Проснуться ото сна (СИ) - "Maiyonaka"

— А знаешь, как сложно было оставаться серьезным, слушая бред, который ты говорил? — Энджил подтянул к себе одеяло, закрыв озарившееся улыбкой лицо.

— О, Энджил, ты не представляешь, какой камень упал с моей души, — произнося это, я поднял руки кверху.

— Предполагаю, что пропасть, изначально существовавшая между нами, будет сокращаться.

— Ответь тогда на мой вопрос, кто ты? — Энджил недоуменно поднял брови, не понимая. — Ты обладаешь какими-то способностями, и мне хочется понять их.

Он развел руками:

— Я это я. Сколько себя помню, я всегда чувствовал людей и есть еще кое-что пугающее меня. — Энджил задумался над формулировкой своих мыслей. — Я могу отбирать энергию у людей, хотя своих сил мне хватает. Не спрашивай, зачем я это делал, обстоятельства, банальное любопытство.

— Думаю на сегодняшний день откровений достаточно, я пойду. — Подойдя к двери, я уже взялся за ключ, чтобы повернуть его.

— Только не пойму одного, Алекс, зачем ты приходил тогда в наш дом?

— Не бывает такого, чтобы все секреты открылись сразу, будь терпелив.

Я покинул его покои с легкой душой, надеждой на будущее и четким пониманием, что грядут серьезные перемены.

Адис женился на Изабелле и этому я никак не смог помешать, на церемонии бракосочетания я решил не появляться, чтобы лишний раз меня и Адиса не видели вместе. Перед самой свадьбой у нас был серьезный разговор на тему дальнейшей жизни. Со слов Адиса, все казалось просто: после свадьбы он будет в полной мере использовать связи этой семьи. Он стремился к роскоши и безмерным тратам, к путешествиям в другие страны и добиться этого хотел благодаря умелому манипулированию людьми.

Для меня был туманен смысл этой глобальной жизненной цели Адиса.

Энджил запутанно ответил на это:

— Завидую, что он так стремится к этой цели. Мне кажется, не то, что я потерял себя, мне кажется, что я еще и не находил.

— Скажи, а у тебя какая жизненная цель? — не удержался я от любопытства.

— Сложный вопрос. Если честно, сейчас мне непонятна тяга Адиса, а зависть относится только к его стремлению. Раньше я поддержал бы его. Не поверишь в той жизни, когда я был здоров и полон энергии, моей целью были развлечения, увеселительные прогулки, флирт, плотские утехи. Сейчас все это кажется просто жалкой пародией на жизнь. Это все я потерял, хотя сто раз мог приобрести. И вот сейчас я сижу здесь изуродованный жизнью и разговариваю с вампиром. Просто невероятно. А ведь это мое наказание за бессердечие, за жестокие поступки и причиняющие боль слова, за слезы обманутых мной девушек.

— Поверь мне, ты не виноват, — мне хотелось успокоить его, слова прозвучали жалко, ведь с его позиции, как он мог мне поверить?

— Ты любил, когда-нибудь? — Энджил подпер подбородок рукой, видимо вспоминая прошлые годы.

Я нахмурился, скрестив руки:

— Почему вы все меня об этом спрашиваете? — Мне казалось, что этот вопрос преследует меня повсюду.

— Я раньше так же не понимал любовь, не придавал ей значения. Знаешь, любовь может как дать крылья, чтобы ты парил в облаках, так и причинить великую боль, тогда из-за страданий тебе не нужны будут ни друзья, ни сама жизнь.

Энджил фактически излил мне свою душу, мне не хотелось тревожить его прошлое, поэтому я попытался сменить тему, после чего разговор пошел совсем не в том направлении, каком мне хотелось.

— Знаешь Алекс, у моего отца раньше была другая семья, первая супруга долго болела, после чего скончалась. — Я молча кивнул, поражаясь, насколько извратили реальность событий. — Но он не отчаялся и нашел в себе силы жить дальше и женился на моей матушке, не обладающей знатным титулом. Отец просто полюбил ее всем сердцем. Даже я сам не уверен, что изменил бы свое прошлое, если б мне предложили навсегда отказаться от любви и остаться здоровым. Я попробовал бы изменить исход, а не саму причину.

— Неужели оно того стоило? — не поверил я его словам, помня его недавнее состояние.

