Поэты 1790–1810-х годов - Василий Пушкин

161. И. А. КРЫЛОВУ, ЧИТАВШЕМУ «ПАДЕНИЕ ФАЭТОНА» В «БЕСЕДЕ ЛЮБИТЕЛЕЙ РУССКОГО СЛОВА»

        Читая баснь паденья знаменита,Улыбкой оживил ты лица всех гостей,        И честь того прешла к стране пиита.                        Во мзду заслуги сей             Я лавры, сжатые тобою,            Себе надменно не присвою.            Когда б не ты ее читал,Быть может, Фаэтон вторично бы упал.

Ноябрь 1811

162. ПЕСНЬ СМЕРТИ

Хвала тебе, сон мертвых крепкий!Лобзанью уст хвала твоих!Ты прочный мир несешь на них,Путь жизни изглаждаешь терпкий,Сушишь горячих токи слез;Ты пристань бурею носимых,Предел мятущих душу грез;Ты врач от язв неисцелимых;Сынов ты счастья ложный страх:Зло, в их рожденное умах.

Хвала твоей всемощной длани!Она связует месть врагов,Ведет гонимого под кров,Вселяет тишину средь брани;Коснется слабого очей, —И зев не страшен крокодила,Ни остро лезвее мечей,Ни мощна власти грозной сила;Ни скудость, ни враги, ни трудВ могиле спящих не гнетут.

Хвала в тебе целебну хладу!Он гасит пламень, жгущий кровь.Берет из сердца вон любовь,Кладет конец ее злу яду!Втечет — и жалость отбежит;Не нужны чада, братья, други;Ни их жестокость не крушит,Ни их напасти, ни недуги:Заботы ль им, иль дальний путь —Не ляжет камнем скорбь на грудь.

Пусть к мертвым мещут взор угрюмый,Пусть гордо их проходят прах,Неся презренье на устах;Пусть память их сотрут из думы,Киченьем нежность воздадут,Скрепят сердца неблагодарны,В суровстве — тигров превзойдут,В бесчувствии — металлы хладны,—Не нанесут удара им:Их крепок сон, неколебим.

Тебя ль, о скорбных друг! со славой,Со властию, с богатств красой,Тебя ль со звуком слов, с мечтойПоставит в ряд рассудок здравый?Нет, нет! не слава мой кумир!Я к ней не припаду с обетом.Не плески рук — твой прочный мирМольбы я избрала предметом.Как ветры развевают дым,Так зло полетом ты своим.

Когда друзья неблагодарны,Презрев законы правоты,Сбирая чужды клеветы,Хулы о нас гласят коварны,—Ужели звучны плески рукГлубоки уврачуют раны?Ужели славы скудный звукПрольет нам в сердце мир попранный?Нет! яд сей жгущ, неугасим!Он стихнет под жезлом твоим.

<1812>

163. МАЙСКАЯ ПРОГУЛКА БОЛЯЩЕЙ

Боже благости и правды!Боже! вездесущий, сый!Страждет рук твоих созданье!Боже! что коснишь? воззри!..

Ад в душе моей гнездится,Этна ссохшу грудь палит;Жадный змий, виясь вкруг сердца,Кровь кипучую сосет.Тщетно слабыми перстамиРву чудовище… нет сил.Яд его протек по жилам:Боже мира! запрети!

Где целенье изнемогшей?Где отрада? где покой?Нет! не льсти себя мечтою!Ток целения иссяк,Капли нет одной прохладной,Тощи оросить уста!В огнь дыханье претворилось,В остру стрелу каждый вздох;Все глубоки вскрылись язвы, —Боль их ум во мне мрачит.Где ты смерть? — Изнемогаю…Дом, как тартар, стал постыл!

Мне ль ты, солнце, улыбнулось?Мне ль сулишь отраду, май?Травка! для меня ль ты стелешьБлаговонный свой ковер?Может быть, мне там и лучше…Побежим под сень древес.

Сколь всё в мире велелепно!Сколь несчетных в нем красот!Боже, боже вездесущий!К смертным ты колико благ!

Но в груди огонь не гаснет;Сердце тот же змий сосет,Тот же яд течет по жилам:Ад мой там, где я ступлю.Нет врача омыть мне раны,Нет руки стереть слезы,Нет устен для утешенья,Персей нет, приникнуть где;Все странятся, убегают:Я одна… О, горе мне!

Что, как тень из гроба вставша,Старец бродит здесь за мной?Ветр власы его взвевает,Белые, как первый снег!По его ланитам впалым,Из померкнувших очей,Чрез глубокие морщиныТоки слезные текут;И простря дрожащи длани,Следуя за мной везде,Он запекшимись устамиЖизни просит для себя.На́ копейку, старец! скройся!Вид страдальца мне постыл.«Боже щедрый! благодатный! —Он трикратно возгласил,—Ниспошли свою ей благость,Все мольбы ее внемли!»Старец! ты хулы изрыгнул!Трепещи! ударит гром…Что изрек, увы! безумный?Небо оскорбить дерзнул!Бог отверг меня, несчастну!Око совратил с меня;Не щедроты и не благость —Тяготеет зло на мне.

Тщетно веете, зефиры!Тщетно, соловей, поешь!Тщетно с запада златого,Солнце! мещешь кроткий лучИ, Петрополь позлащая,Всю природу веселишь!Чужды для меня веселья!Не делю я с вами их!Солнце не ко мне сияет,—Я не дочь природы сей.

