Король русалочьего моря - Т. К. Лоурелл

с тобой поговорить, – закончила иберийка. – Но не здесь.

Он опомнился и вспомнил. Наконец! А холод – что ж, где-то на лавке его плащ, да и при чем тут холод!

– Конечно, донья Летисия, – и подхватил ее уже протянутую руку.

Идя по дорожке, ведущей к Башне Огня, под высокими рябинами, подрезанными рукой садовника так, что их ветви сплетались в подобие свода, рядом с Летисией, наряженной в черное и алое с золотом, под стать рябинам, он чувствовал себя как во сне или в кино. Словно надо не идти, а преклонить перед ней колено, и как только он это сделает, кусты раздвинутся, и будут восторженные аплодисменты, а это все – и рябины, и наряд, и поздний вечер, и багровое далекое свечение башни, и он сам – антураж такой.

Может быть, он был к ней несправедлив, думал он, бережно неся на своей руке ее руку, купавшуюся в черном кружеве; может быть, на него слишком повлияли отзывы Венделя и Виты. Донья Летисия – красивая девушка, а они часто избалованы реакцией других, взять хотя бы даже Флору дома: сестра Винсента никогда не отказывалась от знаков внимания, которые ей оказывали очарованные ее золотыми волосами парни. И Алехандра – пожалуйста, высокородная сеньора, а ведет себя как дура, но даже Белле приятно, когда хотя бы ее иберийцы вспоминают, что она девочка, а не памятник имени и рода Альба. И Катлина, и Мишель… разве что Леонор и Одиль другие, но они, если честно, не очень нормальные. А нормально – так. Именно так.

И хотя бы она не хихикает, как Алехандра, а в открытую позвала и ждет с достоинством. Совсем другое дело.

Перед мостом через огненный ров он замедлил шаг, а потом и остановился, и она с удивлением обернулась. Впрочем, не разозлилась, увидел он со смесью беспокойства и облегчения, только усмехнулась и убрала волосы с его лба жестом, который, может быть, считала нежным, но Ксандер ощутил – хозяйским.

– Пойдем, – сказала она так, будто все было ясно и уговорено, и положила все ту же руку на его все еще машинально подставленное запястье.

– Куда? – вырвалось у него.

Она снова усмехнулась.

– Ко мне, конечно, глупый.

Ксандер сглотнул, надеясь, что это было не очень заметно, хотя судя по этой ее усмешке, она мало что упускала. Может, кто другой (перед его мысленным взором тут же всплыл Адриано и заодно галантный Мигель) и получал всякие… такие… приглашения ежедневно, или (он почувствовал, что краснеет) еженощно, но он, Ксандер, как-то привык к меньшей откровенности от девочек. Нельзя сказать, что он никогда не желал большего, особенно в последние пару месяцев, но сейчас, послушно идя рядом с нимало не смущенной Летисией, он был готов от этого желания отказаться хотя бы до конца года. А то и следующего тоже, для верности.

За те недели, что он не видел Башню Огня, более привлекательной она не стала. Только в этот раз по мосту он шел не посередине, отгораживаемый с обеих сторон Беллой и Одилью, а почти по краю, потому что Летисия шла так, будто ровно по центру для нее была прочерчена линия. У дверей их встретила пара любопытных саламандр, но – хоть какая-то радость – подвергнуться их изучению Ксандеру не пришлось: Летисия не нуждалась в привратниках.

Внутри, в отличие опять же от прошлого его посещения, стояла тишина, никаких шумных плесканий в источнике и перекрикиваний. Где-то из глубин башни доносилось тихое урчание, словно там возился какой-то большой зверь, а то и не один; должно быть, и в эту ночную пору там кто-то корпел над экспериментом, но, видимо, не собирался никому мешать. Даже саламандр внутри было почти не видно.

Летисия в пропитанном серным запахом и подземным теплом дворе задерживаться не стала. Повинуясь нетерпеливому пожатию ее пальцев, Ксандер стал подниматься рядом с ней по лестнице, между капающих горящим маслом факелов, стараясь не сильно ежиться. В конце концов, ему действительно в следующем году тут жить…

– Сюда.

Жилые апартаменты тут тоже отличались от нежно-пастельных тонов Башни первого курса как… огонь от воды, лучшего сравнения на ум Ксандеру в тот момент не пришло. Здесь царили цвета самой нелюбимой им стихии: красный, оранжевый, кроваво-бордовый, а пологи кроватей завешивал не легкий голубоватый лен, затканный серебром, а подхваченный тяжелыми золотыми кистями бархат, зловеще переливавшийся в мерцании свечей.

Да, следующий год будет пережить трудновато, подумал Ксандер, обозревая все это великолепие, живо напомнившее ему замок Альба.

– Ну что же ты, принц?

Исабель это слово произносила с небрежностью, будто кличку, и при этом все же гордо. Летисия произнесла его… с удовольствием, будто пробуя на вкус название игрушки, которую захотела и получила. За то время, что Ксандер изучал комнату, она уместилась на изящной резной оттоманке и теперь глядела на Ксандера совсем снизу вверх. С такого ракурса особенно выгодно выделялся вырез в ее кожаном корсаже – Ксандер даже отвел взгляд, настолько выгодно это было, и сосредоточился на небольшой ее ножке, которую она изящно выставила из-под пены юбок.

– А ты скромный, – задумчиво сказала она, когда он промолчал. – Мне это, пожалуй, нравится.

Ксандер внезапно ощутил злость. А чего она ожидала? Что он упадет к ее ногам? Или бросится целовать, как в глупых романах? И вообще, чего он так волнуется? Ну да, Башня Огня не самое приятное место, но он вообще здесь оказался потому, что сработал его приворот, а значит, что бы она себе ни воображала, но хозяин положения – он!

С новоприобретенной уверенностью он тоже опустился рядом на оттоманку, тем более что она приветливо оставила ему место явно с этим расчетом.

– Это вы звали меня, донья Летисия, – сказал он твердо, но памятуя про иберийскую учтивость. – Вы же хотели что-то мне сказать.

Она чуть прищурилась.

– А ты, похоже, неглуп, – заметила она после небольшой паузы. – Во всяком случае, не одурел от моей благосклонности. Это хорошо. Это даже… многообещающе.

И снова потянулась к его волосам. Ксандер сдержался и дал ей их погладить, не отстраняясь, а то в самом деле еще подумает, что он тут монах какой.

– Что ж, поговорим, – кивнула она и отвела руку, когда и поощрения он не проявил. – Скажи мне, Ксандер ван Страатен, фламандский принц, что бы ты сделал, чтобы освободиться от власти Альба?

Это в тех самых романах, обнаружил тут Ксандер, в подобных случаях у героя наступает «трепет», и очень