Rucciя - Шамиль Идиатуллин

Я, бормоча что-то бравурное под нос, выбрался из-за стола и полез на полку за магдиевской книгой. На законном месте ее, как всегда, не оказалось: она спряталась под стопкой старых исписанных ежедневников, которые я никак не мог решиться выкинуть, и под которые я точно ничего и никогда не клал. На такие парадоксы я давно привык не отвлекаться, потому решительно выдернул книжку на волю и не спеша шагнул к столу, на ходу раскрывая подарочное издание. Шаг по родной земле мне удался не слишком: едва найдя нужную страницу, я застыл, так и не достигнув кресла и лихорадочно соображая, что же такое происходит на белом свете. Помотал головой, добрался до кресла, сделал вдох-выдох и аккуратно глянул сначала в книгу, потом на экран. Потом поднес книгу к экрану.

Ничего не изменилось. На одном снимке, подписанном «Летний лагерь, Евпатория, 1974 год», смеялся тощий светловолосый мальчик в футболке с рисунком львенка, рукава и подол которой были оторочены темной полоской – видимо, красной или синей. Левая рука была срезана краем снимка, который срезал и того, кто клетчатой рукой обнимал приятеля за плечи. На другой фотографии, с пояснением «Отдых у моря: пионерлагерь „Юный ленинец“, 1974 год», улыбался крепкий темноволосый мальчик в клетчатой ковбойке и мешковатых штанах (и в пионерском галстуке – куда уж в «Юном ленинце» без него). Правая рука у него была срезана при кадрировании снимка, но обнимавшую его руку с рукавчиком футболки, отчеркнутой неширокой тесьмой, ретушер не тронул. И правильно сделал.

Ни один нормальный человек не додумался бы приложить друг к другу снимки двух абсолютно чуждых, даже враждебных людей, чтобы обнаружить, что Роман Борисов и Танбулат Магдиев были не только ровесниками и не только известными всему миру недоброжелателями, умудрившимися так ни разу в жизни и не пообщаться. Они были приятелями – а судя по снимку, и друзьями – с почти 40-летним стажем. И если подумать, стаж все это время мог и не прерываться.

3

Тут Волк Ларсен снова показал свою чудовищную силу.

Джек Лондон

Казань.

14 августа

– Я тебе честно сказать хочу. Долгов мне уже вот где. Вечно жопой крутит, и нашим, и вашим, – горячо сообщил Магдиев, вдруг принявший близко к сердцу мою неосторожную жалобу на жизнь.

– Не, ну что значит «вечно»? – сказал я, малость опешив и пытаясь быстро подобрать нужные слова.

– Опять же, достали эти şimbälär31, а тут есть возможность толкового человека поставить на толковое место. Тебе самому не надоело в эти подсвисты играть? Неинтересная же газета.

Я дернул плечом и набрал в легкие воздуха. Там этот воздух и сгинул: Магдиева было не остановить.

– Неинтересная, я тебе говорю. Авторы сильные, идеи вроде ничего, а получается тоска. А знаешь, почему? Потому что не родной человек делает. Я так считаю: если ты живешь в Казани, делай казанскую газету. Если в Москве – московскую. Но тут странно получается. Если ты в Москве продвигаешь казанские новости и казанские взгляды, ты будешь выглядеть, tege, как дурак. Зато в Казани можно хоть московские, хоть тель-авивские, хоть вашингтонские взгляды двигать. Я и не спорю, ты знаешь, я в этом плане за полную свободу. Но ведь должна быть и татарская правда. И кто ее должен нести? Русский, что ли? Или немец? Татарин должен. Не хочешь на место Долгова – без проблем. Свою газету издавай. Нормальную. Дела-то интересные только начинаются. Как тебе идея?