Свежий ветр с Невы вдруг дунул:Побежим! он прохладит.Дай мне челн, угрюмый кормчий!К ветрам в лик свой путь направь.Воды! хлыньте дружно с моря!Вздуйтесь синие бугры!Зыбь на зыби налегая,Захлестни отважный челн!Прохлади мне грудь иссохшу,Жгучий огнь ее залей.Туча! упади громами!

Хлябь! разверзись — поглоти…Но всё тихо, всё спокойно:Ветр на ветвиях уснул,Море гладко, как зерцало;Чуть рябят в Неве струи;Нет на небе туч свирепых;Облак легких даже нет,И по синей, чистой твердиМесяц с важностью течет.

<1812>

164. «Хоть бедность не порок…»

                       Хоть бедность не порок                       Для тех, в ком есть умок,                Однако всяк ее стыдится                И с ней как бы с грехом таится.

К иному загляни в обеденный часок:                       Забившись в уголок,                       Он кушает коренье:                       В горшочке лебеда,                       В стаканчике вода.         Спроси зачем? — «Так, братец! для спасенья!                Пощусь! — сегодня середа!»                Иной вину сухояденья                       На поваров свалит;                Другой тебе: «Я малым сыт!»       У третьего: «Желудок не варит!                Мне доктор прописал диету».        Никто без хитрости и без затейНе скажет попросту: «Копейки дома нету!»

                       Привычки странной сей                              Между людей                       Мы знаем все начало!                       Так будет и бывало,                Что всяк таит свою суму.

                Итак, прошу не погневиться!                Ну, ежели и тот стыдится,                Что кушать нечего ему,                Кто вправду голодом томится,      То как же я подложной нищетойРодителей моих ославлю в позднем роде?       Не ведали они напасти той,                Но жили по дворянской моде!Палаты с флигельми в наследственном селе;                Вкруг сада каменна ограда:                                 В одном угле                Качели — детская привада,                В другом различны теремки,                       Из дерева грибки,                       И многие затеи;Лимоны, персики, тюльпаны и лилеи                       В горшочках и в грунту,                       С плодом и на цвету,У батюшки мово считали как крапиву!                Орехи кедровы, миндаль, —Ну, словом, всё свое! Ни даже черносливу                Купить не посылали вдаль                       На зимню трату!Всё в садике росло, хотя не по клима́ту.(Губерния Рязань, Ряжск город был уезд.)                Груш, яблок… точно в небе звезд!         И все как в сахаре наливны;                И даже патока своя,                Затем что были пчелы —                Что день, то два иль три роя!А люди-то бегут и принимают в полы!        Голубушки! Как бы теперь на них,                       Гляжу на пчелок сих!Летит красавица! вся словно золотая!                Тащит в двух задних лапках мед;      То липочку, то розу пососет,Передней лапочкой из ротика возьмет                Да в заднюю передает.                       Подчас их цела стая,                       И каждая поет!                А я, поставя уши рядом с веткой,                       Учусь у них жужжать,                       И, мысля подражать,                                       Клохчу наседкой!Сама же думаю: точь-в-точь переняла.                       Ребенок я была!Однако детская мне в пользу шалость эта:                От пчелок я и в поздни лета        Навыкла песнью труд мой услаждать,                       При песнях работа́ть,                За песнью горе забывать.Однажды, помню я, сорвать цветок хотела,       Под листиком таясь пчела сидела:                Она меня в пальчишко чок!                       Как дура я завыла…                Уж мамушка землей лечила,       Да сунула коврижки мне кусок.                В ребенке не велик умишка:И горе, и болезнь — всё вылечит коврижка!Умом я и поднесь не очень подросла:                Прилично ль, столько наврала,                От главной удаляся цели!                       Простите! — на беду                Некстати пчелки налетели!                Теперь же вас назад сведу                       На прежнюю беседу!                       Отцу мому и деду,                И прадеду, и всей родне                       Не как теперя мне,                По божеской всемощной воле                Назначено в обильи жить!                Себя, гостей и слуг кормить                Довольно было хлеба в поле.

Три брата у меня, сестра́ми самтретья, —                       И всем меньшая я.                       Мной матушка скончалась;                Зато всех хуже я считалась.                       Дурнушкою меня прозвали!                       Мой батюшка в печали                       Нас роздал всех родным.                       Сестрам моим большим                       Не жизнь была, — приволье!                А я, как будто на застолье[190],                В различных девяти домах,                Различны принимая нравы,                       Не ведая забавы,                             Взросла в слезах,                Ведома роком неминучим                       По терниям колючим.                Наскучил мне и белый свет!                Достигша совершенных лет,Наследственну взяла от братьев долю,                       Чтоб жить в свою мне волю.                Тут музы мне простерли руки!                Душою полюбя науки,                               Лечу в Петров я град!                Заместо молодцов и франтов,                              Зову к себе педантов,                       На их себя состроя лад.Но ах! Науки здесь сребролюбивы!                Мой малый кошелек стал пуст!                       За каждый перио́д игривый                За каждое движенье уст,                       За логические фразы,                       Физически проказы,                       За хлеб мой и за дом                Платя наличным серебром,                       Я тотчас оскудела, —И с горем пополам те песни пела,Которые пришли по вкусу вам.                Вот исповедь моим грехам!

Остались у меня воздушные накосы,                       Но были б ноги босы,                Когда б не добрый наш монарх,                Подобье солнца лучезарна,                Что в тонких нисходя лучах,                От былья до зерна песчана,                       От мошки до слона                Вливает жизненные силы!Так им мне сила вновь дана;И музы вновь меня ласкают милы!

28 февраля 1813

165. ПЕСНЯ В НАРОДНОМ РУССКОМ ВКУСЕ ИЗ МЕСТЕЧКА ВЕИЛ-БРУК