Больше чем просто дом (сборник) - Френсис Фицджеральд

Д ж о н (просительно). Мне бы лучше войти.

Х е л е н. Нет, лучше не входи. Мама может вернуться в любую минуту.

Д ж о н. Ты бы хоть свет выключила. А то я на этом подоконнике, как на экране.

После некоторых колебаний Хелен выключает все лампы, кроме светильника на туалетном столике.

Х е л е н (принимая эффектную позу в кресле). И что же тебе нужно, скажи на милость?

Д ж о н. Мне нужна ты. Мне нужно знать, что ты моя, когда я буду смотреть, как ты танцуешь со всей этой толпой сегодня вечером.

Х е л е н. Но… но я не твоя. Сегодня вечером я принадлежу только самой себе, ну или толпе.

Д ж о н. Ты всю неделю мерзко со мной обращаешься.

Х е л е н. Правда?

Д ж о н. Я тебе надоел.

Х е л е н. Нет, дело не в этом. Моя семья. (Очевидно, что эта тема уже обсуждалась ими раньше.)

Д ж о н. Ты прекрасно знаешь, что семья тут ни при чем.

Х е л е н. Ну, честно говоря, не только семья.

Д ж о н. Я так и знал. Дело во мне — и в тебе, и я в полном отчаянии. Ты должна что-то сделать, так или иначе. В конце концов, мы помолвлены, или…

Х е л е н. Нет, мы не помолвлены.

Д ж о н. Тогда что мы друг для друга? Что ты обо мне думаешь и думаешь ли вообще? Ты со мной больше не разговариваешь. Мы отдаляемся. Хелен, умоляю!..

Х е л е н. Это все несерьезно, Джон, как мне кажется.

Д ж о н. Но не для меня.

Х е л е н. А я говорю — нет. Ты бы и сам это понял, если бы не был так в меня влюблен…

Д ж о н (мрачно). Если бы не был.

Х е л е н. Понимаешь, отношения утратили новизну. Я всегда заранее знаю, что ты собираешься сказать.

Д ж о н. Жаль, я этого не знаю. А когда мы только познакомились, ты часто говорила, что любишь меня слушать, потому что никогда не знаешь, что я скажу.

Х е л е н. Что ж, а теперь узнала. Я люблю держать ситуацию в своих руках, но какое однообразие всегда осознавать, что я ключевая фигура. Когда мы вместе и мне хорошо, то мы оба счастливы. А если у меня плохое настроение, то нам плохо, по крайней мере тебе плохо. Как ты можешь жить и осознавать, что ничего не в силах изменить?

Д ж о н. Но ведь большинство пар так и живут?

Х е л е н. О, полагаю, да. И мы бы жили, если бы я была твоей девушкой.

Д ж о н. Ладно, чего хочешь ты?

Х е л е н. Я хочу… скажу тебе честно, чего я хочу. Мне нравится идти за ними следом. Мне нравится дрожь возбуждения при встрече, когда ты замечаешь, что у него черные волосы, вьющиеся, но ужасно аккуратно уложенные, или что у него круги под глазами и он очаровательно рассеян, или у него забавная улыбка, которая то появляется, то исчезает и заставляет тебя гадать, улыбался он или нет. Потом мне нравится, как он начинает провожать тебя взглядом. Он заинтересовался! Отлично! Потом я начинаю изучать его. Пытаюсь определить, что у него за характер, какие предпочтения. С этой минуты романтики для меня все меньше, а для него — все больше. Потом начинаются долгие беседы…

Д ж о н (с горечью). Я помню.

Х е л е н. И вот тогда, Джон, начинается самое трудное. Это точка, где все изменяется.

Д ж о н (со скорбным интересом). О чем это ты?

Х е л е н. Ну, иногда это поцелуй, а порой и задолго до него. Но если это поцелуй, то дальше есть три пути.

Д ж о н. Три! Для меня их тысяча.

Х е л е н. После этого ты можешь ему надоесть, но умная девушка знает, как этого избежать. Это только совсем юных да еще героинь журнальных эпиграмм бросают сразу после поцелуя. Далее, вторая возможность. Он тебе наскучит. Обычно так и происходит. Он тут начинает думать только о том, чтобы остаться с девушкой наедине, а она, несколько более уязвимая в данной ситуации, остывает. Сначала он томится от любви, потом впадает в отчаяние, и наконец — прощай любовь.

Д ж о н (еще более угрюмо). Дальше.

Х е л е н. Ну и третий путь, когда поцелуй действительно что-то значит, и девушка обо всем забывает, и мужчина настроен очень серьезно.

Д ж о н. Тогда они обручаются?

Х е л е н. Вот именно.

Д ж о н. А мы разве нет?

Х е л е н (отчетливо). Нет, мы определенно не обручены. Потому что я прекрасно помню, что я делала каждую чертову секунду.

Д ж о н. Хорошо, хорошо, не злись. Я и так достаточно унижен.

