Шорохи - Дин Кунц

Рита Янси вздохнула.

– Это не понадобится. После вашего вчерашнего звонка я все как следует обдумала и поняла, что вы ничего не можете мне сделать. Ничего. Мне семьдесят пять лет. В этом возрасте не сажают в тюрьму. Так что я смело могу рассказать вам то, что я знаю. Иначе вы не оставите меня в покое.

Горница Риты Янси – вот именно горница, как она ее назвала, вместо того чтобы воспользоваться более современным и менее пышным термином, – производила впечатление пародии на одну из тех скромных комнатушек, в которых приятным пожилым леди положено коротать сумерки жизни. Ситцевые занавесочки. На стенах развешаны полотенца с вышитыми вручную душеспасительными изречениями, цветами и птичками – свидетельство добропорядочности и дурного вкуса. Цветастый коврик. Коврики и накидки ручной работы на спинке дивана и сиденьях кресел. Каминные часы.

Хилари с Тони сели на самый краешек дивана, словно боясь соприкоснуться с накидкой. Джошуа удобно устроился в кресле. Сама хозяйка опустилась в, очевидно, свое любимое кресло, казавшееся продолжением ее самой. Хорошо бы, подумала Хилари, написать портрет миссис Янси, сросшейся с креслом, ставшей с ним одним целым – с шестью ногами и потертой бархатной кожей.

После непродолжительного молчания Рита Янси заговорила, и ее слова напрочь развеяли впечатление домашности:

– Какого черта ходить вокруг да около? Я не собираюсь убивать на эту мерзопакостную историю целый день. Внесем ясность. Вы хотите знать, за что Бруно Фрай платил мне по пятьсот баксов в месяц? Он платил за то, чтобы я держала язык за зубами. До него это делала его мать – целых тридцать пять лет, так что после ее смерти Бруно продолжил традицию. Должна признаться, я была изрядно удивлена. В наше время редкий сын станет раскошеливаться ради репутации своей матери, а если она откинула копыта – и подавно. Но он стал высылать мне чеки.

– Вы хотите сказать, что шантажировали мистера Фрая и его мать?

– Называйте как хотите. Платой за молчание или как вам будет угодно.

– Полагаю, закон квалифицирует это как шантаж, – сказал Тони.

Рита Янси усмехнулась:

– Уж не думаете ли вы, что я шибко напугана? Прямо вся дрожу? Сынок, позволь сказать тебе вот что: в свое время меня обвиняли кое в чем и похуже. Шантаж? Пусть будет шантаж. Не будем делать хорошую мину при плохой игре. Но, разумеется, если вы будете настолько глупы, что потащите старую женщину в суд, я скажу, что когда-то давно оказала Кэтрин Фрай большую услугу и она в знак благодарности установила мне ежемесячное пособие. Кстати, как раз по этой причине и я настояла на ежемесячных выплатах. Обычный шантажист хапнет солидный куш и даст деру. Потом его нетрудно выследить. А кто поверит, что шантажист согласился на скромное ежемесячное вознаграждение?

– У нас нет ни малейшего желания возбуждать против вас уголовное дело, – заверил Джошуа. – Деньги все равно не вернешь.

– Это уж точно, – ухмыльнулась Рита Янси и расправила на коленях коврик ручной работы.

Надо бы запомнить эту мизансцену, подумала Хилари. Пригодится для характерного персонажа в каком-нибудь фильме. Благостная старушка с примесью кислоты и перца, в первой стадии разложения.

– Все, что нам нужно, это информация, – объяснил Джошуа. – Мне хочется поскорее разделаться с хлопотами по наследству Бруно Фрая.

Миссис Янси посмотрела на него в упор. Затем перевела взгляд на Хилари и Тони. У нее были острые, проницательные глаза. Наконец она удовлетворенно кивнула.

– Кажется, вам можно верить. Задавайте вопросы.

– Первое, что нам хотелось бы выяснить, – сказал Джошуа, – это за какие заслуги Кэтрин Фрай и ее сын выплатили вам за сорок лет примерно четверть миллиона.

– Чтобы понять это, – начала миссис Янси, – нужно знать мою биографию. Видите ли, в молодости, пришедшейся на самый пик Великой депрессии, я перепробовала немало профессий, чтобы как-то свести концы с концами, и убедилась, что все они обеспечивают прожиточный минимум – не более того. Все, кроме одной – древнейшей. Только эта профессия сулила настоящие деньги. В то время это называлось «женщина легкого поведения». Сейчас говорят открытым текстом. В области секса произошли огромные перемены.

– Вы хотите сказать, что были проституткой? – удивленно спросил Тони.

– Я была очень хороша собой, – с гордостью ответила миссис Янси. – И никогда не работала на улице, или в барах, или в отелях. Я состояла в штате одного из элегантнейших заведений Сан-Франциско. Мы обслуживали только джентльменов из высшего общества. Нас было от десяти до пятнадцати девушек, и каждая отличалась красотой и утонченностью. Я неплохо зарабатывала и к двадцати четырем годам решила, что гораздо выгоднее открыть собственное дело. Я нашла подходящее помещение и вложила все свои деньги. Подобрала красивых девушек с хорошими манерами. Следующие тридцать шесть лет своей жизни я провела как «мадам». У меня было шикарное заведение. А пятнадцать лет назад, в шестидесятилетнем возрасте, я удалилась на пенсию и переехала сюда, в Холлистер, поближе к дочери и ее семье, а главное – внукам. Никогда не думала, что внуки настолько скрашивают старость.

– Все это очень хорошо, – заметил Джошуа, – но какое это имеет отношение к Кэтрин Фрай?

– Ее отец регулярно наведывался в мой бордель, – ответила Рита Янси.

– Лео Фрай?

– Он самый. Очень странный джентльмен. Сама я никогда с ним не была. Я вообще мало работала в постели, став «мадам»: все мое время забирали организационные дела, – но девушки много о нем рассказывали. Он требовал рабского повиновения, получал удовольствие, смешивая их с грязью, обзывал нехорошими словами. Это была грубая, необузданная и властная натура. Он любил извращения и не жалел денег за право делать с моими девушками все, что заблагорассудится. Так или иначе, в апреле 1940 года мой порог переступила Кэтрин Фрай, дочь Лео. Я никогда ее не видела, даже не подозревала, что у Лео есть дочь. Но он рассказал ей обо мне. И велел отправляться в Сан-Франциско, чтобы она в глубокой тайне произвела на свет младенца.

Джошуа моргнул.

– Младенца?

– Она была беременна.

– Бруно – ее родной сын?

– А как же Мэри Гантер? – поинтересовалась Хилари.

– Такой особы никогда не существовало на свете, – заявила старуха. – Ее выдумали Лео и Кэтрин.

– Так я и знал! – воскликнул Тони. – Это была слишком гладкая история!

– Никто в Санта-Елене не знал, что Кэтрин ждет ребенка, – продолжала Рита Янси. – Она носила железные обручи. Вы не поверите, что только не вытворяла бедная девушка! С тех самых пор, когда у нее случилась задержка, и задолго до того, как начать пухнуть, она стала затягиваться все туже и туже, надевая один обруч на другой. Голодала – только бы не набрать лишний вес. Это просто чудо, что она вообще выжила.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});