутствии на станции и надеется на ее согласие выпить с ним чаю.

Исполнять мое поручение Назар отправился с широкой ухмылкой на лице. Мое внимание к юной степной вдовушке показалось ему весьма занимательным.

– Ваше благородие, – сказал он, уже выходя из комнаты, – вам на ней жениться нельзя. У нее вера другая.

Вскоре он вернулся в сопровождении бесспорно симпатичной и очаровательной девушки лет примерно восемнадцати. Ее облачение состояло из длинного серого халата, крошечных китайских тапочек и тюрбана из белого шелка.

Я предложил ей стул, она присела, и с помощью Назара в качестве переводчика мы начали с ней общаться.

Существует множество способов сказать женщине, как она красива, однако через посредника сделать это не так легко; и мои русскоязычные комплименты, несомненно, многое теряли, будучи переведенными на татарский, хотя Назар уверял меня, что найденные им выражения были самого поэтического свойства.

Однако его представления о поэзии все же во многом совпадали со вкусами моего недавнего проводника, который любил песенки про красоту овец и жареную баранину, поэтому, боюсь, мои слова о том, насколько девушка прекрасна, Назар перевел ей следующим образом:

– Англичанин говорит, что краше ты любой овцы с гузном жирнее жира.

У степняков эта часть считается настоящим деликатесом.

– А лик твой в стаде самый круглый. И что дыханье с уст твоих послаще для него, чем множество кусков бараньих, шкварчащих на горячих углях.

Услыхав от Назара о моем статусе холостяка, она слегка удивилась и сказала, что тоже сейчас не замужем, но через два года это изменится.

Согласно законам ее племени, она обязана стать женой брату своего покойного мужа. Упомянутому жениху на тот момент было всего двенадцать, и от нее требовалось подождать, пока мальчишке исполнится четырнадцать лет, чтобы выйти за него замуж. Сама идея жить со столь юным мужем не очень радовала эту даму, и она поинтересовалась, каким образом подобный вопрос с вдовами решается в моей стране, сильно удивившись, когда я сказал ей, что в Англии выбор остается за ними.

Время в разговоре с милой вдовой летело незаметно, и мы сладко проболтали с нею не один час, пока наконец ее будущий муж, забавный щекастый паренек, не вошел в комнату и не объявил о готовности верблюдов к отъезду.

Получив эту информацию, она отвесила мальчишке звонкий шлепок по спине, но все-таки встала и вышла из комнаты. Будущий муж, несомненно, успеет получить еще не одну подобную взбучку до их свадьбы, за что он, впрочем, наверняка с лихвою отплатит позже.

Подъезжая к Орску, я узнал от одного станционного смотрителя о восьми казачьих сотнях, направляющихся из Оренбурга в Ташкент. Он получил приказ разбить рядом со станционным домиком несколько кибиток для этих подразделений. По словам смотрителя, на подходе было еще множество батальонов и они уже бы дошли до Орска, если бы не плохая погода, какой он не мог припомнить за долгие годы и какая послужила