Секретарша для Колдуна - Татьяна Юрьевна Серганова

и осторожно коснулся указательным пальцем яремной впадины. Слегка нажал и, дождавшись моего судорожного вздоха, начал чертить красивые загогулины на ключицах. — Тебе надо домой… — Художник опустился ниже, рисуя импровизированной кистью узоры уже на моем вздрагивающем животе, — …минут через десять… — спираль вокруг пупка и осторожное прикосновение к внутренней стороне бедра, — …или двадцать…

— Сереж, — всхлипнула я, невольно приподнимая бедра.

— Тебе не кажется, что нам стоит попробовать сделать это в постели, а? — перебил меня мужчина, лукаво блеснув глазами, и стал наклоняться ближе и ближе. Его пальцы уже нежно касались влажных складок, мягко, но требовательно раздвигали их и проникали внутрь. Разряд по телу, сладкий стон, и я выгнулась, сжав простыни в кулак. — Не могу тобой насытиться… просто не могу… Ты как наркотик… мне всегда будет мало.

Наверное, он прав. Двадцать минут ничего не решат, а попробовать стоит… и мы попробовали.

Странно, мне казалось, что страсть и чувства, что вызывает близость, всегда одинаковые. Да, мама рассказывала, что вкус каждого мужчины разный. Но что может быть удивительного и неповторимого, когда занимаешься сексом с одним и тем же мужчиной?

Оказывается, все.

Каждый поцелуй, каждое касание (и совсем не важно, какое оно сейчас — ласково-тягучее или стремительное и огненное) и каждый вздох этого мужчины неповторимы и уникальны. И чувства, что он вызывает, нельзя подводить под какой-то единый эмоциональный алгоритм.

Долгожданная тяжесть его тела и сладкий миг соединения. Неспешный ритм, который постепенно становился все быстрее и быстрее. Каждое его движение делало огонь в моей крови яростнее и болезненнее.

У меня уже не осталось сил терпеть эту сладкую боль, и я, крепко обхватив его талию ногами, не сдерживала рвущиеся наружу всхлипы, стоны и крики. Если от страсти можно умереть, я согласна. Лишь бы с ним, в его умелых руках и на вершине блаженства.

Мы ухнули в чувственное наслаждение одновременно. Я с криком, Сережка с глухим рыком, вдавив меня в матрас так сильно, что у меня просто отшибло дыхание. Но, слава богу, мужчина почти сразу приподнялся, скатился и, тяжело дыша, упал рядом со мной. А я все еще продолжала изучать искорки страсти, что танцевали в воздухе, и пыталась вернуть контроль над своим телом, которое словно превратилось в желе.

— Мне надо домой, — прошептала я, как только вернулся голос.

— Угу, — уткнувшись носом мне в волосы, ответил он.

— Где моя сфера?

— В ванной осталась… наверное.

— Принесешь?

— Женщина, пощади, ты из меня все соки выпила. И вообще, оставайся… не хочу тебя отпускать.

— Мне надо к мелким.

Сережка приподнялся, опираясь на согнутый локоть, и повторил:

— Не хочу тебя отпускать.

— У всех у нас есть обязанности.

— Я знаю.

— И еще… ты обещал принести мне вещи Игорька. Кстати, где он?

— Вчера утром уехал к другу. У них там пикник по случаю дня рождения, ночевка в палатках, будут пить пиво и обсуждать девочек… может, даже не только обсуждать.

— Ты так спокойно об этом говоришь.

— Ему пятнадцать, совсем скоро консервация… Лежи, я принесу тебе вещи и сферу. — Чмокнув меня в нос, Сергей резко встал и, нисколько не стесняясь своей наготы, вышел из спальни.

Я села в постели, сладко потянулась, провела рукой по влажным волосам и улыбнулась.

Может, и у меня теперь все будет хорошо? Теперь, когда мы вместе, все просто обязано быть хорошо.

Через десять минут, одетая в шорты и футболку Игорька с оскалившимся черепом, зацелованная до полусмерти, я попала домой, где меня уже ждали Лиза с Денисом.

— Нет, но вот как это называется? — Сестренка сложила руки на груди и улыбалась в тридцать два зуба.

— Привет. — От смущения я не знала, куда деваться.

— Отлично выглядишь. — Улыбка братишки была не менее красноречива.

— Спасибо.

— Значит, Сергей. Ох, Танюш, я так за тебя рада. — Лизка бросилась ко мне со всех ног и крепко обняла. — Ты достойна самого хорошего, и Страж как нельзя лучше тебе подходит. Он сделает тебя счастливой.

— Спасибо. — Я обняла ее в ответ. — Лиз, послушай. Если ты не хочешь встречаться с Саидом, только скажи. Я не буду тебя заставлять.

— Правда? — Она слегка отодвинулась в сторону, и я увидела, как блестят надеждой ее голубые глаза.

— Правда. Я сама с ним поговорю.

— Ох, спасибо, Тань… Спасибо.

Что ж, когда ты счастлив, стремишься сделать счастливыми всех вокруг. И этого я сейчас хотела больше всего.

Глава 17

Что такое счастье?

Как описать это хрупкое, неуловимое чувство, что жило сейчас в каждой клеточке моего сердца? Как объяснить это всепоглощающее желание петь, танцевать и кружиться на месте, пока все вокруг не превратится в карусельную круговерть? Отчего мне так хотелось обнять весь этот жестокий мир и поделиться с ним толикой счастья, которого ему так не хватает?

Глупцы, они не знают, не понимают, чего лишаются, ограничивая себя рамками страсти, похоти и силы. Они не знают, что такое жить по-настоящему. И я не знала, до этого момента. Ведь раньше я не жила, существовала и думала, что так правильно, верно и по-другому просто не может быть. Но теперь все иначе.

— Знаешь, Тань, у меня от тебя начинают глаза слезиться, — усмехнувшись, произнесла Лиза, когда я, переодевшись в просторные брюки и майку, вошла на кухню.

— С чего вдруг? — Я замерла у кофейника и непонимающе склонила голову набок.

— Ты так светишься. Маленькое такое яркое солнышко.

Моя улыбка стала еще шире, хотя куда шире-то — если бы у меня на губах была помада, от широты улыбки она осталась бы на ушах.

— Я счастлива.

— Это и так понятно, — фыркнула она и закатила глаза, но глаза смеялись. Сестренка за меня искренне радовалась.

— Она просто завидует. — Денис присел рядом и слегка ткнул сестру в бок.

— Это поклеп чистой воды. Ты сейчас так на маму похожа!

Я замерла, прикрыв на мгновение глаза, а Лиза тихо продолжила:

— Не внешне, нет. Улыбкой, поведением, блеском в глазах… она была такая же. Улыбалась нам, радовалась каждому мгновению… И ты сейчас такая же.

— Я почти не помню их, — заметил Денис. — Но то, что вспоминаю… Они ведь были счастливы вместе, да?

— Да. — Я, не удержавшись, подалась вперед и ласково потрепала его по голове. — Они были счастливы. И очень нас любили. Больше всего на свете, даже больше жизни.

Иначе и быть не могло. Как еще объяснить их поступки и решения?

…Когда двадцать четыре года назад их, уставших и измученных, доставил в храм Страж, они решили провести церемонию как можно быстрее.