По нехоженной земле - Георгий Ушаков

Исследованный нами район свидетельствовал о значительном разнообразии пород, образующих Северную Землю, и о большой сложности ее геологического строения.

Пройденный берег был на три четверти занят ледниками. Их склоны гладки и лишены трещин. Очевидно, на этом участке ледники доживают свои дни. Все же они занимают все долины между острыми, обрывистыми с востока и севера вершинами. Под одним из ледников ярко выраженное зандровое поле, свидетельствующее о продолжающемся отступлении ледника.

Здесь снова обнаружили полярный мак и остатки какого-то злакового, определить которое мы не сумели. Как и всюду, встречались мхи и лишайники.

Непонятно было поведение птиц. Много крупных стай чистиков и люриков летело с севера. Перелет с этой стороны был необъясним. Оставалось предположить одно из двух: или где-то на севере есть открытая вода и птицы возвращались с кормежки на базарные скалы в фиорде Матусевича, или еще севернее находились их гнездовки и они летят на юг в поисках пищи.

Две трети большого перехода сделали сравнительно легко. Дорога на всем протяжении была хорошей. Далее на подходе к мысу Берга, где прошлый раз после пересечения Земли мы шли сплошным убродом, теперь лежал крепкий, отполированный ветром снежный покров. Поэтому мы и осилили за один перегон такое расстояние. Да и сани были почти пустыми, так как, кроме палатки, спальных мешков, примуса с двумя литрами керосина, двухдневного запаса продовольствия, хронометров и оружия, весь остальной груз был оставлен на месте.

Зато Арктика показала себя на последней трети пути. Густой сухой туман накрыл наш караван, как только мы оторвались от берега, намереваясь пересечь широкое устье фиорда Матусевича. Свойство тумана — до неузнаваемости искажать отдельные предметы и весь пейзаж — удивительно. Низкий берег кажется горным хребтом, снежные заструги — высокими вершинами, а отдельные маленькие камни или даже помет песца представляются чуть ли не скалами.

Туман одинаково осложняет путь и моряку, и охотнику, и путешественнику на собаках. Приходится часто останавливаться, проверять курс и быть особенно внимательным, чтобы не сбиться с него. Путь кажется бесконечным, и невольно начинаешь сомневаться в правильности его.

Близки к этому были и мы, уже совсем было решив, что нами пройдены не только устье фиорда Матусевича, но и мыс Берга с нашим продовольственным складом и всеми знаками. Противоречил этому только характер окружающих нас льдов. При первом посещении мыса Берга я запомнил, что вплотную к нему примыкали торошенные льды, причем линия торошения уходила от мыса в северо-восточном направлении, оставляя к северу, в устье фиорда Матусевича, огромное невзломанное поле. Поэтому, пока под ногами лежал ровный лед, можно было, при сохранении генерального курса, быть уверенным, что мы не проскочим намеченную точку.

Продолжали гнать собак, и когда они уже готовы были выдохнуться, мы, наконец, наткнулись на мыс, лежащий несколько-севернее нужной нам точки. Отсюда в сгустившемся тумане почти ощупью вышли на мыс Берга. Опознать местность прежде всего помог гурий, выложенный нами с Журавлевым. Трехметровый каменный столб благодаря оптическим свойствам тумана казался огромной башней, упирающейся в самое небо. Рядом с ним стояли обломанный флагшток и знак на астрономическом пункте, который и был конечной точкой нашего рейса.

Ужинали в тот день около полудня. Нельзя сказать, что мы ели с аппетитом: 49-километровый переход, напряженное движение в тумане на последней трети перехода так утомили, что мы не могли уже думать о чем бы то ни было, кроме сна.

Во второй половине дня 5 мая, проделав 46 километров в обратном направлении, вернулись в свой лагерь у Диабазовых островков на выходе из пролива Красной Армии. Половину пути опять шли в тумане и снегопаде и сильно устали. Весь наш груз лежал в полной сохранности.

Как только была поставлена палатка, нырнули в спальные мешки и моментально заснули. Потом я слышал лай собак, но никак не мог отогнать сон и сообразить, что происходит. Но лай собак делался все ожесточеннее и, наконец, прогнал сон. Высунувшись из палатки, я метрах в пяти-шести увидел медведя. Не обращая внимания на собак, он смело шел к продовольствию, сложенному рядом с палаткой. Мой карабин лежал в чехле на санях. Мелькнула мысль: куда побежит медведь, когда я брошусь за карабином? Но долго раздумывать было нельзя. Раздетый и босиком, я бросился к саням. Зверь в недоумении остановился. Это его и погубило. Он свалился после первой пули, а для верности получил вторую.

Можно было только порадоваться, что зверь не явился в наше отсутствие. Он по-своему распорядился бы нашим имуществом и мог сильно навредить нам.

Наутро у нас были намечены обследование и съемка массива мыса Ворошилова. Но нам не хотелось тревожить собак, отдыхающих после почти 100-километрового рейса и… уничтожения половины туши медведя. В этот день мы занимались осмотром и съемкой соседних островков. Один из них, лежащий на отшибе, километрах в двух к северу от лагеря, оказался сложенным вулканическими породами. Занимал он площадь немногим более трех квадратных километров и в самой высокой части поднимался на 110 метров над уровнем моря. Со своими обрывистыми северо-восточными и отлогими юго-западными берегами он носил законченную форму «бараньего лба» и целиком укладывался в характерные формы всего окружающего пейзажа, в основном созданного деятельностью ледников в эпоху более мощного оледенения Северной Земли.

Ледники двигались здесь в северном направлении. Об этом говорили не только формы рельефа. На поверхности островков мы обнаружили валуны красных песчаников. Основные массивы их залегают южнее, и только оттуда они и могли быть занесены. В то же время на юге мы еще ни разу не обнаружили ни одного валуна из изверженных пород.

В полдень термометр показывал всего лишь — 12,7°. Яркое солнце, чистое бледноголубое небо и полная тишина царили над льдами. С вершины островка открывалась широчайшая панорама. Четко рисовался весь восточный берег Земли от мыса Ворошилова до мыса Фигурного. К юго-западу открывалась большая половина пролива Красной Армии. В бинокль, на расстоянии почти 50 километров, я различал отдельные айсберги и узнавал знакомые теперь участки-берега. Километрах в двенадцати к северо-востоку и востоку виднелись сильно, торошенные льды. Их выгнутая линия четко обозначала вход в пролив. Характер льдов говорил о том, что здесь они не вскрывались много лет.

Только к северу, куда попрежнему больше всего хотелось проникнуть взглядом, берег тонул в белой мгле. На видимом пространстве он сильно понижался и заканчивался каким-то выступающим к востоку очень низким мысом. Взгляд невольно тянулся сквозь мглу, а мысль хотела угадать — что лежит за этим выступом? На карте Гидрографической экспедиции сплошная линия восточного берега Земли здесь переходила в неуверенный пунктир. В ближайшие дни нам предстояло или заменить его четкой линией, отведя к востоку или западу, или совершенно стереть с карты. Потому так и хотелось проникнуть как можно дальше на север.