— Сам раньше ни за что не поверил бы, что это чувство настолько ценно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Ты не должен полностью винить себя в случившемся и давай закроем эту тему.

— Ты переживаешь за меня, так мило, — Энджил взял подушку, лежавшую на диване, и прижал ее к себе. — Я буду молиться, чтобы и в твоей жизни появилась любовь. Ты достоин этого, хоть и не веришь.

— Не стоит утруждать себя друг мой, я не верю, что Бог мне поможет. Я не выбирал себе такую жизнь, и как ОН мог допустить, чтобы я стал таким.

Энджил глянул на меня исподлобья:

— А ты не думал, что это не беды, а испытания? Благодаря этому нам необходимо чему-то научиться или что-то понять. Я уяснил, что своими поступками причинял боль людям и почувствовал каково это на себе. В том, что ты усомнился в Боге, нет ничего хорошего.

Последняя фраза для меня прозвучала как причина, повлекшая все мои дальнейшие беды.

— Сейчас моя позиция непоколебима, что бы ты ни говорил. Тебе я ничего не запрещаю, ты можешь верить в кого хочешь, ходить, где вздумается, но в разговорах на некоторые темы быть осмотрительным.

— Я это знаю. Общаться с малознакомыми людьми я по-прежнему не настроен. От их жалостливых взглядов, охов, ахов, слов сочувствия меня тошнит. — Он скривился от одной только мысли. — Тем не менее, у меня есть небольшая просьба: хотел бы пригласить портного, чтобы сшить новую одежду. Всегда мечтал о голубом камзоле с золотой вышивкой.

Наблюдая заметные улучшения в самочувствии Энджила, проявляющиеся в его действиях, я улыбнулся:

— Хорошо, распоряжусь об этом, — кивнул я. В свете возобновившейся темы разговора вновь возникла мысль, которую мне никак не удавалось выкинуть из головы.

Подойдя, я похлопал его по плечу:

— Попроси лучше у Бога любви для себя.

— Я попрошу любви для нас обоих, — тихо сказал Энджил, не думая, что я услышу его слова из коридора.

В тот ранний вечер, устав сдерживать набегающие подобно волнам мысли, я решил развеять сомнения, терзающие меня. Так получилось, что я заранее узнал, это вышло случайно, адрес, по которому проживали Илларион с Маргаритой. Прошло уже больше полгода, в которые мне удачно удавалось избегать встреч со знакомыми и я так и не навестил моих друзей, полностью поглощенный другими делами.

Чем ближе я подходил к дому, тем больше замедлял шаг. Наконец, совсем остановился у железного забора, тянущегося по периметру незначительных владений. Я помнил, что бывал здесь в детстве всего несколько раз, отчего-то родители Лари не любили, когда мы играли в веселые игры в доме или в саду. Нам обязательно делали замечания, чтобы мы не шумели, не трогали цветы и не подходили близко к любимым клумбам. Поэтому родители друга всплывали в памяти не более чем мутными пятнами.

Я подошел к окну одной из комнат на первом этаже, откуда доносились голоса, закрыл глаза, сосредоточившись, слушая.

— Лари, дорогой, осталось меньше месяца до назначенного приема, мне необходимо новое платье, да и Алексу с Алексоц потребуется новая одежда.

Глаза открылись сами собой: про кого она говорила?

— Марго, ты же знаешь, у нас были незапланированные траты в этом месяце, ты выписывала из-за границы шкаф, — он только перевел дух, собираясь продолжить, но его бесцеремонно перебила супруга:

— По-твоему, я должна была жить в комнате с новым интерьером и старым шкафом, совершенно не подходящим атмосфере? Ты меня разлюбил, да? Я так и знала, о боже, столько лет совместной жизни и вот такая бесславная кончина наших чувств. Как мы об этом скажем нашим детям? От них-то ты не откажешься?

Столько пустых слов, в которых я не услышал и капли эмоций, не почувствовал, что она дорожит этим человеком. Илларион просто стоял, опустив руки и потупив взор, слушая ее. Его поза, внешний вид, все существо кричало о нестерпимой усталости. Я помнил, насколько сильный был характер у Марго, совершенно подавивший нежное и трепещущее «я» Лари.

Я проник в сознание друга, желая узнать природу моего непонимания. Тут же несчастье Иллариона окутало меня облаком. Он все еще любил ее, и понимал, что эта любовь безответна. По сути, она никогда и не была взаимной.