Х е л е н (холодно). Правда?

Д ж о н. А как быть со мной? Ты отыграла партию по заранее продуманной схеме и отправляешься дальше на поиски очередного киношного героя — брюнета, блондина, рыжего, — а я остаюсь, и на меня смотрят все те же глаза, и все те же губы произносят все те же слова очередному несчастному дураку…

Х е л е н. Ради бога, только не плачь!

Д ж о н. О, да наплевать мне на то, что я делаю!

Х е л е н (ее глаза опущены, она сосредоточилась на носке туфельки, которая обводит узоры на ковре). Ты еще совсем молод. Тебя послушать, так это я виновата, как будто я нарочно сделала все, чтобы ты мне разонравился.

Д ж о н. Молод! О, я понимаю, что сброшен, как битая карта.

Х е л е н. Ну, ты найдешь другую.

Д ж о н. Мне не нужна другая.

Х е л е н (презрительно). Ты ведешь себя как последний дурак.

Повисает молчание. Она лениво постукивает пяткой по ножке кресла.

Д ж о н (с расстановкой). А все этот чертов Чарли Уордсворт.

Х е л е н (быстро вскидывает глаза). Если ты хочешь продолжать в том же духе, то тебе лучше уйти. Уходи сейчас же.

Она встает. Джон смотрит на нее и через минуту признает свое поражение.

Д ж о н. Хелен, не надо так. Останемся друзьями. Господи! Разве я мог представить, что мне придется умолять хотя бы об этом.

Она вскакивает и берет его за руку, изображая полное надежд жизнелюбие, от которого его передергивает. Стряхнув ее руку, он исчезает за окном. Она наклоняется, высматривая его внизу.

Х е л е н. Осторожно, крюк. О, Джон, я же тебя предупреждала, не порви одежду.

Д ж о н (уже снизу). Да, я порвал одежду, мне сегодня везет, как никогда. А какой эффектный уход.

Х е л е н. Ты придешь на бал?

Д ж o н. Нет, разумеется, не приду. Или ты полагаешь, что мне стоит прийти, чтобы полюбоваться, как вы там с Чарли…

Х е л е н (нежно). Спокойной ночи.

Она закрывает окно. За стеной часы бьют девять раз. Сквозь закрытые двери слышен чей-то приглушенный разговор на лестнице. Она включает свет и, подойдя к зеркалу, долго и пристально разглядывает свое отражение. Быстро скользит пуховкой по лицу. Закалывает выбившийся локон и поправляет колье.

M и с с и с Х э л и к о н (издалека). Хелен!

Х е л е н. Иду, мама.

Она открывает верхний ящик комода, вытаскивает серебряный портсигар и миниатюрную серебряную фляжку и кладет их в боковой ящик письменного стола. Потом выключает все лампы и открывает дверь. С нижнего этажа доносится нервная какофония — музыканты настраивают скрипки. Хелен возвращается и останавливается у окна. Внезапно снизу прорывается музыка — оркестр свингует вступление к «Бедной Баттерфляй». Скрипки, и чуть слышные ударные, и смущенные аккорды фортепиано, и крепкий аромат пудры и новых шелков, и разноголосый смех выплескиваются в комнату единой волной. Покачиваясь в ритме музыки, она движется к зеркалу, целует свое неясное отражение и бежит к дверям.

Тишина. На фоне освещенной двери видны силуэты — какие-то пары проходят по коридору. Слышно, как внизу кто-то засмеялся, кто-то смеется в ответ, смех множится. Внезапно из-за комода появляется расплывчатая тень, тень приобретает очертания и оформляется в человеческую фигуру, которая выпрямляется, на цыпочках подходит к двери и закрывает ее. Она возвращается в комнату, свет загорается снова. Сесилия оглядывается по сторонам, и в глазах ее вспыхивает решимость. Она идет к ящику стола и вынимает оттуда миниатюрную фляжку и портсигар. Прикуривает, затягивается и, закашлявшись, направляется к трюмо.

C e c и л и я (воображая себя в будущем). Да уж! Надо сказать, что эти первые выходы в свет в наши дни — просто фарс, честное слово. Мы так успеваем нагуляться до семнадцати лет, что совершенно разочарованы. (Пожимает руку воображаемому светскому льву средних лет.) Да, кажется, сестра мне о вас рассказывала. Не хотите ли закурить? Отличные сигареты. «Корона» называются. Вы не курите? Какая жалость.

Сесилия идет к письменному столу и вытаскивает фляжку. Снизу раздаются аплодисменты, музыканты в который раз бисируют. Она поднимает фляжку, откручивает пробку, нюхает и пробует языком, а потом отпивает порцию, которой хватило бы на два коктейля. Кладет фляжку на место, морщится и, как только снова начинает звучать музыка, в медленном фокстроте кружит по комнате, с самым серьезным видом помахивая сигаретой и любуясь собой в большом зеркале.