– Знаете, Танбулат Каримович, – сказал я, подумав. – Я сейчас скажу как. Только издалека, ладно? Я еще совсем зеленый был, в смысле молодой, и меня пригласил один средненький такой начальник из МВЭС, может, вы его даже знаете, а может, и нет – он потом делся куда-то, еще до министерства. Вот, пригласил он меня вечером для беседы по очень важному поводу, касающемуся национальных интересов республики. Я с одной стороны дурак еще был, с другой – все равно осторожный. Попытался его выспросить поподробнее. Он там буквально за полминуты меня загрузил как бульдозер телегами про то, что типа есть такой клуб национально мыслящих чиновников и предпринимателей, заинтересованных в том, чтобы татары не жрали друг друга с этим самым, а продвигали – ну, типа как евреи или кавказцы. Тогда всякие национальные моменты были модными и актуальными, а я всегда остро это дело чувствовал. А с другой стороны решил, что этот клуб может стать хорошей темой, в случае чего. С Долговым посоветовался. Тот прихерел, пожал плечами и сказал: «Хочешь, на хер его пошли, хочешь – езжай». Я поехал. Этот дятел адрес дал на парке Горького, в высотке, где сейчас внизу магазин «Меридиан». Я приперся, думаю, там сидят банкиры и вице-премьеры, толстые, в сумраке и с сигарами, и решают, как им с помощью контрабанды мазута в Прибалтику побольше суверенитета проглотить. А на самом деле там однокомнатная квартира без мебели – диван, кресло и телефонный аппарат на полу, и орел этот ходит. Потом тык-мык – минут пятнадцать разговор дебильный был: я его вежливо про клуба да про планы, он все за жизнь и про то, как важно нам, представителям великого, но несчастного народа, друг друга поддерживать под натиском marсalar32 и şimbälär, как вот я похож на честного человека и как у меня глаза блестят. Вот так полчаса посидели, он чаю налил, гадостного такого – я ж не пью, – и я все не врублюсь, чего он вола вертит. Спрашиваю, а чего клуб-то. Он понес, что сегодня не получилось, да надо посоветоваться, да давай попозже. Я говорю: ну до свидания тогда – а он обрадовался, вскочил, руку жмет, пока, говорит.

– Айрат, dustım33, прости душевно, но зачем мне такой интересный рассказ?

– Щас, Танбулат Каримович. В общем, так я и не понял, что это за клуб такой неуловимый как мститель был. С Долговым я на следующий день непонятками поделился, он высказался вроде того, что вас, татар, умом понять – это похлеще чем русских. Дятла того я потом видел пару раз, и он как-то все бочком мимо меня, и на прямые вопросы про клуб бледно улыбается и ускользает. Потом выяснилось, что из министерства поперли, за что, никто толком не объяснял, только рожи корчили – типа а как же его не попереть-то. И вот только недавно я боевик какой-то смотрел, там эпизод про пидоров. И я вдруг это дело с клубом вспомнил, и дошло до меня. Дятел этот просто пидор был, и меня зазывал типа на свидание. И был уверен, что я либо сразу все понял, либо пойму по ходу и все у него получится. А получилось наоборот – видать, он всосал, что не срастается – не знаю уж, почему. У этих свои секреты.

– Ты вот так şıpırt qına34 на Долгова, что ли, выходишь? – спросил Магдиев.

– Не-а, – почти торжествующе сказал я: похоже, о. генриевски неожиданный финт логики следовало признать вполне удачным: собеседник явно не допирал, к чему я веду. Любил я такие моменты в разговоре. – Я, Танбулат Каримович, потом начал вспоминать все разговоры о национальной гордости татар и о том, что мы должны быть вместе плечом к плечу – а с разными людьми на эту тему болтать пришлось. И понял, что большей частью этих чуваков не плечо, а задница интересовала. И национальный вопрос почесать для них – это как для нормального человека у девушки время спросить. Так что, извините…

– Стоп. Сам извини, dustım. Я правильно понял, ты меня пидором назвал? – вполголоса спросил Магдиев.

Завелся, подумал я с удовольствием, и начал:

– Да нет…

В голове вспыхнуло, а выше колен стало неудобно, перед глазами мелькнули шторы и почему-то рабочий стол Магдиева, стоявший в дальнему углу – и сразу тупо стукнуло по затылку и крестцу. Через пару секунд я сообразил, что лежу на полу в двух метрах от переговорного стола, опрокинутый стул обозначает середину расстояния, отделяющего мое нынешнее местоположение от предыдущего, а Магдиев застыл в той же позе, из которой двинул мне в челюсть – навалился грудью на стол и тяжело смотрит на мои попытки найти ноги и способ их использовать. Когда я наконец сел и принялся неумело соображать, что случилось и теперь делать, Магдиев заговорил:

– Вы, köçeklär35, совсем нюх потеряли. Не соображаете, с кем говорите, и что говорите. Пиздюк ты тупой, журналист. Я к тебе, tege, как к родному, а ты меня с пидором сравниваешь. Видеть тебя не хочу. Пшел вон.

Голова казалась повернутой градусов на 30 влево, и мучительно хотелось немного поразмышлять над тем, почему я вижу то, что впереди, а не то, что сбоку. Тем не менее, я мог бы много чем ответить. Сказать, что Магдиев сам пиздюк, раз не может человека дослушать, и шврынуть ему в лицо снимок, где он с Борисовым обжимается. Докопаться до фразы про родного – типа, ладно хоть милым или противным не назвал. Попытаться въехать Магдиеву в глаз или просто запустить в него стулом. Плюнуть ему в рожу.