Враг Самогеты - Анна Пушкина

ты теперь любишь сделки. Я сниму заклятие отца, как только окажусь на свободе.

– Освободишь меня? – в голосе Оникса послышались нотки насмешки. – И думаешь, тебе хватит силы?

– Хва-а-атит си-и-илы… – завыл где-то за стеной ветер.

Эрешкиль надменно смотрела на брата.

– Хорошо, – произнес шепотом Оникс, – Амидера Кроуги – та, которую ты ищешь, но это будет непросто. Чтобы использовать ее сосуд, придется связать три нити: прошлое, настоящее и будущее. А ты знаешь, изменение судьбы в двух измерениях уже непрогнозируемо – что говорить о трех? Все еще хочешь рискнуть, сестра?

– Да, – холодно ответила Эрешкиль.

Показалось, что голова Оникса неестественно вывернулась, и меня передернуло от отвращения.

– Вернись в прошлое и пробуди силу Амидеры из Потавы. В настоящем верни Рагонга Кроуги ей. В будущем убей Рагонга Кроуги, или он убьет тебя.

Эрешкиль довольно улыбнулась и произнесла:

– Ох, этот Кроуг мстит мне даже сквозь века, через своих потомков.

– Если все сделаешь правильно, сестра, получишь то, чего жаждешь: свободу и свою силу.

– И когда это случится, я вернусь и выполню свою часть сделки, – почти пропела она веселым голосом. – А пока приберись здесь, пусть тронный зал нашего отца сияет к моему возвращению.

– Я не прихожу сюда, – ответил загробным голосом Оникс, и его фигура исчезла, словно ее здесь и не было.

Я пошла за Эрешкиль к выходу, но держалась на расстоянии. Ее тьма уже кружилась и извивалась, пытаясь дотянуться до единственного живого существа здесь – до меня. А становиться ее пищей я не собиралась. Тьма закружилась еще быстрее, беря тонкую фигуру Первоматери в кокон, и вмиг рассеялась. Не осталось ни черноты, ни Эрешкиль. Ее время закончилось.

Я прибавила шагу, стало не по себе оттого, что пришлось остаться одной в стенах Оникса. Быстро спускаясь по лестнице, я уже видела двери впереди, почти бежала, когда вдруг ступени подо мной рассыпались, и я полетела вниз. Долго падать не пришлось, я приземлилась на мягкую гору песка в темной комнате без выхода – только песок и голые стены. В углу что-то шевельнулось, и я дернулась. Всего в паре локтей от меня, закутанный в свой балахон, практически сливаясь с темнотой, стоял Оникс. Я тут же подняла руки, намереваясь разнести всю эту каменную ловушку. Песок под моими руками начал закручиваться спиралью.

– Это бесполезно, меня не убить, – произнес он своим ледяным равнодушным голосом. – Я всего лишь хочу поговорить с тобой, Изинтия.

Я выдохнула с облегчением и опустила руки, песок безжизненно упал и рассыпался. И он прав: я действительно не смогу причинить ему хоть какой-то вред.

– Мне не нужны никакие сделки, – я поднялась, отряхнулась и отошла как можно дальше от нависающей фигуры. Попыталась его рассмотреть, но тщетно – слишком темно.

– Я ощущаю твою ненависть.

Что ответить тому, кого ты и правда ненавидишь всей душой или тем, что от нее осталось?

– Ты забрал его любовь ко мне. Ты мог попросить у него что угодно, но забрал ее. Я ненавижу тебя, и его – за то, что он согласился на обмен.

– Если бы вы остались вместе, погибли бы, – слова прозвучали безучастно, без единой ноты сожаления.

Оникс замолчал, обдумывая свои слова, или, если все, что о нем говорят, правда, возможно, он просматривал, как они меняют будущее. Но мне было все равно. Я никогда ни с кем это не обсуждала. Храня в себе все эти страшные, разъедающие изнутри воспоминания. И сейчас хотелось вылить весь скопившийся яд на это чудовище. Пусть это уже ничего не исправит, мои слова не причинят ему вреда и не принесут даже толику моей боли, но пусть Оникс знает, как сильна моя ненависть. Мне просто хотелось ему это высказать. Освободиться.

– Твой отец, – продолжил он, – убил бы Мордау Самогету, а затем и тебя.

– Тебе кажется, я живу? – я зло рассмеялась. – Я умерла, когда отец убил в моем чреве своего внука.

Мои слова явно не возымели никакого эффекта. Оникс остался неподвижным, а я поежилась от озноба. Здесь было холодно, и, казалось, этот пронизывающий холод исходит от моего собеседника.

– Дело не только в тебе, – его голова качнулась, и показалось, я рассмотрела небольшие рога. Он точно животное. – Если бы ты умерла, не встретила бы Парагона. Он казнил бы твоего отца в первый же день четырехдневной войны и всех твоих сестер тоже. Мой род на вас закончился бы.

Внутри неприятно кольнуло. Я гордилась тем, что стала причиной четырехдневной войны. Это я предала отца и рассказала его секрет магистру, благодаря чему мы смогли освободить Первомать. Получается, это произошло бы в любом случае, даже если бы я умерла. Тогда я часто думала о смерти.

– Тебе кажется, твой род еще может быть счастлив? – я открыто насмехалась над ним, пряча за насмешкой свое замешательство.

– Твои сестры родят детей.

«Мои сестры, но не я», – отметила я про себя.

– Что он попросил? Что стоило дороже нашей любви и его ребенка?

О ребенке Мор не знал, я и сама узнала о нем уже после того, как он вернулся из лабиринта, но это было неважно.

Оникс молчал, а я гадала, ответит ли он. Я знала про клятву, но нигде не говорилось, что хозяин лабиринта тоже связан ею.

– Он хотел силы, много силы. Хотел стать высшим магом, как его брат и сестра, как его отец.

– Чтобы отец заметил его наконец, – закончила я за Оникса, и тот медленно кивнул. Мне вновь померещились рога.

Это объясняло возросшую силу Мора, когда мы встретились в могильнике гномов.

– Он пытался торговаться со мной, – что-то в мертвом голосе поменялось, показалось, я услышала усмешку. – Но что бы сын Самогеты ни просил, я знал, что возьму взамен. Ваша любовь – невысокая цена за твою жизнь. За жизнь всего рода.

– Что ты возьмешь с меня за его жизнь? – оказывается, я тоже была готова на сделку с ним.

Вдали завыл ветер и донес шепот:

– За его жи-и-изнь…

Я почувствовала привычную злобу, ту, которая убивает меня каждый раз, когда вспоминаю, как он отказался от меня. Оказывается, он отказался от нас ради силы, чтобы понравиться отцу. Отцу, который ни в грош его не ставил. Низко. Подло. И заслуживает смерти.

Оникс странно дернулся.

– Тебе нечего мне предложить, Изинтия. Тебе пора.

Я шагнула вперед, понимая, что он увиливает от ответа. В это мгновение фигура хозяина лабиринта распалась, растворилась и осыпалась песком.

– Нет. Ты не можешь! Вернись! – закричала я.

Ответом послужила вдруг отворившаяся дверь, которой до этого там не было,